Слеза росы на лепестке пиона

 

Слеза росы на лепестке пиона Здравствуй, милый друг! Давно хотел написать тебе, но всё как-то не решался будить старые и, возможно, давно забытые воспоминания. Всё же тщу себя надеждой, ты ещё

Здравствуй, милый друг!
Давно хотел написать тебе, но всё как-то не решался будить старые и, возможно, давно забытые воспоминания. Всё же тщу себя надеждой, ты ещё помнишь обо мне и будешь рад получить это послание.

Знаешь, когда ты ушёл, покинув меня столь неожиданно, без малейшего намёка на скорое расставание, пожалуй, ты был прав, это лучше, чем мучительные терзания души перед предсказуемой и неизбежной разлукой. Но поверь, это было так больно, так страшно осознать твою измену в начале лета, когда расцвели пионы…

И сразу наступила осень. Поздняя осень. С утренними заморозками и
тоскливым запахом прелых листьев, надрывным криком последней электрички где-то далеко за стылым горизонтом и щемящим чувством невосполнимой утраты. А ведь мы оба любили белые пионы. Я тогда как раз писал букет в старинной вазе, а ты, как обычно, помогал мне, ненавязчиво наблюдая и временами подходя к цветам, поправлял смятый ребристый листик, благоговейно гладил их нежные, белоснежные головки, распускающиеся навстречу солнцу.

А по утрам, поставленные на веранду, они, роняя белые лепестки, тихо плакали слезами росы, в предчувствии скорого увядания. И ты ушёл, бросив меня. Картину я так и не закончил. Неисповедимы пути господни, и кто я такой, чтобы кого-то винить Но жизнь разделилась на две половины – до тебя и после.

Как хорошо нам было вместе! Ты помнишь долгие зимние вечера, когда поленья потрескивали в печке, я жарил на огне сосиски и мы ели их, я с хлебом и горчицей, а ты без. Весной же, предвестницей белых ночей, ты любил сидеть на подоконнике, неторопливо наблюдая жизнь и вечную суету большого города. Я подходил и мы обнимались, крепко и безрассудно, как и положено влюблённым, застыв в силуэте окна, пока не зажигались уличные фонари.

Во многом мы были похожи и оба одинаково не доверяли женщинам, интуитивно понимая их врождённую вульгарность и природное коварство. А женщины тебя любили… Стоило им лишь увидеть твоё гибкое, мускулистое тело идеальных пропорций, словно сошедшее с полотен художников эпохи Возрождения, взгляд, полный собственного достоинства, высокомерный и чувственный одновременно, они влюблялись в тебя без оглядки.

Ты же деликатно отвергал их, с присущим тебе природным тактом, вежливо, ласково, но непреклонно. Женщины готовы были многое отдать за право обладать тобою, возможно и мною, (не смейся, я же шучу), ты прекрасно знаешь, что в силу весьма скромных природных данных и особенно благодаря язвительному языку, большим спросом у женщин я не пользуюсь.

 

А помнишь знойный июнь, когда мы просыпались только к полудню. Ты лежал, вольготно раскинувшись на спине. Я осторожно, чтобы не разбудить, целовал твой тёплый живот, такой трогательный и беззащитный, поросший рыжими волосками, а потом потайное местечко за ухом, отодвинув буйные пряди златокудрых волос, а ты лениво освобождался от уз Морфея, постанывая от удовольствия, изгибал грациозное тело и, нежно покусывая, целовал мне пальцы ног.

А потом мы лежали на влажных простынях, опустошённые и расслабленные, безразличные к окружающему миру, счастливые и умиротворённые.

И ты бросил меня. Ушёл так внезапно…

Извини, что досаждаю старческим нытьём о временах давно прошедших, и, конечно же, невозвратных, но есть у меня и хорошие новости.
Хотя это раньше казалось невозможным, похоже, я разрулил свои дела в этом городе, потихоньку отдал долги, выплатил все кредиты и вскоре тоже смогу уехать. Поэтому я не говорю прощай, до встречи, любимый!

p.s. А натюрморт с белыми пионами я дописал.

Коту Арчибальду
На Небеса
До востребования

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *