Где я

Я никогда не любил осень. Слишком серо, сыро, мокро, гадко. Слишком людно на улицах, в магазинах, кофейнях, парках.
Да, парк. Единственное место в городе, которое хоть как-то примиряло меня с тусклыми октябрьскими днями, когда хотелось бежать, бежать, как можно дальше, забыв, кто я и от кого бегу. Смешно.

Питер совершенно ясно мне объяснил, кто я и почему не смогу никуда деться отсюда.

Считаю, это мерзко с его стороны, но я вынужден был подчиняться ему тогда. И сегодня всё ещё вынужден. Но скоро всё изменится, я уверен.
Дождевая пыль, не дождь, висела в воздухе тем утром, когда я, напялив куртку поверх старой толстовки Питера с символикой Red socks, вышел из квартиры на девятом этаже под самой крышей. «Квартира» — это ещё громко сказано. Одна спальня, крохотная кухня и душевая с унитазом или туалет с душем, как хотите. Ну, окей, ещё кладовка в цоколе и балкон три на два фута. Я держал там скейт и коробку с зимними вещами, пока… А, чёрт. Неважно.

В кофейне на углу опять появился новый бариста. Худенький парень с испуганными глазами и парой свежих ожогов на голубоватой коже предплечья. Я бы мог дать ему пару советов, но только улыбнулся, насколько позволяли приличия, заказал привычный двойной эспрессо и бросил четвертак в банку с надписью «Хочу на Луну». Смешной он. Луна. Ну ок, Луна так Луна, мне четвертака не жалко. А кофе он варит неплохо. Пожалуй, зайду вечером, похвалю, чтоб не робел так и не обжигался больше.

Офис встретил меня затхлым воздухом, кипами бумаг и танцующими в воздухе пылинками. Опять Коринн не оставила окно открытым. Тьфу, это ж я уходил в пятницу почти в полночь и напрочь забыл о такой удобной штуке, как микро-проветривание. А Коринн… Да она забыла дорогу в этот пыльный офис, сразу, как уволилась, ещё в мае. Немудрено: сидеть два месяца почти без зарплаты (редкие гроши авансом не в счёт) в кабинете с нервным боссом, варить ему литры кофе и надеяться, что завтра всё будет по-другому.

А что я мог поделать Ничего. Питер сказал — жди. И я ждал. Только он забыл предупредить, что «жди» означает «живи, как сможешь, подохнешь и чёрт с тобой», а не «я позабочусь о тебе, братишка». Я ждал, потом снова ждал, потом Коринн ушла, дальше плохо помню. За всё лето я появился в офисе раза три-четыре, когда надо было оплатить счета за аренду, и только.
Почтовый ящик с обшарпанной уже табличкой «P&T Kolman» каждый мой визит оказывался переполнен рекламными буклетами, а я искал в нём конверт, телеграмму, открытку, хоть что-то, что дало бы мне немного уверенности и понимания: Питер в порядке и наш план работает.

Ничего не происходило в этом мире так, как я хотел. Никогда. Я даже родился невовремя. После Питера. А должен был — до. Но нет. Мой прекрасный умный брат вылез первым, оставив мне пожизненную роль младшенького дурачка. Каких-то восемь минут навсегда отделили меня от престижной роли старшего, знающего, мудрого. Не судьба. Матушка, к её чести, никогда не делала различий, хвалила и наказывал обоих. Папаша свалил через пару лет: видимо, в его планы не входил двойник старшего сына, который тоже почему-то хотел есть, пачкал штаны и орал по ночам. И Колман-старший выбрал свободу, ведь не быть отцом гораздо проще, чем растить сразу двоих сыновей. Я его понимаю и не виню. Матушка старалась сделать нашу жизнь насколько возможно приемлемой и мне не в чем упрекнуть её, а если бы и было, я бы не сделал этого. Сам став отцом в семнадцать, я понял, каково было ей. И каково было моему отцу, хотя он был вдвое старше, когда мы с Питером решили явиться на этот свет.

Джилл ушла от меня через год, забрала Сэма и ушла. Сказала, ей нечего ловить в этом городе, а я — совсем не тот человек, с которым она хотела бы провести лучшие годы жизни. Слышал, сына она отправила к матери, а сама укатила во Флориду. Я пытался её вернуть, скажу честно, даже ездил к её родителям повидать Сэма, но он меня не узнал или сделал вид. Хотя какой вид, пацану двух лет не было. Мать Джилл сказала, что плюс-минус ребенок ей не мешает, и действительно, я видел младших братьев и сестер Джиллиан, и Сэм неплохо там смотрелся. Во всяком случае, ему точно не было одиноко, когда я уехал. Несколько лет я высылал ему на Рождество и день рождения немного денег, но потом мне написала мать Джилл, сказала, что та забрала ребёнка и уехала, не оставив адреса, а потому переводы больше не нужны. Я ответил сотней баксов, запиской с просьбой передать это Сэму, если получится, и на том моя семейная жизнь окончательно завершилась.

Я осел в небольшом городке на побережье, занимался то тем, то этим. Тут меня и нашёл Питер. Более успешный, он ухитрился закончить колледж, откуда я вылетел после интрижки с Джилл, потом ещё поступил в университет и на моём фоне выглядел весьма представительно. Один пиджак чего стоил! Не то что мой — с распродажи сто раз уценённых товаров. Да и ладно, не в этом дело. Дело было в идее. Я тогда прозябал в городской газете, писал новости, объявления, некрологи — в общем, всё, что требовалось. Зарплаты хватало на плохонькую квартиру, средний кофе и, пожалуй, почти и всё.
Так я сказал Питеру.

Он тормошил меня, бегал по моей кухне, завалил стол какими-то схемами, таблицами, расчетами. По всему выходило — он гений. А я опять дурак. Ибо не верю ему, не слушаю, не понимаю, зря матушка не сослала меня в интернат мне там самое место, развеможнобытьтакимтупым…

Мне было двадцать семь. Где-то далеко мой сын вовсю ходил в школу, а когда-то любимая девушка нянчила младших детей и гладила новому мужу рубашки (к тому времени до меня дошли слухи, что Джилл вышла замуж, родила погодок и вполне довольна).
Я отчаянно хотел выбраться из той жизни, куда сам себя устроил, но совершенно не видел путей. Или не желал видеть, как бы это ни звучало. И тут явился Питер. Забросав меня информацией, он пропал на полгода. Его таблицы и расчеты я сунул в чемодан, отнёс в кладовку и вернулся к своим некрологам.

Прошла зима, и апрельским вечера брат появился на моём пороге. С новыми таблицами и с ещё более безумным взглядом. Объясняя мне свою теорию, он чуть не плакал от восторга, убеждая меня, что всё непременно получится именно так и никак иначе. Я обещал подумать. Он снова уехал. Через год пришло письмо аж из Юты, мол, жив-здоров, заканчиваю работу над проектом и выезжаю к тебе, что ты там надумал, давай решайся, я же ради тебя всё это делаю.

Ха, ради меня. А я просил Просил. Но не его, а высшие силы. А Питер явно не они. Хотя, если вспомнить, с каким видом он разглагольствовал о своей идее… Он вполне мог причислить себя к кому угодно. Я не ответил на письмо. Тем более, жизнь стала налаживаться. Я встретил Коринн, меня повысили, я планировал уйти от босса в свободное плавание.

Так и вышло. Почти. Я ушёл, но хватило меня надолго. Я рассчитывал, что самостоятельно вполне осилю то и это, ибо в совершенстве изучил работу в газете среднего уровня. Но оказалось, что работать на босса значительно проще, даже если это такой босс, как был у меня. Коринн помогала, как могла, переехала ко мне и стала экономить на всем, чтобы у нас были деньги на рекламу. И мы держались, сколько могли.

Смогли два года. Протянули на энтузиазме и консервированном супе. А потом Коринн сказала, что степень её альтруизма не настолько высока и, пожалуй, она готова пережить наше расставание, если это принесёт ей свободу. Что ж. Аргумент «свобода» сработал безотказно. Не мог удерживать того, кто хотел уйти. И она ушла.

И конечно, тут же нашелся Питер. В этот раз он приехал молча, сел на моей кухне, без таблиц, схем и прочего, и сказал то, что я никогда не ожидал от него услышать.

И теперь я снова живу в ожидании его возвращения. Потому что мой умный старший брат сделал то, что должно изменить всю нашу жизнь, его и мою. И Джилл. И матушки. И отца, если он жив, хотя, что ему будет.

Каждое утро я покидаю свою крохотную квартирку на девятом этаже, беру кофе в кофейне на углу, прихожу в пустой офис и жду. Питер сказал, это всё, что мне нужно делать. Остальное — он сам.

Солнце заглянуло в окно, я понял, что пора домой. Опустив жалюзи и заперев дверь, я вышел из офиса, добрёл до кофейни. Тот же бариста, бледный мальчик с отметинами от кофейной машины на руке, устало улыбнулся мне.

— Сделай мне самый крепкий кофе, какой только можешь и… как тебя зовут
Бариста кивнул, повернулся к машине. Через минуту или около того кофе был готов. Я расплатился и пошел к выходу.
— Сэм, меня зовут Сэм, — донеслось до меня вдруг. Я дёрнулся было назад, но усилием воли не остановился и вышел за дверь. Руки дрожали. Какого черта! Мой Сэм слишком мал, хотя такой же бледный, худенький и светловолосый. Почему я так разволновался
Я поглотил кофе, смял стаканчик и зашвырнул его в кусты. Опомнившись, полез доставать, достал и выкинул в урну. Дошёл до парка и упал на ближайшую скамейку.

Народу почти не было. Редкие прохожие. Пара собачников, пожилые супружеские пары, мамы с младенцами в колясках. Я равнодушно смотрел сквозь прохожих, отмечая их, но не реагируя. Мимо прошла стройная светловолосая женщина с двумя девочками, одна чуть старше другой. Малышки звонко хохотали, прыгали, дёргали мать за руки, но она не сердилась, а только улыбалась им. Мягкие черты женского лица показались мне до боли знакомыми. Я потянулся к ним, мозг отдал команду связкам, они не сомкнулись, и вместо окрика я издал хриплый шёпота: «Джи-и-илл..».
Невероятно. После крепкого кофе мне всё же казалось, что я сплю и вижу странный сон. Абсолютно не понимая, что происходит, я не знал и как реагировать. Женщина не услышала или сделала вид, и вскоре звонкий смех её дочерей стих за поворотом парковой тропинки.
Я досидел до темноты, дождался фонарей и побрёл домой.

На коврике у двери сидел Питер. Я рванулся к нему, схватил за грудки, встряхнул несколько раз и отпустил, не в силах сказать хоть слово. Махнув рукой, открыл дверь и, пройдя в спальню, упал на кровать. Через минуту тихие шаги дали мне понять, что брат стоит на пороге. Я развернулся к нему.
— Слушай, Пит. Я схожу с ума Что происходит
Брат покачал головой.
— Всё в порядке. Только… Тот день. Он действительно всё изменил, но не так, как я хотел.
— О чём ты Какой день
Он вздохнул.

— Подойди сюда, — он прошёл в коридор и встал перед зеркалом.
— Помнишь, в пять лет мы полезли на крышу к мистеру Тайсу, а ты наткнулся за гвоздь, когда забирался по лестнице, и мама всё боялась, что ты повредил глаз
Я подошел, покачал головой.
— Это ты наткнулся на гвоздь. У меня нет шрама.
— Помнишь, как в двенадцать мы поспорили, что съедем с холма на велосипедах Я сломал руку в двух местах и два месяца не мог писать. Ох, и злилась тогда мисс Ли.
Я, всё ещё не понимая, снова покачал головой.
— Погоди, это я слушал все уроки, записывая левой рукой какие-то каракули в тетради.

Питер прошёл на кухню.
— Всё не так, брат. Не так. Я знаю, что произошло, но не знаю, почему это привело к таким последствиям. Я рассчитывал на другой результат.
Понимаешь… Дело в том, что… В каком-то смысле, я — это ты. И наоборот.
Я машинально подвинул табуретку к столу, сел, не отрывая взгляда от лица Питера. Похоже было, что он не врёт. Но как

— Сколько тебе лет
Я задумался. Двадцать семь мне было, когда Питер впервые пришёл со своими бумагами. Потом прошло время…
— Тридцать два… Кажется.
— Да. И нет. Тебе, как и мне, тридцать два. Но в то же время, тебе нисколько. Смотри.
Он достал из кармана джинсов портмоне, из него несколько полароидных фото.

Матушка и я, а вот наш дом. Джилл у нас на крыльце. Отец — я скорее угадал, чем узнал его. И ещё одно фото. Не в силах взять его в руки, я отодвинулся от стола, насколько смог, но глаза уже выхватили главное — буквы, цифры.
12.06.1980 — 12.06.1980. Ти Джей Колман. И игрушечный грузовик на небольшой гранитной плите.

Я вскочил, с трудом удерживаясь на трясущихся ногах.
— Пит, что за шутки
Навернулись слёзы, мир расплылся.
— Прости, брат. Я обещал маме, что я сделаю это. Что однажды придёт день. И он пришёл. Только не всё получилось так, как я хотел. Я не смог спасти тебя. Но смог показать тебе жизнь, которая могла бы быть.
Голос не слушался, я будто оглох, скорее угадывая слова Питера, нежели слыша их.
— К…какой день
— День, когда я изобрёл путешествия во времени.

Как в тумане, я видел брата, сидящего за столом на крохотной кухне крохотной квартиры на гребаном девятом этаже старого дома в забытом богом городке. Я видел маму, спускающуюся с крыльца нашего дома, она улыбалась и махала мне рукой. Мне ли

Я видел Джилл — светлые волосы, редкие веснушки, легкий пушок на щеке подсвечен солнцем. Видел Коринн — упрямо сжатые губы, потемневшие от дождя волосы прилипли ко лбу, но зелёные глаза улыбаются, а её горячая ладонь доверчиво ложится в мою. Я видел Сэма — светловолосый малыш, заливисто хохочущий у меня на руках, серьёзный паренёк лет восьми в старой выцветшей бейсболке, бледный бариста в кофейне на углу, свежие ожоги на нежной коже предплечья и чуть смущённая улыбка.

А я… где же я

Источник