Истории из жизни реальных людей
Мы сидели там же, где началась наша история — на бетонных ступеньках перед его домом, прямо у распахнутой двери, обшарпанной, выходящей на узкую улицу. Здесь, по крайней мере, была тень и Тео мог снять опостылевшие солнцезащитные очки. За эти месяцы он сильно осунулся, анализы, идеальные для его возраста и наплевательского отношения к здоровью, не могли убедить организм в том, что ему ещё предстоит пожить. Неизменным оставалось только одно: густая угольная чернота вокруг глаз. Буквально угольная, он постоянно тёр глаза перепачканными пальцами, мне иногда казалось, что уголь просто въелся в кожу и уже никогда её не покинет.
— Я не думаю, что буду там уместен, — твердая шкурка апельсина наконец-то поддалась, сок брызнул во все стороны.
Я попыталась смахнуть капли, но только наставила разводов на домашних штанах. Пятна расплывались между каплями краски, где-то между турецкой голубой и венецианской красной. Оставалось только махнуть рукой, хуже этим брюкам уже не будет. А вот апельсин сам себя не съест.
— Я так не считаю. Ближе тебя у меня человека нет, и моя свадьба без твоего на ней присутствия праздником не будет. Даже не пытайся откосить, я не армия, я тебя найду, — я вытягиваю из застывших пальцев дольку и отправляю в рот, даже не проверяя, за пятнадцать лет научилась даже краску есть.
— Я подумаю, — тяжело вздохнул он, признавая мою правоту.
Я, довольно взвизгнув, повисла на нем, прижимаясь липкими от сока губами к сухой коже щеки. Тео ответил крепкими объятиями, пахнущими краской, растворителем и, к моему большому сожалению, едва уловимой усталостью от жизни.
Полтора десятка лет назад дверь была покрыта свежей краской, пятна которой были везде на пятнадцать метров вокруг дома. Соседи, как сейчас помню, закатывали глаза, шумно называли моего нового — на тот момент, разумеется — знакомца чудаком, но то и дело норовили сунуть мне в сумку кто яблоко, кто что-то из овощей, шепотом радуясь, что о Матео теперь есть кому позаботиться. Я дико смущалась, пыталась отказываться от угощений, но быстро уяснила, как пылко обижаются смуглые матроны, косо, но старательно изъясняющиеся на моем родном языке. Тео хохотал минут десять, когда я впервые пришла с огромной корзиной, лупающая глазами как разбуженная сова. Отсмеявшись, заставил выучить три способа сказать “спасибо”.
Не учел только одного — степень умиления над нездоровой бледности девицей только возросла, поэтому в первый месяц домой я добиралась переулками. Как по закону подлости, именно там меня и встречали мои неожиданные кормилицы. Горе-художник сначала хохотал, потом просто хмыкал, а однажды ночью я все-таки застала его над грандиозным бутербродом. До этого мне казалось, что питается он исключительно вдохновением.
Я вернулась из воспоминаний, размыкая объятия и снова устраиваясь на ступеньке рядом. Город за время нашего знакомства сильно изменился, из соседей той золотой поры осталось около половины. Мы как раз рассматривали изгибы трещины между дверью и окном на доме одной из наших кормилиц. Той самой, что передала съеденный апельсин.
— Знаешь… тащи краски. У меня идея.
— Какие — этот вопрос можно считать единственным уместным в такой ситуации.
Но Тео меня уже не слышал, только рукой махнул, мол, что принесешь. Я метнулась в дом, рассматривая запасы. Нога зацепилась за коробку с остатками всех подряд материалов, а в голове щелкнуло. Пока несла ящик на улицу, молилась только об одном: лишь бы дно не выпало, но конструкция выдержала, только занозу я поймала, вот и все.
Он кивнул, забирая материалы и на миг задерживая взгляд на моей руке. Увидел занозу, притянул ладонь к своему лицу и зубами вытащил щепку из кожи, тут же ее сплевывая.
Кисти были проигнорированы, я уже представляла, как через несколько часов буду отмывать с него краску. Ладно, не в первый раз. Я вернулась на ступеньки крыльца, с расстояния наблюдая за работой. Помахала руками Пекарке, выглянувшей с балкона, обменялась приветливыми репликами. Тео только кивнул, всплеснул руками, изображая что-то невразумительно-доброжелательное. И вернулся к работе.
На закате трещина скрылась с глаз за ветками апельсинового дерева, увешанного такими плодами, что пальцы сами начали искать еще один апельсин, но наткнулись только на кожуру.
Тео обернулся, мальчишески улыбаясь и словно помолодев лет на десять. Тугой узел в моей груди немного ослаб.