Истории из жизни реальных людей
Жил когда-то в городке близ густо-зелёного леса один человек. Никто не знал точно, где он родился, когда или откуда пришёл. Историки лишь фиксировали: Ишка писал. То есть так его называли и этим он занимался.
В толпе его не узнать, не различить, не вычислить, только если сам не выскочит перед носом, как чёртик из табакерки. Не предложит кулёк миндаля, спелый абрикос посреди зимы или журавлика из бумаги — нечто, собеседнику непривычное. Одни говорили, что он рыжий, другие уверяли, мол, седой. Более-менее сходились на одном: Ишка любил слова.
Он подбирал их везде, где видел: свисающие с потолков и крыш, запрятанные между подъездными батареями старых хрущёвок. Зарытые в бабушкином саду, принесённые дождём или почтальоном вместе с рекламными буклетами. Гуляющие меж прохожих.
Ишка внимательно слушал.
У него отсутствовал чёткий план перемещений, жил он понемногу везде и везде же гулял: то у моста, то на набережной, то вообще в квартале промышленном… Появлялся, где хотел, откуда хотел — исчезал, прихватывая с собой старые книги, пожелтевшие газеты и листовки.
Но больше всего по какой-то причине ему нравились квитанции, счета и чеки. Он навешивал их кучками на длинную нить и прокидывал гирляндой у окна или меж соседских балконов, когда собирался уходить.
Увидевшие этот знак знали и по секрету спешно рассказывали знакомым: «На данной улице можно получить важный совет».
Правда, запланировать это мероприятие или подготовиться к нему не представлялось возможным. Услышал новость — беги немедленно, так надёжнее. Иногда Ишка после своего представления мог задержаться на час, иногда — на несколько суток. Отвечал, понятное дело, не всем. Бывало, в следующий раз его замечали спустя неделю, бывало, он пропадал на целые месяцы. За такое время многие вопросы вянут, теряют цвет. Но некоторым везло.
Говорили, что Ишка много шутил, чуть меньше кривлялся, подкидывал людям строчки из малоизвестных книг — терпеть не мог односложные ответы, — а некоторым в ночь присылал письма. Почерк каждый раз был разным, обратного адреса, разумеется, не имелось. Зато имелась печать — круглая, детская, пахнущая пластиком и быстро тающими на солнце чернилами, ярко-красная звериная лапка. Так и узнавали.
Содержание писем считалось негласно-строжайшим секретом, о нём не судачили даже самые юркие сплетницы, чтобы не накликать беду. Какую — неведомо. Адресаты признавались только, что им дают подсказки, где лежат-стоят-висят-летают правильные слова по тому самому «очень важному вопросу».
Один местный летописец в своей Большой Книге указывал, что считает своим долгом донести до читателей престранный факт. Ишку помнил он сам, помнил его отец, дед, прадед и даже те, кто был задолго до, — сохранились упоминания…
Что совершенно не помешало людям и дальше искать нелепые бумажные гирлянды.