Одинокий подсолнух

 

Одинокий подсолнух Вечер. Солнце заходит за горизонт. В нашем маленьком городке все готовятся ко сну. Овер-сюр-Уаз спокоен; он всегда спокоен. Это отличает его от таких городов Прованса как

Вечер. Солнце заходит за горизонт. В нашем маленьком городке все готовятся ко сну. Овер-сюр-Уаз спокоен; он всегда спокоен. Это отличает его от таких городов Прованса как Марсель, Тулон или Арль. Жители южных департаментов всегда импульсивны, горячи. Жители центра или севера более спокойны. Наверное, именно поэтому импрессионисты любят ездить на юг – у них буйный характер. Один из них приехал к нам несколько месяцев назад.

Я слышу внезапный стук в дверь – сильный, громкий. Я открыл дверь. Передо мной стоял месье Раву – хозяин местной гостиницы.
— Доктор Гаше, за мной, быстрее!

Я накинул пиджак и белую фуражку и побежал за ним.
— Что случилось – спросил я на бегу.
— Месье Ван Гог стрелял в себя!

Этого я и боялся! Винсент Ван Гог приехал к нам в городок вначале года. Я следил за его психическим состоянием по просьбе его младшего брата – Тео Ван Гога. Я согласился. Винсент приехал после годового лечения в больнице городка Сен-Реми и, признаться, я думал, что очень скоро он поправится, но я ошибся. Всю дорогу до гостиницы Раву я думал, как я смог пропустить рецидив болезни Винсента!

Дочка Раву открыла нам дверь. Мы бегом поднялись на второй этаж, где занимал комнатку Винсент.
— Боже… — прошептал я. – Раву прав. Винсент, у вас в животе пулевое ранение. Раву, принесите мне таз с тёплой водой, влажные полотенца и бинты.

Раву оставил нас. Я смотрел на бледное лицо Ван Гога, его голубые, но уже меркнущие глаза, на окровавленный жилет. Я помог ему снять одежду и перевязал рану.

— Пулю вытащить не могу, Раву. Рана очень серьёзная и любая операция может только осложнить состояние Винсента. Я наложу повязки.
— Вам помочь чем-нибудь ещё, Гаше
— Да. – я достал листок бумаги и карандаш. – Телеграфируйте это сообщение в Париж по указанному мною адресу. Мы должны сообщить Тео о произошедшем.
— Нет… Не надо… — сказал Винсент хриплым голосом.
— Хорошо, доктор. – ответил мне Раву и ушёл.

В комнате воцарилась тишина. Я снял фуражку и бросил её на маленький деревянный столик.

— Чёрт возьми, Винсент, зачем вы это сделали Вы говорили мне, что всё в порядке, что вам уже лучше. Я и сам это видел по вашим полотнам – они светились тёплыми цветами, ярким светом.
— Знаете, доктор… Жизнь художника такова: чем ярче полотна, тем темнее мир, в котором он живёт…

Я не раз оперировал людей и привык в тяжёлых ситуациях держать себя в руках. Но потом ощущение опасности необъяснимым образом прошло, гул в голове сменился тишиной, я увидел перед собой не только пациента, но и нового друга. Винсент приехал в Овер и вдохнул много новых эмоций. Я был рад его компании. Кроме медицины моей страстью было искусство, я всегда мечтал стать художником. Мы с Ван Гогом сразу нашли общий язык, подружились, он часто навещал меня.

— Знаешь, Винсент, кого ты мне напоминаешь
— М..
— Свой подсолнух. У тебя волосы такого же оттенка, как и подсолнухи.
— Только голова у меня более рыжая… – посмеялся он. – Знаешь, как меня звали в Арле.. Fou-Rou – Дурак рыжий!..
— А здесь
— А здесь уже ты меня провозгласил великим живописцем девятнадцатого века… Подумать только – от дурака до гения путь длиной в одну психушку…

Я заплакал. Нет, я был виноват в этом. Определённо. Я был врачом Винсента. Это я должен был следить за ним внимательно. А теперь он лежит передо мной с пулей в животе и стонет от боли! Прощения мне не будет!

Он положил свою руку на мою голову.
— Не кори себя… Всё пройдёт, всё прахом будет… Я заплатил жизнью за свою работу… Она стоила мне половину моего рассудка…

Винсент уснул. Я оставил его в комнате и спустился на первый этаж.
— Вы видели, как он пришёл – спросил я у Раву.
— Да. Он медленно ковылял к своей комнате, держась за живот. Наверное, месье Ван Гог хотел пройти незамеченным. Мы с дочкой кинулись к нему и тут я с ужасом увидел его рану. Я оставил дочь следить за Винсентом, а сам побежал к вам. Он шёл вон с той улицы. Может, Ван Гог возвращался с пшеничного поля…

Поздним вечером я попрощался с Раву, дал ему необходимые предписания и отправился в сторону своего дома. На пороге я резко остановился и задумался. Пшеничное поле… Я знаю, что Винсент давно хотел его написать, он говорил мне об этом много раз. «Хочу смотреть на что-то божественное, когда исчезну…» — сказал он мне накануне рокового дня.

Глупец! Я думал, он планировал уехать в Париж к Тео – Винсент говорил, что скучает по нему. Я думал, что «исчезну» — это значит «уеду»… Думал ли я, что он имел ввиду слово «умру»..

Я пошёл на пшеничное поле. Кругом ни души. Я пытался отыскать мольберт, кисти, краски, пистолет! Но ничего не нашёл. Раву говорил, утром Винсент уходил со всеми своими принадлежностями, а вернулся без всего, даже без пистолета. Я уверен, Винсент никуда не заходил по дороге – хорошо знаю его натуру. Он писал картины с восьми утра до пяти вечера – без перерывов.

