Улыбка вечности

 

Улыбка вечности Астродесантники заняли места в конференц-зале стандартного шаттла для межгалактических перелетов. В зале царили шепотки и разговоры, шутливые подколки и ответные смешки.

Астродесантники заняли места в конференц-зале стандартного шаттла для межгалактических перелетов. В зале царили шепотки и разговоры, шутливые подколки и ответные смешки. Полковник – лектор – кашлянул, и все посмотрели на него, приготовившись слушать. Он помолчал полминуты, дождавшись гробовой тишины, и начал.
– То, что я вам сейчас расскажу, находится под грифом «Совершенно секретно». Но поскольку вы крайне безалаберно относитесь к межзвездным перелетам, я не могу не устроить минутку ликбеза. Тем более, что ваш уровень допуска и срок давности информации позволяет допустить для вас определенную степень осведомленности. Я разослал вам на планшеты обязательство о неразглашении. Подпишите, и начнем.

Собравшиеся один за другим развернули на голопланшетах документ и приложили палец к обозначенному внизу квадратику, поставив личную биометрическую подпись. У полковника высветился список. Убедившись, что последние подписи получены, он удовлетворенно кивнул, отложил свой планшет в сторону и приступил к лекции.

– На протяжении всего своего существования люди исследовали природу эмпирическим путем. Пока мы пришли к современной науке и ее возможностям, зачастую один человек был вынужден приносить себя в жертву во имя всего племени: выясняя, съедобна ли та красная ягода с куста, можно ли употребить в пищу пластинчатый гриб с красивой оливковой шляпкой или что будет, если укусит черный паук с красной точкой на брюшке. Кем они были, истории узнать не дано, зато мы с вами знаем, что не надо употреблять в пищу волчьи ягоды, бледную поганку и приближаться к черной вдове. Так и эффект резонанса, на котором построена современная космонавтика, имеет две стороны: позитивную для человечества и негативную для человека…

* * *
– Райли, открой дверь! Сколько вас там
– Семеро.
– Да вы что, коллективно с ума посходили!

Из-за двери послышалось невнятное бормотание и очень усталый вздох.
– Оль, мы должны.
– Да какая жестокая необходимость в том, чтобы самим испытывать на себе резонанс Это небезопасно!
– Откуда ты знаешь Ни одно животное при экспериментах не умерло.
– Но мы не знаем, что они испытывали! Райли, то, что животные возвращались невредимыми – еще не показатель! Сейчас не время жертв во имя науки!
– А когда-то такое время было Или будет

Она почти увидела сквозь тонкую переборку, как рыжеволосый астрофизик разочарованно качает головой.
– Во все времена ради науки, ради знания человек был готов пожертвовать собой. И в пещере по нескольку месяцев ученые сидели, чтобы понять, как психика поведет себя в космосе. И перегрузки на себе испытывали. И в космос в итоге полетели. И тоже после того, как собаки живыми остались. Иногда безумство – единственное, что отличает нормального ученого от другого нормального человека.
– Райли…
– Не надо нас переубеждать.
– А как же роботы Датчики Разве недостаточно того, что при резонансе почти вся электроника выходит из строя, и не вся потом включается А с человеческим телом что тогда будет А с сознанием Мы же понятия не имеем, как это все работает!
– В том между нами и разница. Ты – инженер, космотехник, у тебя мышление прикладное, практическое. Тебе позарез необходимо знать – как. Как работает узел квантового резонатора, из каких деталей и материалов состоит, как его чинить, если он сломается. А я ученый, Оль. И мышление у меня научное. Мне надо знать – почему. Почему резонанс работает именно так. Почему металлы кагомэ обладают сверхпроводимостью Почему среди всего разнообразия их семейства только сплавы с лютецием дают такую электронную сингулярность, чтобы обеспечить нужный резонансный отклик, а сплавы, например, с цезием – нет Когда ты видишь кошку, тебе интересно, зачем ей усы, а мне интересно – почему у нее усы, как так вышло, что эволюция наградила кошку усами
– И что с того, ну будешь ты знать, почему у кошки усы Кому будет легче, если ты за это знание умрешь
– Потому, Оль, что через вот это «почему» с промежуточной стадией «почему именно так» рождается «так вот как это работает», и из него – «а вот что из этого можно сделать». Резонансный двигатель тоже результат такого «почему».

Она вздохнула раздраженно, потерла лоб, встряхнула головой, и темно-шоколадная коса, небрежно заплетенная вокруг головы, чуть не рассыпалась.
– Хорошо, пусть будет почему. Но почему именно вы Нельзя было, что ли, группу добровольцев подготовить, раз уж так приспичило
– Кто-то другой обязательно напутает и все испоганит. Нет, это должен быть только я. Мы.
– Да чтоб вас… Ты понимаешь, что ты можешь умереть А твои… идейные последователи Ладно, если уж на то пошло, буду циничной. У Кары полный дом кактусов, у Сашки только два кота, как-нибудь раздадим и пристроим. Допустим, даже родители Ника переживут, хотя мне сложно это представить. Но остальные! У тебя самого сыну всего три года, ему нужен отец, а не его научное геройство ради фактов и теорий!
– Зато это будут теории и факты, нужные для всего человечества. И для него в том числе. Он поймет, когда вырастет, а вот почему не можешь до сих понять ты, хотя уже взрослая…
– Да кому они будут нужны, если тебя самого не станет Смерть – величина конечная! Ничего уже для тебя не будет. О себе ты не думаешь… А о тех, кто тебя любит, ты подумал О жене, о сыне О…

Она хотела продолжить, но сдержалась. Не время и не место. Но он понял.
– Розовые сопли в сахаре, Оль. И приемчики грязные. Космос — неподходящее место для разговоров о любви. Иди уже, тебе пора наш шаттл отстыковывать. А то график эксперимента нарушится.

Ольга в бессильном отчаянии медленно погладила дверь, словно гладила зверька, и холодный металл под пальцами чуть ниже сменился теплым. Вздрогнув, она остановила ладонь, интуитивно поняв – Райли точно так же стоит, прижав руку к переборке по ту сторону, и это тепло – тепло его руки.
– Райли…
– Мы не изменим решения. Иди.

Ей захотелось хорошенько выматериться, ударить кулаком, да посильнее, но она только плотнее прижала ладонь к двери, отвечая теплом на тепло. Тихо выдохнула:
– Райли… Удачи.
И поймала в ответ такое же тихое, едва слышное:
– Спасибо.
Она ушла быстро, почти бегом. Но в конце коридора, перед тем, как нырнуть в шлюз и закрыть его за собой, не выдержала и оглянулась – дверь в лабораторию оставалась заперта.

Спустя несколько часов она стояла на обзорной палубе и смотрела на транслируемое извне изображение. Крупная металлическая капля шаттла с отчаянной командой ученых внутри словно падала вверх, повернув тонкий конус резонансного двигателя вниз. Будто у космоса есть верх или низ, грустно усмехнулась она.

Сейчас несколько часов уйдет на подстройку под частоту колебаний звездной системы, к которой уйдет шаттл, потом еще время на раскачку, время на поправку под ритмику звездного сектора и ритмы Вселенной… Старик Риман был прав, и множественность пространств и подпространств, в которых вообще невозможно пользоваться евклидовой геометрией, доказали и описали. Весь космос – гигантские медленно пульсирующие соты, а пустоты в них заполнены темной материей. Найди нужную частоту, настройся на нее – и через место, где нет координат, нет пространства, нет времени, да и скорости света тоже нет, потому что ты одновременно и свет, и материя, и звук, путешествующие неспешно по волнам песни Вселенной, резонируя вместе с ней – окажешься хоть на противоположном краю космоса. Надо только точно знать, как поет нужная тебе звезда, иначе рискуешь застрять в тягучей вечности вне времени навсегда.

Теоретически резонанс безопасен. Что такое срок жизни и инфразвуковые колебания клеток тела человека в масштабе миллионов лет, размеров и параметров пульсации Вселенной С другой – резонанс способен разрушить что угодно, а малейшая ошибка – привести к непредсказуемым последствиям. Пока ребенок качается на качелях – он часть колеблющейся системы, но если он решит спрыгнуть, хорошенько раскачавшись, но что-то не рассчитает – как далеко его унесет безжалостная физика

Ольга наблюдала за раскачкой шаттла, но перед ее глазами стояла не картинка из космоса, и не данные с голограммы справа от нее, где медленно кружилась многомерная модель космоса, и рядом – ползущая вверх бесконечная череда цифр и формул, яркие точки входа и выхода шаттла из риманова пространства на галактической карте. Перед ней были искры в темно-зеленых глазах, рыжие пряди, что вечно топорщатся в разные стороны, веснушки и бесшабашная улыбка.

 

Серебристая капля задрожала, зашаталась из стороны в сторону маятником, стала оборачиваться вокруг себя, мелко подрагивая. Контуры стали расплывчатыми, нечеткими, еще мгновение – и остался только яркий силуэт на сетчатке наблюдателя, а сам аппарат взорвался разноцветными искорками. Ольга моргнула – рассеялись и они. Там, за миллион с копейками световых лет отсюда, они сложатся в каплю шаттла снова – резонанс не имеет понятия времени и происходит мгновенно. Но что будет с людьми внутри…

Оставалось только ждать. И нормальными здесь были только один факт и одно знание – ожидание продлится всего неделю. Целую неделю!

Неделю у Ольги все валилось из рук. На малейший писк аппаратуры она кидалась к обзорному экрану – вдруг вернутся раньше Но вестей не было и неделю спустя. И еще неделю. К концу третьей недели она извела сама себя – надо было вскрыть дверь и надавать оплеух по самодовольной рыжей морде! А потом поцеловать. И поплакать, уткнувшись куда-то в середину груди. И все равно, что жена и ребенок, хоть душу отвела бы.

На двадцать третий день после отправки шаттла пространство возле стационарной научной базы, висевшей унылым многоугольным пятном около Марса, озарилось пеленой радужных световых вспышек. Ольга спала, но мгновенно встрепенулась – почему, она и сама не смогла бы сказать. Так и понеслась к стыковочному шлюзу – босая, сонная, растрепанная. И сразу поняла – что-то не так. Поцарапанные, побитые, но с выражением космических масштабов спокойствия на лице, ученые постепенно переходили из маленького исследовательского шаттла в основное пространство станции. Молчаливые, холодные донельзя. Ольга не рискнула и рот раскрыть, как Райли посмотрел на нее и улыбнулся. Но она почему-то не обрадовалась.

Да что с ними произошло Она не знала, но почти физически осязала их неправильность. Чуждость. Будто побывав в резонансе они стали… другими. Это не были глаза человека, на нее смотрела сама Вселенная. И даже если в глубине этого изумрудного янтаря застыл сам Райли – он прекратил и малейшие попытки выбраться, намертво застряв где-то внутри самого себя.

* * *
Семеро смельчаков прожили полгода. Сначала от полного отсутствия вменяемого сознания и животной агрессии и следующего за ним маниакально-депрессивного психоза их состояние переходило к кататоническому ступору. Они могли сидеть днями, неделями в одной и той же позе с приклеенной на лицо полулыбкой, неживые, неподвижные, музейные муравьи, застрявшие в изумрудной патоке Вселенной. Потом их кидало в состояние отсутствия чувств – и в этот период они превращались в семерых гениев. Их продуктивность не знала предела – как не знала пределов и их полная выключенность из того, что называется человечностью. Машина, инструмент на службе бескрайнего космоса и науки. Да что там, хирургическая сталь – и та могла показаться более живой. Они не узнавали близких, не задавались моральными или этическими границами в экспериментах, да им вообще на все и всех, кроме науки, было наплевать.

Потом периоды начали увеличиваться, словно невидимая качель раскачивалась по все более широкой амплитуде – и вот уже не неделю они не двигались, лишь улыбаясь, а две, три, месяц. На исходе последнего проблеска личности, где-то в промежутке между звериной агрессией, плачем, смехом и переходом в обездвиженность, Райли посмотрел на Ольгу, на жену и сына, пришедших его проведать, улыбнулся настоящей, живой улыбкой и сказал только одно:
– Песнь вечности… что может быть прекраснее.

И улыбка сменилась на ту, другую. Иную. Ольгу передернуло, и она прошептала куда-то в пустоту:
– Улыбка вечности…
Выражение стало нарицательным. Группа погибла через пару дней – начались необъяснимые и непонятные процессы в организме. Их кидало то в жар, то в холод, то сердце колотилось, как бешеное, то дыхания почти не было заметно. В конце концов первыми у всех отказали почки. Потом сердце.

* * *
– Теперь астронавты знают, что при резонансе нельзя оставаться в сознании. Трагический, но необходимый опыт. Эффект резонанса не действует на животных, предположительно потому, что животное не обладает настолько же развитым сознанием, как человек. Поэтому, чувствуя неладное, собаки и крысы цепенели, вводили себя сами в подобие транса, а люди просто не смогли вовремя понять, чем это грозит человеческому мозгу и личности, – с сожалением в голосе закончил полковник Андервуд. – Список погибших вы можете видеть в каждом межгалактическом шаттле на стене конференц-зала. Это традиция.

Он показал рукой на приметную табличку. Ее знали наизусть все, кто так или иначе в космосе побывал, но мало кто представлял себе, что за семью именами и фамилиями прячется неприглядная смерть во имя науки, человечества и любопытства.
– Так что, надеюсь, информация пойдет вам на пользу, – с привычным тщеславным апломбом произнес полковник, перевоплощаясь из талантливого лектора обратно в придирчивую военную язву. – И советую не пренебрегать инъекцией анабиотика, чтобы через полгода после полета вас в один непрекрасный день не нашли с «улыбкой вечности» на лице.

Он чуть заметно дернулся, но тут же ядовито усмехнулся и продолжил:
– С тех пор примерно раз в год-два находится смельчак, которому «все эти ваши ученые – не указ!» или, как вариант, «что правительство от нас скрывает». Еще ни одного не то что не вернули из резонансного состояния сознания, но и просто не спасли. И чем грозит полный резонанс физическому телу – науке пока неизвестно. Но я бы не рекомендовал вам проводить на себе опыты. Можете идти.

Астродесантники вышли, с негромким гулом обсуждая полученные сведения, но часть осталась. Внимательные, серьезные, не сговариваясь, они собрались единым фронтом и подошли к лектору. Андервуд прищурился. Чего от них ожидать Вперед выступил самый молчаливый. Разумеется, кто еще.
– Кем он был

Андервуд вздрогнул, уже хотел съязвить про совпадения и ограниченное количество имен и фамилий для всего многообразия человечества, но смешался под взглядами и перевел взгляд на табличку. Четвертая строка. Торжественный блеск мемориального серебра. Призрачный росчерк живой, настоящей улыбки хранится в самой глубине сердца –напротив намертво застывшей в памяти улыбки вечности. Райли Андервуд.
– Моим отцом.
– Мы будем гордиться этими именами.

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *