Истории из жизни реальных людей
Есть такие люди, которые предпочитают молчать. Нет, не потому что им нечего сказать. И не потому, что они немые. И пафоса в них тоже нет. Но они предпочитают молчать, потому что почти каждое слово мука для них.
Я вот как раз такая. Когда это произошло В далеком детстве. Я и не помню, как это случилось. Родители говорили, что я испугалась обычной мыши, когда гостила летом у бабушки в деревне. Встала ночью воды попить и на кухне увидела мышь. Закричала а на утро и слова нормально сказать не могла. И началось мое приключение в мире нормальных.
Сначала меня, как водится, водили по деревенским знахарям и знахаркам, которые долго водили над моей головой свечами, плавили воск на раскаленной сковородке, чтобы увидеть причину. Только зачем, если причина и так была понятна Я хорошо помню эти жуткие деревенские дома знахарок, пропахшие странными травами, с висящими в темных комнатах древними образами, возле которых они водили таинственные хороводы, пытаясь вылечить меня. В конце сеанса бабушке давали бумажку с каким-то сбором трав, а бабушка заваривала эти травы и поила меня получившимся отваром. Чаще всего он был горьким и противно-теплым. На следующий день все повторялось. Тяжелый аромат свечей, хлюпающий шепот знахарки, читающей молитву, мрачно блестящие образа в темных углах и неизменный горький отвар.
После каникул я пошла в школу и впервые столкнулась с реакцией других людей на мою новую особенность. Дети улыбались, кто-то смеялся, а учителя хмурились, когда я пыталась пересказать сказку о рыбаке и рыбке, превращаясь в пулеметчицу на букве «т». Через два дня родители отвели меня к логопеду.
Здесь не было свечей, заговоров и образов в темных углах. На смену таинственным обрядам пришли стихи, песни, занятия по правильной постановке дыхания и развитию силы голоса. Мне нравились занятия у логопеда. Может, потому что Елена Валерьевна не смеялась, когда я начинала краснеть и тужиться, пытаясь выдавить из себя слово. А может и потому, что на занятиях всегда было весело. Когда я пела или читала стихи, то слова отскакивали от моих зубов, как орехи. Ну а те слова, которые я не могла произнести, приходилось заменять. Наверное, благодаря этим занятиям у меня такой богатый словарный запас. Если вы думаете, что мы молчим из-за того, что нам нечего сказать, то глубоко ошибаетесь. Мозг работает, как обычно и даже быстрее. В мыслях уже выстроено предложение, готовы аргументы на возражения и вопросы, но язык отказывается это озвучить. Поэтому я люблю писать, а не говорить.
Конечно, моя особенность в детстве доставляла порядочно неудобств. Со мной чурались дружить сверстники, когда я пыталась им что-нибудь рассказать, они морщили брови и осторожненько отступали в сторону, готовясь дать стрекача, как только пугающий и лающий звук вырвется из моего горла. Со временем я привыкла к смешкам и улыбкам. Папа как-то записал на магнитофон мою речь и я долго смеялась вместе с ним. Это действительно смешно. Так и надо бороться с монстром. Смехом и улыбкой. Но страх все же был.
Когда меня вызывали к доске, то перед глазами сразу проносилась вся моя маленькая жизнь. Я видела глаза своих одноклассников, и от их улыбок мороз пробирал по коже, а ноги становились ватными. Они предвкушали веселье, а я готовилась к кошмару, когда пять минут, выделенные на доклад, превращались в вечность. Как бы я ни старалась справиться с волнением, волнение всегда побеждало. И тогда почти каждое слово становилось для меня совершенно непроизносимым. Дыхание перехватывало, горло сжималось в болезненном спазме, а глаза против воли слезились, когда я понимала, что вместо нормальной речи сейчас будет гусиный гогот.
Некоторые учителя давали мне поблажку и редко вызывали к доске. Другие считали, что я притворяюсь, и пытались уличить меня в этом. Пришлось подстраиваться, ведь впереди еще годы и годы учебы.
Здесь помогли занятия с логопедом, который посоветовал использовать синонимы к тем словам, которые я не могла произнести. Часто это действительно помогало, и я со временем научилась ловко подменять их, почти не сбиваясь с ритма. Слово «страх» превращалось в «ужас» и тут же спазм исчезал, и дышать становилось легче. Сложнее было с цифрами. В докладе можно сказать «три десятка» вместо «тридцать», а вот на уроках математики это звучало глупо. И монстр, довольно улыбаясь, возвращался, сжимал горло и не давал воздуху выйти из груди. Зато я полюбила русский язык и литературу. Они, мои верные помощники в борьбе с особенностью, редко мне вредили, зато очень часто выручали. Свою роль в этом сыграл и словарный запас, а мои сочинения с гордостью отправлялись на различные конкурсы и занимали там призовые места. Я даже в школьных мероприятиях участвовала, особенно, когда нужно было прочесть стихотворение. Я читала с таким надрывом и чувством, что у суровых тетушек из ГорОно на глазах выступали слезы, а мои одноклассники забывали о том, как я вчера не могла осилить отрывок из Грибоедова и шипела на уроке французского, как пузатый чайник. Паузы, если они и были, придавали моей декламации необходимый вес и еще больше тревожили сердца гостей школы. Так особенность невольно из слабости превратилась в силу.
Но некоторых вещей я по-прежнему боялась. К примеру, телефонных звонков. И входящих, и исходящих. Когда дома раздавалась трель телефона, ладони тут же мокрели, пульс учащался, а спазм сдавливал многострадальное горло. Максимум, что я могла выдавить из себя, так это «Алло». А потом мучительно долго подбирала синонимы к застрявшим на языке словам. Зато как я благодарила тех людей, кто придумал современные смартфоны и текстовые мессенджеры. Для меня они стали глотком свободы и немного снизили боязнь перед звонками. Да, порой тоже бывали казусы. Особенно на работе, когда меня просили кому-нибудь позвонить. Диалог тогда был забавным.
— Ира, ты звонила Петрову из «Фарсии» — говорил мне начальник.
— Я написала письмо, — потея, отвечала я.
— Лучше позвони. Они на письма последнее время забивают, — не сдается он.
— Я напишу смс. И в Скайпе продублирую, — язык непослушно ворочается во рту, искажая слова, а покрасневшие щеки выдают меня с головой.
— Да, Господи. Просто позвони и скажи, пусть перезвонит мне, как освободится! взрывается начальник. Интроверты хреновы!
— Да, да, — киваю я, набирая в почтовом клиенте сотое письмо с просьбой перезвонить.
В какой-то момент я решила серьезно сразиться со своим недугом и устроилась в компанию, занимающуюся продажей компьютеров. Свой первый звонок клиенту я буду помнить до конца жизни.
Он продлился всего лишь шесть минут, но когда я положила трубку и сделала глоток воды, то поняла, что правая рука побелела от напряжения, сжимая бедную компьютерную мышку, а лоб покрылся холодной испариной. «В чем дело, Ир Вид у тебя болезненный», спрашивает коллега, а я отвечаю, что простыла, и глупо улыбаюсь. Затем беру из пачки сигарету и иду на перекур. Если бы мне сказали тогда сесть и звонить, то сердце бы вырвалось из груди и ускакало в закат, наплевав на мнение окружающих и хозяйки тоже. Но со временем я привыкла. Телефон перестал пугать, как и общение с незнакомыми людьми. Сложные слова я по привычке заменяла синонимами, иногда получала штрафы за то, что нарушала какой-то сверхуспешный скрипт по продажам, но улучшения все же были налицо. Но опять же Всегда будут трудности с тем, что нельзя заменить или синонимы тоже застревают во рту и отказываются подчиняться.
Маршрутки тоже были для меня невероятным испытанием. Доходило до того, что я предпочитала полтора часа трястись до дома на троллейбусе и трамвае с пятью пересадками, вместо пятнадцатиминутной поездки на маршрутке. А все из-за того, что я не могла сказать название своей остановки. Не помогала ни перестановка слов, ни даже обычное «Остановитесь, пожалуйста». Вместо этого я «расстреливала» пассажиров своим «На пах-пах-пах-омова остановитесь» и краснела, когда ехидные бабки буравили меня своими маленькими глазками.
Решение пришло тоже внезапно и даже оказалось полезным. Я просто ждала, когда кто-нибудь назовет ближайшую остановку к моей и выходила вместе с ним. Затем улыбалась и бодро шагала домой, так и не произнеся ни слова. Однако было в маршрутке одно место, которого я боялась, как адского огня. Его все звали «Передайте за проезд», а если учесть, что стоимость зависела от остановки, то к «передайте за проезд» добавлялось и название той самой остановки. Мне хватило одного раза и трех минут, пока не освободилось место в конце салона. Даже водитель обернулся, чтобы посмотреть на мычащее, краснючее создание женского пола. «До Плоооо-оощади Л-ленина». Поэтому если я видела, что в маршрутке кроме этого проклятого места свободных мест не было, то закрывала дверь и ждала следующую. Иной раз приходилось стоять очень долго. Но лучше уж ждать, чем пытаться совладать с коварным монстром, душащим тебя за горло.
Зато в отношениях с мужчинами сложностей на удивление не было. Им нравилась моя загадочность и немногословность, которые я компенсировала улыбкой и мудрым взглядом. Хотя всегда находились те, кто называл меня пафосной бабой и напыщенной телкой. Ох, они и не ведали, что я просто переполнена словами и буквально сгораю от того, что не могу сказать то, что хочу. Волнение это только усиливало, и если человек мне нравился, то я не могла выдавить из себя даже обычную вежливую фразочку, боясь загоготать и увидеть на лице этого человека сочувствие или отвращение. Со временем тоже привыкла и научилась обманывать монстра. И все благодаря урокам логопеда. Я делала паузы, играла голосом, как натуральная актриса, то повышая его, то понижая. Проглатывала окончания слов, становясь похожей на иностранку. Заранее искажала их, если не могла произнести или подобрать синонимы. Все же это лучше мычания и гусиного гогота.
Есть лишь одна вещь в моей особенности, которую я не переношу. Я не люблю, когда мне сочувствуют. Да, кто-то назовет это недугом, но я зову особенностью. Благодаря этой особенности я начитана, потому что друзей у меня было мало, и почти все время я проводила за чтением книг. Могу подобрать синоним почти к любому слову. Знаю огромное количество песен и стихов. А еще коллекционирую анекдоты о таких, как я. Да и к монстру, чья лапа всегда лежит на моем горле, я тоже привыкла. Без него мне будет как-то пусто. Поэтому, не сочувствуйте мне. Лучше не чурайтесь меня, как прокаженной. Я такая же, как вы. Только с маленькой особенностью.
От автора: Рассказ написан для одной моей очень хорошей подруги с маленькой особенностью.
Гектор Шульц