Кто мог унести вещи Винсента Для меня навсегда это осталось загадкой… Как и то, зачем он вернулся в гостиницу

 

Прийти в гостиницу… Если Винсент хотел покончить с собой – зачем же он тогда шёл к Раву Зачем самоубийце идти туда, где ему потенциально могут помочь Он ведь знал, что меня вызовут.

Всё это не давало мне покоя. Я взглянул на свои часы. Три часа ночи. Я отправился домой.

Утром я уже был у Раву. Винсент спокоен.
— К нему лучше пока не подниматься: Тео приехал.
— Уже Очень хорошо.

Приезд Тео вселил в меня призрачную надежду, что скоро всё наладится.
Брат Винсента вышел из комнаты.

— Доктор, вы Рад вас видеть. Насколько его положение опасно
— Очень опасно. Настолько, что я пока решил не вынимать пулю. Эта операция его убьёт. Не будь у него крепкого здоровья, Винсент умер бы прямо там – на поле.

Мы с Тео сели завтракать.

— Я получил вашу телеграмму ночью. И вот я здесь.
— Винсент не хотел, чтобы вы приезжали.
— Понимаю… Мы никогда не хотели друг друга пугать. Мы ругались, мы мирились, но всегда любили друг друга. Мы даже чувствовали временами одинаково. «Я сам причина всех несчастий» — писал он мне, хотя так же я думал и о себе. Лишь бы он выжил…

Состояние Винсента нормализовалось. Тео проводил всё время с братом, они вместо курили в комнате, вспоминая своё детство. Месье Раву постоянно мне жаловался на запах табака и утверждал, что это может усугубить состояние Винсента, что это вредно в его нынешнем положении. Я, конечно же, согласился. Но ничего не сделал… Я понимал, что мне не излечить смертельную рану Ван Гога и всё, что мы можем сделать – лишь облегчить его страдания. Он был прикован к постели пулей, как Иисус к кресту. Да… Я вспоминаю наш последний разговор: за две недели до рокового дня, Винсент как-то признался мне, что смысл его жизни – жить и страдать за искусство, за мир, за правду. Достойный лозунг достойного революционера! Революционера искусства!

Винсент сказал мне: «Я понял своё призвание ещё после разрыва с Урсулой. Помнишь, я рассказывал тебе о ней»

Он рассказывал мне историю о хорошенькой девушке, в которую он влюбился в Лондоне. Бедняга хотел сделать Урсулу своей невестой, но увы – она уже была невестой другого. Винсент покинул Лондон и вернулся в Голландию, а оттуда – в Бельгию, где он проповедовал христианство среди бедных шахтёров.

«У них не было ни воды, ни еды, ни даже хорошей одежды. О, бельгийское солнце! Солнце городка Боринаж… Он навечно попал в моё сердце. Эти добрые, маленькие шахтёры, мне очень жаль, что я не смог им помочь. Молитв моих они не слушали и тогда я попытался облегчить им участь материально: раздавал им деньги, отдал им своё одеяло, свои ботинки и ткани… После этого меня и исключили из стана священников. Разве так можно Церковь должна помогать простым работягам, а она их бросала вот так – в бедности. После Боринажа я больше не пытался стать священником…»

Да, жизнь Ван Гога – это роман… Находясь в больнице, куда его упекли злые жители Арля, Винсент писал картины, именно там он создал многие свои шедевры… Его величие – в его бедствии и несчастии… И когда я видел его на кровати – с пулей в животе, — я знал: пройдёт время и его муки сделают его мучеником от искусства.

Ночью ему вновь стало плохо… Начался жар. Тео был рядом, когда Винсент умер… Он спустился к нам на первый этаж и объявил, что его брата больше нет.

На похороны пришли его друзья-художники из Парижа: папаша Танги, владелец магазина с красками, художник Тулуз-Лотрек, брат Тео со своей женой Иоганной, Раву с дочерью и я… «Пусть его картины сияют во всём мире так же ярко, как и сама природа, само солнце, сама жизнь!..» — сказал я. В гостинице, где Ван Гог умер, мы организовали выставку его работ, где каждый мог взять понравившуюся картину.

Разгадку пропавших вещей Ван Гога мы так и не нашли. Я поднял на ноги полицию Овера, но жандарм Регамон не смог найти никакой улики, даже маленькой зацепки. Из жителей городка так же никто ничего не видел…

В январе нового года я написал Тео – хотел предложить устроить главную выставку Винсента, с публикацией его писем. Но он не успел прочитать моё письмо. Он умер через полгода после Винсента от нервного недуга, не справившись с потерей близкого брата. На письмо мне ответила жена Тео. Иоганна согласилась опубликовать письма Ван Гога к брату Тео. Книга в свет вышла именно под таким названием: «Письма к брату Тео» Я же занялся публикацией других писем, которые выйдут под названием «Письма к друзьям»

Как тяжело описывать события прошлогодней давности. Как ярко встают перед глазами образы, лица, мгновения жизни… Больно писать, больно… Но нельзя написать о человеке, не поборов страх перед осознанием и, главное, — принятием его смерти. Ради Винсента и Тео я решаюсь на этот шаг!.. Пусть будут прокляты те, кто бросал и презирал этого человека и пусть будут благословенны те, кто приютил его, обогрел его. «Встань и иди» — сказал Христос Лазарю. И Лазарь встал. И воскрес. Так же и Винсент – милый, несчастный, добрый, пугливый Винсент. «Встань и иди» — сказал он художникам всего мира. И они встали.

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *