Нас носило по степи (Мат, 18+)

 

Нас носило по степи (Мат, 18,) - Слушай Глеб, у нас в театральном кружке парней совсем мало. А тут спектакль. На тему революции и гражданской войны. Сто лет все-таки. Мэр наш из бывших комуняк,

— Слушай Глеб, у нас в театральном кружке парней совсем мало. А тут спектакль. На тему революции и гражданской войны. Сто лет все-таки. Мэр наш из бывших комуняк, и очень трепетно относится к этой шняге. Сам обещался быть. Помоги, а В массовке, там матросиком побудешь, ога
Ога, блядь! Это мой дружок детства, Жека, с которым я по юности панковал мне такое предложение сделал. Мол, грит, ты же всегда когда нас менты принимали, такое представление устраивал, что тебе весь райотдел аплодировал.
Ну тут то Жека подзабыл кой чего. Сначала этот самый состав райотдела мне наваливал хороших бурбулей, а потом уж одаривал аплодисментами. Но то дела старые. Сейчас же я давно остепенился и моих революционных порывов хватает максимум на воспитания кота хорошим пинком, или чтение по пьяни Манифеста дремлющей черепахе, на панцире которой я заебенил граффити «Свобода или смерть!». Черепахе было все равно. Не убегать, ни подыхать она не собиралась, поэтому носила эту надпись как часть интерьерного декора.
Ладно, грю, допустим, я согласен. Все одно в отпуске по случаю запоя, но мне бы сценарий почитать. В роль вжиться. Да хули там вживаться, тарахтит Глеб, давай, подгребай к Старому Дому, там наш театр ща базируется. Разберемся.
Старый Дом это место, где мы пацанами играли в рыцарей, чапаева и вызывали дух бабки Костяна. Там были подвалы с кучей дверей и крысы размером с пони. В конце восьмидесятых прожектор перестройки осветил темные углы старого здания и в него набились комерсы всех мастей. В разные периоды времени тут крутили порнуху видеосалощики, шили трусы вьетнамские коммунисты, рвали зубы дантисты, строили «пирамиды» эмэмэмщики и кодировала от запоев баба Лида. Когда в страну вернулся порядок, то этот шалман разогнали, а дом отдали под Дворец Творчества. Там и образовалось, что-то типа театра, который занял подвальное помещение. Мэр города, Николай Петрович Староверов, успешно побывавший в коммунистах, бандитах и либералах, благоволил народному творчеству. От этого самого народа он и получил прозвище — Мэри Поппинс. Ну, Мэри он был по своей мэрской должности, а Поппинсом стал бо за что не возьмется то жопа. Он лично разрезал ленточку на открытии Театра и толкнул речугу, рассказывая, мол, какое пездецке важное дело этот самый театр для города. Что, мол, теперь все ломанутся в артисты. Что преступность теперь упадет ниже уровня Мертвого моря, а культура подскочит, как давление у гипертоника. И что город не пожалел средств на эту хуйню, потому что хуйня это тока то, что вы видите, а по бумагам тут новое здание с колоннами и атлантами поддерживающими крышу и радующими женское население города своими причиндалами. А разницу, мол, говорит, я успешно инвестировал в строительство больниц, дорог и билеты на сафари в Кению для укрепления международных отношений.
Потом был банкет и знакомством руководства города с актерским составом, после которого пышногрудая и жопотелая прима театра Лора, превратилась в секретаря мэра Ларису Анатольевну. Лариса была актрисой самородком. Она умела говорить голосами мультяшных героев и имитировать оргазм, что и привело ее за стол в здание администрации города. Сидеть, правда, ей за ним приходилось редко. Чаще она на столе лежала, и смотрелась не менее гармонично, чем в роли Дездемоны в постели.
С полгода коллектив театра ставил «Вия» и «Отелло» в одних и тех же декорациях и вот в канун столетия Великого Октября труппа созрела для эпохальной пьесы — «Оптимистическая трагедия». По этому случаю из бюджета плюнули звонкой монетой, и что-то докатилось до цели. Этого «чего-то» хватило на турецкие кожанки, китайские тельняшки и ремонт в приемной городской администрации. На время ремонта вся мебель была вынесена, поэтому Лариса временно осталась не у дел и вернулась на сцену, репетируя роль Комиссара.
Представление прошло на ура. Лора рвала кожанку на груди, и светила нижним бельем, предлагая всем комиссарского тела. Я украшал палубу-сцену собой, простреленным из фанерного нагана и залитым красной гуашью. Зал аплодировал стоя. Кресел не было. Их еще до спектакля унесли за кулисы и расставили вокруг стола накрытого по случаю премьеры, годовщины революции, и желания мэра сблизиться с народом.
Сближались мощно. Николай Петрович доказал что лозунг «Народ и партия — едины» нисколько не устарел и кушал дорогой коньяк с дешевой «бырловкой» в равных пропорциях. Он пел «Эх, яблочко!», натянув на себя белогвардейский мундир поверх тельника из реквизита, танцевал танго и агитировал всех брать власть в свои руки. Лариса пыталась угомонить его словами «Ну зая, тебе ж завтра стыдно будет. А вдруг, журналисты пронюхают, это ж какой роял флеш твоим недоброжелателям». Но «зая» уже распрыгался как Бубка в секторе для прыжков. Лора искала глазами помощи и нашла меня. Ну, епть! Я ж тот еще гасконец. Чего угодно мадам Вывести цвет нации на воздух Сейчас устроим. И взяв главу города под белы руки мы пошли тыкаться по темным углам подсобных помещений в поисках выхода. Но куда не сунемся дверь или закрыта, или ведет в какой-то подвал. Я уже сам захотел побыстрее выйти, ибо приспичило мне поссать не по детски, да и мэр стал чота про воду буровить. Лора, говорю. Давай-ка туда. И показываю ей на ржавую калитку без засовов. Вроде там открыто. А то неудобно при даме двум морякам в штаны дудолить. Ну рванули мы к двери и слава Одину оказались под сереющим утренним небом. Погнали, говорю Ларисе. к кустам, а то я жутко стесняюсь когда баба в кожаной куртке и деревянным маузером на портупее смотрит как я опорожняю мочевой пузырь. И «зайца» своего сводив заросли. Тут таблички запрещающей выгул животных нет.
И вот только мы отошли метров на пятьдесят от дома, как хуякс! Дома нет. Ну не просто так его не стало, а сначала ебнуло так что уши заложило и сразу ссать перехотелось. Потом нас накрыло теплой волной. А потом я сквозь туман и гулкий шум слышал салюты и вроде как пулеметные очереди с криками «Ура!». Затем провал.
Открыл я глаза от тряски. Лежу на подводе. В жопе солома. Во рту мышиный хвост. Носом уткнулся в сиськи Ларисы. Та тоже глазенками залупала, шепчет, мол, чо за фигня тут, розыгрыш шоле такой и где Коля Тут чую — по ноге у меня чота потекло. Вон, отвечаю, Коля твой. Писает, господин мэр, мне на ногу лукаво, словно Тузик. Собрался я с силами и погромче так крикнул водиле, мол, шеф, притормози свой гелендваген, нам бы все таки отлить не помешает, да и начальник наш хреновато себя чувствует. Водички бы ему испить, штаны поменять, да побыстрее в мэрию, а то там поди его уже хватились и всю полицию на уши подняли. Мужик, который подводу вел, сказал «тпрру» и крикнул, мол, батько, очухались, прикажи допытать. Я голову поднял мать его! Колонна целая из подвод, пеших, конных. Все с винтовками. Одеты — кто во что горазд. Чо, блядь, за шапито к нам пожаловало, думаю. Тут подъехал мужик. Спешился. За ним детина, размером с холодильник. Подходят к нам и по ходу старший, так спрашивает, мол, а кто вы хлопчики и дивчина будете Револьвер достал и под нос нам по очереди подносит. Мы, говорю, не будем, а есть, рыло ты тупое. Останавливай свой табор и звони по номеру, пусть высылают за нами машину. Ну и номер ему диктую. Лора тоже пищать начала, что если, значит, ее сейчас же не отвезут домой, то она всем морды исцарапает. О, паря, заулыбался тот, вижу, грит, ты вроде как из матросиков и баба у тебя боевая. Говоришь ты только вот кабы по русски, но все одно непонятно. Грамоте видать обученный. А «беляк» ентот каким образом к вам затесался Или вы его в плен взяли И револьвером тычет в лицо Николай Петровичу. Ну тот очнулся и давай матом крыть. Мол, сука, я тебя, грит сгною в тюрьме. Как фамилия Откуда Должность Детина молча из-за спины старшего вышел., снял с плеча винтарь и прикладом как перепиздячит главу города. Ну тот сразу и ушел звезды пересчитывать. А старшой с телеги палку еще взял и тыкает в Поппинса, Ты, грит, Назар, не перестарался бы. А то отдаст Богу душу, а вдруг у него какие важные сведения имеются. Тут я возмутился. Мэр хоть и гавно, но это вот — «Наших бьют!», сидит во мне с рождения. Ты оборзел, совсем, ору. Иди ты, на хер, вырожденец ебнутый. И не хуй «пугачом» перед глазами размахивать, После этого из созвездия Гончих Псов примчалась такса и стала ласково тереться о мои ноги. Когда я во второй раз открыл глаза, то увидел, как выглядит дырявая крыша сарая изнутри. Лариска всхлипывала в углу, положив мэрскую голову на колени.
Читай продолжение по ссылке: https://v.com/page-148376574_54428075
http://v.com/wall-148376574_168302

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *