Королева и Зеркало

 

Королева и Зеркало — А знаешь ли, дружочек мой, отчего в эльфийском царстве уже очень давно нет королей и королев Отчего некогда процветавший бессмертный народ угасает, словно свеча —

— А знаешь ли, дружочек мой, отчего в эльфийском царстве уже очень давно нет королей и королев Отчего некогда процветавший бессмертный народ угасает, словно свеча — внимательно посмотрела на меня тётушка. Она знает, как я люблю ее истории.

Я устроилась в кресле поудобнее, поджав ноги к груди. В камине потрескивал огонь. Полумрак маленькой комнаты уютно обволакивал — самое время послушать тётушкины небылицы.

— Столетия назад в эльфийских землях, что южнее далеких северных территорий и севернее южных королевств, западнее восточных берегов и восточнее западных морей, правила ясная Омалье Моамей. Последняя из рода первых эльфов. Гордая и прекрасная королева.

«Разумеется, гордая и прекрасная! Какими ещё могут быть эльфы» — подумала я.
Тётушка заприметила мой лукавый взгляд.

— Как и все эльфы, конечно. Они все же лишь полулюди, — пояснила тётушка. — Их красота далека от человеческой. Мы и вообразить не можем, каким неземным великолепием наделены эти существа. И все же Омалье Моамей была прелестнее всех прочих. О ее пленительности эльфы слагали песни.

Я попыталась представить красивейшее из существ, что видел свет. Но на ум почему-то шли только гадкие веснушки, усыпавшие собственное лицо, да непослушные пряди волос.

— Надо сказать, Омалье Моамей была истинно мудрой правительницей. Она принесла мир во многие эльфийские земли, раздираемые междоусобицей, и объединила разрозненные княжества.

Я снова попыталась представить самое прекрасное существо, но уже на коне и в серебряных латах. Однако под сверкающим шлемом у Омалье Моамей по-прежнему были все те же веснушки. Гадкие-прегадкие.

— Тетя, а что же люди
— Люди — уточнила, тётушка, поправляя съехавшие на носу очки. — История людей шла своим чередом, временами переплетаясь с эльфийской. Но то были редкие случаи, о которых нынче и не всякий вспомнит. Видишь ли, эльфы издавна следуют завету первых: за людьми всегда приходит закат. Потому они и сторонятся нас. Ждут беды.
— А по-моему это несправедливо, — заметила я.
— Омалье Моамей тоже так считала, — ответила тетушка. — Королеве представлялась общей судьба людей и эльфов. И в знак добрых намерений она пригласила в свои земли послов человеческого царства. С большим опасением встретили это решение ее поданные, но вера в прозорливость королевы оказалась крепче — эльфийские княжества поддержали стремления Омалье Моамей.

Самое прекрасное существо теперь нравилось мне больше.

— Триста тридцать послов прибыли ко двору Омалье Моамей с многочисленными дарами и подношениями. Люди привели породистых скакунов, мулов и коров, привезли шелковые ковры, шахтуш, парчу, драгоценные камни, золото и серебро. Множество диковинных искусных вещей заполнили подвалы эльфийских замков. А уж сколько заморских вин было опробовано эльфийской знатью! Сколько пива и медовухи! На третий день торжества, когда королевский двор был насквозь пропитан хмелем, один из послов подступил к королеве и попросил аудиенции. То был посланник крохотного королевства, столь малого, что упоминание о нем не встретишь ни в одной из книг современности. Человек подвёл королеву к дару, стоявшему от других особняком. Накрытое куском темной бархатной ткани, нечто возвышалось над Омалье Моамей и источало немоту.

 

От упоминания о загадочном подарке по телу пробежали мурашки. «О как, может тетушка жути нагнать на ровном месте».

— Как это — не понимала я.
— Очень просто, дружочек мой. Эльфы чувствуют, что все, сделанное руками человека, сочится им самим, его эмоциями. А у предмета не было «переживаний». Он был нем. «Ваш дар молчит, — заметила королева. — Он не желает говорить со мной». «Он заговорит, ваше величество, обязательно заговорит!» — убеждал посол Омалье Моамей. Человек сдёрнул покрывало с предмета и перед королевой предстало огромное белое зеркало. Словно в озере молока отражалась в нем Омалье Моамей. «В нужный час это зеркало раскроется вам, ваше величество. И вы увидите в нем многое, чего не замечали раньше», — произнёс посол и тихо удалился. Оставшись наедине с подарком, королева с любопытством стала рассматривать себя в зеркало, поворачиваясь и так, и эдак. Но не увидела в нем ничего, кроме блеклого отражения. «Пустая диковинка», — подумала Омалье Моамей, однако ж велела отнести зеркало в королевские покои. Так зеркало поселилось рядом со своей хозяйкой.
— Ты говоришь о нем, будто оно живое.
— А ты слушай дальше и скажешь мне сама, — хитро глянула на меня тетушка. — Время шло, а зеркало все молчало. Омалье Моамей позабыла о словах, сказанных когда-то послом маленького человеческого королевства. Может, и королевства того уж не было на свете. А подарок продолжал жить подле бессмертной эльфийской правительницы.

Огонь в камине начинал слабеть. Тетушка встала со своего кресла, чтобы подбросить поленьев, и на мгновение замерла у камина.

— Прирожденный танцор — огонь, — вдруг отвлеклась от рассказа тетя. — Весёлый и задорный, когда согревает тебя, безжалостный и неистовый, когда жаждет забрать своё тепло обратно… Мир, принесённый когда-то в эльфийские земли был долог, но не вечен. Между княжествами снова вспыхнул огонь ненависти. И в этот раз он был такой лютый, что даже сама Омалье Моамей не знала, как погасить его.
— Почему, тетушка
— Как и желала королева, эльфы стали делать робкие шаги навстречу людям. Однако амбиции некоторых эльфийских князей повели их дальше. Две знатные семьи вознамерились заключить династический брак с дочерью одного из людских королей. Человеческие территории, которые достались бы назначенному супругу, были столь велики, что князья потеряли головы от жадности. Начались распри, потянувшие в бездну противостояния и соседние эльфийские земли, и человеческие силы. Омалье Моамей было больно видеть, как рушится хрупкое равновесие, на восстановление которого ушла ни одна сотня лет. Опечаленная, она стала проводить дни в уединении и раздумьях, запершись в своих покоях. В один из таких дней, когда душевные страдания королевы, казалось, захлестнули ее с головой, большое белое зеркало, безмолвно стоявшее десятки лет, вдруг ожило. Мелкая рябь пробежала по глянцевой поверхности, и молочная пелена исчезла. В то же мгновение на Омалье Моамей хлынула волна чьей-то нестерпимой сердечной боли и отчаяния. Горе было так велико, что королеве едва хватило сил устоять на ногах. Нетвердым шагом она подошла к зеркалу, чтобы увидеть того, чьу муку внезапно испытала.

Я напряглась всем телом, ожидая, что же скажет тетя.

— Из зеркала на Омалье Моамей смотрела удивительной красоты женщина, здоровая телом, но слабая и совершенно разбитая внутри. Королева это знала также ясно, как и то, что перед ней не просто её отражение, а она сама. Омалье Моамей видела себя. Как если бы довелось внезапно встретить дорогого друга, с которым вас связывает целая жизнь, да только проходит эта жизнь почему-то без него рядом. «Здравствуй», — произнесла Омалье Моамей тихо. «Здравствуй», — ответило зеркало. Пусть в покоях звучал только один голос, королева была уверена, что разговаривают двое. Их беседа продолжалась часами. Часы перетекали в дни, дни — в недели, а недели в месяцы. Ничто больше не тревожило Омалье Моамей: ни душевная боль, ни разраставшийся жестокий раздор в её землях, ни судьба эльфийского народа. Ничто больше не имело значения. Лишь тот, кто смотрел на неё из зеркала — её сердечная отрада и утешение.

— Она стала его пленницей, — прошептала я.
— Зеркало открылось королеве в момент душевного смятения и поглотило её без остатка. Связь их была столь крепка, что никто извне не мог нарушить её. Прошли годы, а узы зеркала продолжали держать Омалье Моамей. Оставшись без своего правителя, эльфийское царство снова распалось на вечно враждующие княжества. Прошли десятилетия, разбавленное человеческой кровью эльфийское потомство стало все больше походить на людей. Прошла сотня лет — и от величия эльфийского королевства остались лишь воспоминания да камни, бывшие некогда великолепными замками.

— А что же случилось с королевой
— Бессмертие, дарованное эльфам природой, иссякло в Омалье Моамей. Она не погибла, нет. Королева очнулась от столетнего забвения человеком. Когда род первых эльфов прервался, зеркало вновь скрыла белая пелена. Оно умолкло, завершив свою беседу.
— Выходит, зеркало просто выпило из неё бессмертие — поморщилась я. — Как пиявка… Живое, получается.

Тетушка ничего не ответила, а только сново по-лисьи взглянула на меня. Кряхтя, она встала с кресла, вышла из комнаты и направилась вниз.
— Схожу за поленьями, — донесся с лестницы её голос, перебиваемый смачным скрипом ступеней.
Я посмотрела на кучку дров, лежавших в медной дровнице у камина.

Женщина накинула шаль и вышла из дома. На улице было темно. В мутный столб света дворового фонаря без устали врывались снежинки. В этом году зима пришла рано, в начале ноября. Выдыхая облака пара, тетушка проковыляла мимо настила с поленьями к дорожке летнего домика. В тёплое время года в нем отдыхали редко, в основном используя для хранения всякого старья или хлама, да и к тому же в домике время от времени не работало освещение. Вот и сейчас лампочка у входа не горела. В полумраке женщина прошла в одну из комнат и приблизилась к стоявшему в углу предмету.

Плотно обмотанный тканью и перевязанный веревкой предмет молчаливо приветствовал давнего друга.
— Здравствуй, — тихо произнесла тетушка.

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *