Три_ада (18+)

 

Три_ада (18,) 1. Кенеонакенги (Ворон на трех когтях) А моя жена стала рыбой. Большой и сильной, она следует за мной вверх по реке, бьет хвостом по правому плечу, стоит мне уснуть, и уговаривает

1. Кенеонакенги (Ворон на трех когтях)

А моя жена стала рыбой. Большой и сильной, она следует за мной вверх по реке, бьет хвостом по правому плечу, стоит мне уснуть, и уговаривает вернуться. Она считает, что нет смысла преследовать белого демона, а нужно спуститься в долину, собрать выживших, сжечь мертвых и уходить на запад. Она говорит, зря мы тогда напали на деревушку за перевалом, зря я забрал себе цилиндр белого старика.
Я точно знаю, это моя жена. Она всплывает на поверхность и смотрит на меня из воды немигающим взглядом, когда я пью из реки и вытираю губы скальпом белого демона. А мы с братом, словно волки, осторожно шагаем вверх по реке высматривая кровавые следы на камнях, щупаем теплые угли костровищ.

А моя мать стала орлом. Каждое утро она вылетает из-за моего левого плеча и парит над местом, где ночевал белый демон. Она кричит и зовет нас с братом скорее прийти туда, где он прячется. Она хочет, чтобы мы вспороли ему легкие, и он, подобно рыбам на берегу, жадно хватал ртом воздух. Чтобы мы рассекли ему спину, и кровь брызнула бы в стороны, подобно раскрывающимся крыльям. После чего мы снимем с него скальп, чтобы было обо что вытереть руки, повторив все, что он сделал с нашей матерью и моей женой.

Мы пьем отвар ивовых и кленовых листьев, чтобы лучше слышать их голоса. Сегодня орел кричит совсем рядом, осталось немного. Следы говорят, что он ранен. В правую ногу, чуть выше колена, стрелой, наверное. Кровь на камнях черная, со сладковатым привкусом, а значит, обломок еще в ноге. Его рана гниет и уже отравляет его. Я поворачиваюсь к реке:
– Не смотри мне так в след, любовь моя, это не займет много времени…

Мы расходимся с братом в стороны, обходим с тыла. Белый демон провел тут много времени, он ослаб, я вижу сапоги, куртку, кожаную шляпу. Первым на него бросается брат попадает прямо под выстрел. Его тело отбрасывает в сторону. Белый демон перехитрил нас. Еще выстрел и еще один. Боль взрывает мое плечо, топор падает на землю. Белый падает на меня сверху с ножом, он силен, хотя и корчится от боли, когда я хватаюсь за обломок стрелы в его ноге. Мы катимся по склону к реке, он ревет и хрипит, как медведь перед смертью. От него пахнет гнилой кровью.

Орел кричит еще громче… ничего, вот-вот, и я превращусь в орла или в волка! Нож жалит, подобно огромному клюву птицы, подобно взгляду матери перед смертью, подобно осознанию, что всего этого могло не быть, если бы не пошли по следу. Я лежу у реки, моя кровь течет по песку и смешивается с водой. Белый демон подползает ближе, хватает меня за волосы, чтобы снять скальп. Он тяжело дышит. Вода прохладная и приятная, я ползу к ней. Моя жена смотрит на меня из-под воды, я тоже хочу быть рыбой. Перед тем как стать ею, я слышу выстрел, нож демона падает рядом, и все заканчивается.

2. Артур Кейли (Арти Ангелочек)

– Это было, как в кошмарном сне, пастор! Мы свернули за угол и оказались будто в облаке пыли! Лошади, стрелы, копья, крики, рожи дикарей, будто с того света. Словно жуткая волна из самого адова пекла, и разукрашены эти дикари так же. Особенно этот в старом цилиндре. Никак в Мидроке снял, может, даже с твоего отца, а, Трикси
Они с пастором дотащили меня до этого места. Сам бы я во век бы не дополз.
– Я едва успел заметить, как падают Стиви, Рэнни, а Гарри и полковника эти черти просто на куски разорвали, – продолжаю я свой рассказ, – Я-то, ясное дело, дал деру, да вот не успел маленько…
Огрызок стрелы торчит из моей ноги. Кожа вокруг какого-то странного сиреневого цвета, дьявол, доползти бы до коновала!
– Доведете, а – спрашиваю я пастора и Трикси. Там по пятам еще двое дикарей идут, двоих я уложил, как раз три заряда в револьвере, еще два скальпа, полторы сотни!
– Эх, сюда бы мою Острую Бетси, и я бы обоих снял с перевала… Научил бы чтить Библию!* Трикси, детка, ты забрала мою винтовку А Ну признавайся! Полторы за этих двоих, да еще два в котомке.
– Ты бы бросал котомку да торопился до города. Если повезет, и ногу отнимать не придется, – говорит Трикси.
– Или оставят ногу, а отнимут голову и отправят в Форт-Уэрт или Дуранго, в первом за нее дают двести, а во втором — все пятьсот! – приговаривает пастор. – Помнишь, кого ты убил в Дуранго
– Ха-ха, еще бы не помнить, пастор! Как ты корчился на полу, бормоча что-то на латыни, а изо рта лилась кровь. Я тогда думал, как бы свалить на индейцев четыре револьверные пули в твой живот Да за твою голову дали бы не меньше, кабы знали, что ты делаешь с детьми в своем приюте! – злобно отвечаю я. – Ничего-ничего, никому не удавалось словить Ангелочка Арти! Вот бы мне еще винтовку, а, Трикси Где она Зачем ты ее украла
– Ты бил меня и угрожал, размахивал ею… А помнишь, той ночью, когда вы все напились Ты чуть не задушил меня, когда прижал стволом, а потом… потом… – она смотрит мне прямо в глаза и, черт побери, от ее взгляда кровь начинает кипеть, и кажется, что нога меньше болит. Да, дьяволовы конюшни, ее кожа, глаза, груди! Трикси — это лучшее, что было со мной! Эх, вернусь в городок, залечу ногу…
– Ну, детка, наши молодцы устали гоняться за краснокожими. Да, я не сдержался, остальные тоже… Скотская жизнь, скотская работа, что ты хочешь Тут ты такая в платье. Я ничего не мог поделать! Это все для вашей же безопасности, ну, чтобы вы спали спокойно, чтобы никакие краснорожие…
– Не убили всю мою родню, да – ее голос спокоен, будто речь идет о курах на Пасху. – Где же был ваш славный отряд, когда апачи зарубили топором моего отца Когда с брата живьем содрали кожу Ты думаешь, мне спокойно спалось в ту ночь, когда ты со своим ружьем

Я скривился от боли в ноге. Чертова стрела, и выдрать бы, но любое прикосновение вызывает такую боль, что я вот-вот потеряю сознание.
– Да не обращай внимания, она из тебя слезу хочет вышибить! – вмешался пастор. – Ты же не слабак Смотри, дикари вот-вот уже будут здесь, тебе нужно приготовиться.
– До Мидрока осталось пара часов пути, попробуй, ты дойдешь. Оставь дикарей, их мало, они не пойдут дальше. – Трикси покрепче ухватила меня за правое плечо.
– И прийти пустым, без гроша, лишиться двух шикарных скальпов Да что ты за тряпка Разве так я тебя воспитывал Ты можешь устроить им западню. Вот тут положишь сапоги и куртку, а сам заберешься наверх с револьвером, – пастор показывает мне на потухший костер, груду камней и веток, где можно укрыться.
– О, я помню, как ты воспитывал. Старый приют на краю пустыни. Библией по пальцам за опоздание на молитву, огромные сальные руки, гнилостное дыхание в самое ухо, слюна и пот, капающие на шею, там, в темной духоте исповедальни. Я никогда не забуду эти исповеди и причастия. Чтоб тебя черти в аду так драли! – я не успеваю закончить свою гневную тираду, скрючившись от боли в ноге.

Пастор смотрит на меня с дурацкой улыбкой праведника. Ладно, черт с вами, и откуда вы тут взялись Я накрываю курткой груду камней, кладу рядом шляпу и сапоги, а сам едва успеваю забраться на проклятый валун, прежде чем лес накрывает тишина. Чтобы не орать от боли, сжимаю в зубах свой боуи*. Птицы смолкли, даже мухи боятся жужжать. Лишь дурацкий орел кружит над головой, да плещется рыба в реке. Жуткая пронзительная тишина. Я печенкой чувствую, когда тишина не сулит ничего хорошего. Голова немного кружится, фигуры Трикси и пастора подрагивают в сумерках. Вдалеке показался дымок от города, эх, может, и стоило… Они появились внезапно, обходили сзади.

 

Старый кольт подпрыгивает в руках. Одного я уложил сразу, тупой краснокожий: его копье стукнулось о валун, накрытый моей курткой, но второго удалось только обезоружить. Придется помучаться. Кровь в вине, а плоть в хлебе, не так ли вы учили меня, пастор Так вот жизнь — это вино и хлеб, которые приходится выгрызать зубами из черствой плоти этого мира. Или ножом.

Я только помню, как мы катились по склону, как я ревел от боли, как истекал кровью поганый апач в драном цилиндре. Он ползет к воде, кровь струится по мокрому песку. Ничего-ничего, не долго тебе осталось, отдышаться бы.
– Пастор, Трикси Может, поможете – пытаюсь крикнуть я, но слышу лишь свои хрипы. Их нет рядом.

Я перехватываю свой боуи, чтобы содрать с дикаря вожделенный трофей, как вдруг слышу щелчок замка и выстрел малютки Бетси. Я ни с чем не перепутаю этот звук. А в следующее мгновение меня швыряет вперед, выворачивая наружу ребра. Я еще успеваю увидеть, как пульсирует на песке мое сердце и как со склона спускаешься ты, Трикси с моей винтовкой в руках.

3. Беатрикс Риджфилдс (Трикси)

Я знала, что они вернутся. Зло всегда возвращается, как говорил заезжий пастор из Дуранго. За всю ту боль, за родных и да будут мертвые мне свидетелями, горите в аду! Щелчок, искра, яркая вспышка, приклад больно бьет в плечо. За моего отца! За меня!
– Да, дочка, будем! Увы, я так и не смог уберечь тебя, я так и не смог, прости, – я будто слышу голос отца где-то за правым плечом.

В воде у берега плавает тело мертвого индейца. Течение вот-вот унесет его, где-то рядом с ним плещется крупная рыба. Огромный орел рвет клювом поношенный цилиндр, кажется, такой же носил отец. А этот Ангелочек Арти, вы только посмотрите на него теперь! Жалкий слизняк смотрит на меня, словно на розу какую, а его кишки размазаны по песку.
– Да, я украла твою винтовку, когда вы отправлялись за скальпами. Да, специально ради этого. Да, я ждала тебя в этом ущелье четыре дня. Хотела тебе похвастаться, жалкий кусок навоза, я оставлю нашего ребенка. И мой отец, и тот пастор говорили, что аборт – страшный грех. Даже если через силу… Слышишь Я рожу его, чтобы и он успел проклясть твое имя! Да как ты услышишь
– Я слышу тебя, малышка Трикси. Теперь я всегда буду рядом с тобой, – мне кажется, его тень нависает надо мной где-то слева. – Ты молодец, моя девочка! И где ты научилась так стрелять А теперь возьми-ка боуи и срежь скальпы с краснокожих. Да и за мою голову есть шанс выручить кругленькую сумму. Наш ребенок ни в чем не должен нуждаться.

Его тело с разорванной грудиной лежит передо мной на песке, а голос шепчет на ухо с тем самым жутким и слащавым сладострастием, как в ту ночь.
– Оставь их, Беатрикс! Не неси в город эту гадость! Хватит пачкать руки, не плоди ненависть! – говорит во мне отец.
Я вешаю на плечо еще теплую винтовку и беру в руки боуи.

*Библия Битчера – так называли винтовку Шарпса. Самое дальнобойное оружие Дикого Запада. Острая Бетси – по аналогии с английским Sharp Betsy.
*Боуи – большой охотничий нож с широким лезвием, и характерным скосом на обухе возле конца острия. Был назван в честь Джеймса Боуи, героя Техасской революции (да, музыкант Дэвид Боуи взял себе псевдоним в честь ножа, его настоящая фамилия Джонс)

картинка: Клявина

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *