Мы ищем таланты

 

Мы ищем таланты Александр Евгеньевич Тушев долго перечитывал последние пять страниц принесенной рукописи. Уж больно понравилась ему развязка детектива: финальная глава как-никак. В его огромных

Александр Евгеньевич Тушев долго перечитывал последние пять страниц принесенной рукописи. Уж больно понравилась ему развязка детектива: финальная глава как-никак. В его огромных ручищах листы бумаги (он предпочитал физический формат электронному) казались совсем маленькими, словно шпаргалка. Наконец, редактор бережно положил рукопись на стол перед собой и, облегченно выдохнув, утонул в монструозном кресле, возвышавшемся над посетителями словно царский трон. В целом, для молодых авторов это и был трон в каком-то смысле.
— Ну ты, Гриша, и да-ал!.. Блестяще, как всегда блестяще! Три книги залпом, и ни единого провисания! Молодец, чёрт тебя побери!

Григорий сдержанно кивнул в ответ. Это был невысокого роста человек, в чьих мягких чертах лица вечно проявлялось какое-то усталое примирение с миром. В целом, жанр детектива с элементами мистики ему подходил: в самом авторе тоже было что-то не от мира сего, но при этом не вызывающее опасений для людей. Он был… Словно пуфик, забытый посреди комнаты в стиле хай-тек — безобидный, но всё-таки чуждый строгим линиям стекла и металла. Сейчас, застыв напротив этого громадного, во всех смыслах, человека, он терпеливо ждал, когда редактор дочитает, чтобы…

— Это мы в печать быстро отправим. С твоей грамотностью, думаю, редактирование много времени не займет, как раз к Новому Году после праздников можно будет заниматься черновиком следующей книги. Учитывая успех трилогии, думаю, надо ковать железо, пока горячо! Верно, Григорий Романович.. Литература, хе-хе, дело такое, как кузнечное мастерство! Нельзя давать горнилу остыть! — Александр Григорьевич оживился и грузно опёрся на стол, широко улыбнувшись и не сводя немигающего взгляда с визави.

Григорий сглотнул. Если не сейчас, то уже никогда, как убеждал себя автор по пути в издательство. Надо решиться.
— Видите ли… Видите ли, Александр Евгеньевич… Я хотел бы окончить серию и заняться другим… — Григорий моментально стушевался, когда брови редактора взметнулись вверх, едва не переехав на блестящий, тщательно выбритый затылок. — Ну, то есть… Понимаете, возможно, не навсегда, но взять паузу хотя бы… Заняться… Другим.

Редактор покачал головой.
— Не понимаю я тебя, Гриша. Объяснись, друг сердечный.

Григорий заторопился.
— Знаете… Я безумно рад тому, что мы сотрудничаем и… Как вы обо мне заботитесь, но этот детектив… Не совсем то, чего я хотел… Ну то есть, чему посвятить жизнь… — автор окончательно запутался и сконфуженно посмотрел на Тушева. — Понимаете, что я имею в виду, Александр Евгеньевич..

Тот нетерпеливо закивал. Ну разумеется, это рано или поздно случается. Каждый раз, когда молодые писатели добиваются первого успеха, у них срывает голову. Они моментально воображали, что вот-вот — и напишут что-то такое, что прославит их, вознесёт их звезду на уровень Достоевского, Сартра, Ремарка… Увы, реальность была гораздо циничнее, и хотя Тушев был из тех редких типов, которые всё-таки видели в творческих людях — творческих людей, а не только способ выжимания денег, со временем он окончательно удостоверился: выше головы не прыгнешь. Талант либо есть, либо его нет совсем.

— Понимаешь ли, Гриша… — Тушев опустил голову и задумался, аккуратно положив руки на желтеющие в свете лампы листы, словно стараясь спрятать их от создателя. Как объяснить этому безусловно симпатичному молодому человеку, что любой magnum opus для него — авантюра, что надо дальше торить свою колею! Редактор поднял тяжелый взгляд на сжавшегося автора и медленно продолжил:
— Понимаешь, Гриша, ты ведь не первый, кто ко мне приходит, и не первый, кто считает себя… Солнцем русской словесности, если позволишь так высказаться. Но, к сожалению, тут всё гораздо сложнее. Как твой редактор, я считаю, что тебе лучше продолжить серию. Я думаю, тут потенциала еще минимум книги на три. Минимум! А вот потом уже можно будет и сворачиваться, и заниматься другим. Ну что ты, милый мой, в открытые ворота ломишься! Какая муха тебя укусила
— То есть, вы считаете, что у меня таланта не хватит.. “Солнце”! Но ведь через четыре книги… Мне будет уже лет тридцать пять!.. — горько воскликнул Григорий.
— А что поделать Гриш, давай будем честны. Ты мне очень нравишься, ты свой потенциал реализуешь на сто процентов! Скажу больше и по-секрету: из всех молодых, с кем я работаю, ты один из самых творческих, но не солнце, увы, не солнце. Уж больно чувствуется влияние на твое творчество других. Ты, как луна, отражаешь свет других светил. Но ты погоди расстраиваться, у нас и таких, как ты, мало, раз-два — и обчёлся. Большинство так, тлеют максимум. Так что не переживай, мы и за твой лунный свет платим и будем платить хорошо. Ты, Гриша, нужен, и нам, и литературе. Твои детективы рекорды по продажам бьют, а ведь это в наши дни, когда подобный жанр уже вымер!

Григорий сидел, подавленный. Тушеву показалось, что тот сейчас расплачется, поэтому редактор ободряюще помахал рукой.
— Не падай духом. Итак, ждать ли нам от тебя следующую рукопись.. — подняв взгляд писатель увидел напряженный взгляд, за внешней заботой которого где-то в глубине тёмного зрачка лихорадочно поблёскивала жадность: лишь бы не сорвался, лишь бы не ушел.

 

Григорий тоскливо подумал, что ни одна хладнокровная тварь, ни одна рептилия или акула не сравнится с тем чудовищным терпением, с которым люди ведут свою охоту. Ему уже не выбраться из заботливых объятий редактора — духу не хватит. А ведь о чем-то таком он и хотел написать, подобная идея давно зрела в его голове…

Сказанное редактором оглушило Григория: он словно почувствовал как будто стеклянный сосуд с пронзительным звоном лопнул внутри, изранив всё нутро. Перед глазами вспыхнул ассоциативный ряд: стекло — осколки — рана — кровь — боль… А в следующую секунду автор понял, насколько это безнадежно банально. Он моментально ощутил правоту Тушева: да, он не гений. Его удел — это подсмотренные у кого-то идеи, почерпнутые метафоры, лучше уж и дальше клепать детективчики. Лучше уж талантливо отражать чужой свет, чем вообще брести в темноте.

— Что ж, я вас понял, Александр Евгеньевич… Да, вы правы, пожалуй, отложу эту идею. В конце концов, не смертельно, набью руку пока что, — ровным голосом сказал Григорий, поднимаясь из кресла.
Тушев кивнул и встал из-за стола, приобнимая писателя и провожая его из кабинета. Он бросил взгляд на часы и мысленно поморщился — засиделись. Затем редактор дружески затараторил, пытаясь как-то подбодрить протеже:
— Ты, Гриша, только не расстраивайся. Тебе сейчас надо дело продолжить, а потом уже… Черт с ним, у нас солнца в литературе вообще сейчас нет, и не предвидится, поэтому свети себе и свети. Еще станешь у нас акулой пера, ты только не торопись…

Григорий покивал головой, пожал руку Тушеву и пошел к выходу. Он устало размышлял о том, что впереди хотя бы есть пара месяцев, чтобы отдохнуть. В конце концов, было бы глупо надеяться на чудо: он примерно представлял себе, каким будет разговор. Предчувствие не обмануло.

Выйдя на улицу, Григорий застегнул куртку и огляделся. Сильный ветер сдирал кожу с лица, противный ноябрьский вечер навалился на город. Позёмка под ногами навевала несуществующие воспоминания о барханах Гоби, тут и там поблёскивали зеркала луж.

Мегаполису было плевать на неудачи людей, фонари равнодушно делились электрическим светом, который внезапно показался писателю невероятно фальшивым.

Он поднял голову, но небо было пустым и закрытым, словно глаз профессиональной нищенки с бельмом.

Никакой луны. Никакого небесного света.

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *