Истории из жизни реальных людей
Как я попал сюда Зачем попал Нахуя вообще существуют эти потаённые, сказочные уголки на городских окраинах моей Родины Я попадал, бывало в страшные, пропахшие масляными красками студии обиженных судьбою художников, где вскрывались вены и рисовались портреты томатным соусом на обоях. Я был на театральных вечеринках депрессивных актеров с громкой музыкой от Рахманинова и разбитыми бокалами на холодном, мраморном полу. Всё это можно было терпеть, пока в глотку лилась волшебная смесь грога, пива и водки.
Всё это можно было простить себе и миру, за голых женщин на подоконниках и разбитую гитару в обоссаном углу. Перебираясь из одной камеры пыток в иной, прокуренный канабисом салон с абсентом я мог видеть и наслаждаться падением душ в выгребные ямы ада и очищением тела с помощью китайской лапши и феназепама. Я вообще неприхотлив в выборе компаний и собутыльников. Что на остановках общественного транспорта в окружении дождей и ветров, что в теплом помещении с колоннами и портретами в золоченных рамках везде есть место удивлению и радости.
Везде есть выход или там лаз какой на тёмную улицу, где фонари почти не горят, а в окнах граждане страны моей бьют посуду и матерят правительство. Ходить по таким улицам нужно и важно. И главное нюхать воздух можно закрыв глаза с поднятой головой, подобно волку. Но, вот здесь я растерялся. Я увидел окружающую среду смещённую то ли влево то ли вправо, то ли вообще, плывущую по неустановленной орбите в темноту, от которой ожидать чего-то весёлого, к примеру, не стоило.
Это было подвальное помещение с неучтённым количеством комнат. В этих комнатах двигались люди. В этих же комнатах они и останавливались с посмертными масками на лицах. Здесь не употребляли кокаин, не пели светлыми голосами и не ругались на правительство. Здесь все смотрели на меня с одной единственной целью перерезать мне горло когда я усну на поддоне, застеленном историческими, полосатыми матрасами как в холерном бараке. И главное — отсюда не было выхода или допустим приоткрытой форточки в загаженном сортире, освещённом тусклой лампочкой ватт на сорок. Мы сидели по кругу, центром которого был пустой ящик из-под патронов. На ящике стояла громадная сковородка с жареной картошкой, буханка хлеба и соль в деревянной плошке. Стаканы мы держали в собственных руках и бухло наливали самостоятельно как меньшевики-эссеры. Никакого коллективизма, каждый за себя и плевать на упавшего с поддона сектанта.
Если вы когда-нибудь захотите умереть без соплей и причитаний приходите в этот подвал. Вас поймут и даже не похоронят. Вас просто снесут в одну из этих неучтённых комнаток чтоб не пахло. Липкий пол под ногами шевелился, но кто его шевелил было не важно. Мы пили то, что принёс я и ели картошку маленькими ложками. Лиц я не видел рук тоже, а вот ложки запомнил навсегда. Маленькие такие ложки с узорами на ручках. Я встал и спросил «Где у вас дверь на улицу» Тишина была мне ответом и только кто-то вздохнул в правом углу хриплым бульканьем больных лёгких. Тогда я пошёл по комнате, натыкаясь на тёплые дыхания и запахи.
Тяжёлые взгляды обитателей подвала царапали мне щёки, но пошли бы он на хуй, эти взгляды. Я вышел в коридор. Он был бесконечен вдоль и узок поперёк. Я двинулся наугад с бутылкой самогона и надеждой на выход. Я спотыкался о чьи-то руки и головы. Но, я не слышал злых голосов. Только вот доносились сюда мучительные, глухие звуки насилия за холодными стенами. Кого там резали или ублажали меня не интересовало. Но, пахло по прежнему плохо. Она наткнулась на меня внезапным образом. Вскрикнула по кошачьи и закрыла голову руками. Её рыжие волосы были спутаны и грязны. Руки худые и бледные тряслись крупной дрожью как после портвейна с пивом под утро на чужом балконе. Ты чего, дура спросил я. Она взглянула на меня и прошептала — «Не бей пожалуйста и дай выпить этого…»
Я налил ей пойло в стаканчик. Она выпила и глазами сказала «Спасибо». Ты знаешь как отсюда выйти на свет божий спросил я. Тут все подохнут, сюда за этим приходят, а выхода нет ответила она глядя в пол. Пойдём со мной, ты хоть разговаривать умеешь предложил я и направился вглубь коридора. Она молча пошла за мной как собака. А впереди тьма и вспышки событий неприятных. Кто-то грыз чьи-то кости, кто-то танцевал в одиночестве под собственную, внутреннюю музыку, кто-то стонал не то от боли, не то от наслажденья. Шли мы не долго. Тяжёлая, драная дверь полуоткрыто смотрела на нас с печалью и состраданием. За ней бегали световые зайчики и играла песня «Как упоительны в России вечера». Словам поэта Пеленягрэ я доверял всегда, даже когда терял веру в романтику после безумных стриптизов на крышах московских общежитий. Так вот, за дверью могла быть жизнь. Могли быть другие люди и танцпол. Я открыл эту дверь и мы вошли в новую комнату.
Там действительно были человеческие тела и мигали фонарики на потолке. Треснувший бумбокс выдавливал музыку с флешки в танцующие фигуры. Тени на стенах корчились в ритмичных судорогах, а по углам тлели хищные огоньки сигарет. Стоять в этих условиях по мещански, с бутылкой самогона в руках и девушкой за спиной было глупо конечно же. — На, выпей и потанцуем давай предложил я рыжей незнакомке, наливая в стакан. Я тоже выпил. И мы прижались друг к другу как на выпускном вечере. Пел Ричард Маркс свою «Right Here Waiting». Мы кружились в танце или мы стояли, а всё вокруг кружилось без танца и наоборот как-то. Плыли образы светлые, оставшиеся там, за пределами этого подвала и запаха гнилых зубов. Я видел небо и облака. Я видел девушку с огненными волосам и розовым лицом. Её голубое платье развевалось на ветру как морской флаг и гибкие, красивые руки тянулись ко мне, что бы поймать, удержать и одарить бесконечным поцелуем. Кружение становилось всё более волнительным и сердце моё то терялось, то находилось в разных местах вселенной. И спросил я Как звать тебя, милая, кто послал тебя ко мне такую светлую и чистую — Анастасия я, и никто меня не посылал, ты сам пришёл ко мне, человек ответила она мягким, смущенным голосом. И пусть так… пусть так будет говорил я целуя эту прелесть. Пел Мурат Насыров «Я это ты». И никого не надо нам. Всё что сейчас есть у меня… Удар был сильным, но неточным. Я упал спиной на жирный, грязный пол, привычно прикрыв лицо рукам, пытаясь ногами отбиться от тех, кто рядом шуршал обувью. Били сбоку в почки. Надо вставать, надо перекатываться и вставать. Потом будет поздно. Я схватил первого, кто попался за ноги и рванул вниз. Сам же я вскочил боком в сторону и открыл лицо. Увидел всю свору. Понял не прокатит. Только к стене, а там сколько получится. У стены всегда есть шанс. Но, не в моём случае. Не в этом подвале, не в этой жизни… Меня бросили возле голосящего бумбокса. Я не нужен больше, я подохну через полчаса под музыку Chemical Brothers. А люди в комнате били Анастасию в живот и таскали за волосы. И женщины и мужчины били её как рабыню. Она нарушила какой-то местный закон. Тут есть законы В моей стране законов нет, а тут есть. Как так-то Но, мою девушку поставили на колени и стащили грязные джинсы. Да какая она моя девушка
Ещё утром я не знал о её существовании. Иди ты к чёрту рыжая блядь! Не нужны мне эти дурацкие облака и морские флаги. И песни Пеленягрэ не нужны. Мне нужно в больницу пока кровь из башки не вытекла. Анастасию терзали сзади татуированные оборванцы и били по зубам спереди кривоногие алкоголички с белыми волосами. Девушка дёргалась словно на вертеле, закрыв глаза и тихо воя хриплым голосом. Кто-то в полосатой рубахе сел ей на спину и ударил кулаком в затылок. Руки её подкосились и лицо вошло в пол кровавым венцом, забрызгав чью-то кожаную юбку. Тогда и загнали ей в рот битую бутылку Балтики 9. Тогда и замолчала она наконец-то романтичная дура. Под песню Трофима потащили её за ногу прочь из комнаты. А ненужные джинсы отшвырнули в самый дальний угол. Я хотел сказать что, песни Трофима гавно и под них убирать мертвых людей с танцпола негоже, ведь есть же Шнур или к примеру Арбенина, вот под них и тащите. Но, воздух в лёгких так и не набрался для голоса. Зато ко мне подошёл один из местных в золотой куртке. Он присел на корточки и спросил Ты про выход интересовался Да, спрашивал… всё-таки произнёс я медленно. Пойдём кратко позвал он вставая. Я не могу… Можешь, тут не твоя территория обернулся он. Как я встал, как я шёл не спрашивайте. Почему в коридоре было так много мух и сырости Кто
говорил мне вслед проклятия и лозунги последних лет Плевать на это. Главное, что нашёл я себя сидящим возле мусорных баков во дворе супермаркета «Магнит». Там всегда можно что-то найти. А уж такой дряни как я полно на всех помойках моей Родины аккурат после всяких там преобразований и реформ. Я, плюясь кровью и соплями по сторонам, шатаясь побрёл в сторону остановки на улице Горького. Оглянувшись, я увидел того в золотой куртке, курившего возле светофора и внимательно наблюдавшего за мной. Я погрозил ему кулаком. Я верил, что найду тот подвал, прихватив баклажку керосина, но вера эта была слаба как и все веры на свете. Потом подошёл автобус и я уехал в каменные микрорайоны с работающими лифтами. Там батареи горячие и мусоропровод. Там всё легко забывается и с десятого этажа приятно плевать на всякие там ничтожные островки памяти.
Солнце только-только показало свою лысину промеж многоэтажек и антенн.
espyatin
http://v.com/wall-148376574_164713