Солнце катилось к горизонту. Оно запутывалось в березовых ветвях, кидало длинные тени и алело, неминуемо приближая ночь. А вместе с тем и прохладу.

 

Солнце катилось к горизонту. Оно запутывалось в березовых ветвях, кидало длинные тени и алело, неминуемо приближая ночь. А вместе с тем и прохладу. А пока пахло теплыми травами, иногда волнами

А пока пахло теплыми травами, иногда волнами накатывал западный ветер. Птицы уже не летали, лишь где-то в кустах за речкой пел соловей. Последний певец этого дня.
И время шло медленно. Будто одна за другой, очень аккуратно, пересыпались песчинки в часах. И ощущение было странное, словно знаешь, что запомнишь этот миг навсегда. Словно фотографируешь его душой и трепетно хранишь где-то глубоко внутри. Там, где все только твое. Самое-самое личное…
Я сидела на веранде нашего старого дома, когда у соседей играла виниловая пластинка на древнем патефоне. Это был красный чемоданчик с красивыми золотыми буквами «Завод Молот».
Если читатель не против, отвлекусь на лирическое отступление. Этот ящик пандоры я облюбовала еще в возрасте пяти лет. По крайне мере, так сказали родители.
Сентябрьским днем маленькая девчушка в розовом платьишке, со стрижкой боб, потерялась. Совсем. Будто сквозь землю провалилась. Ни в собачьей конуре, ни в покосившемся дровянике, даже среди смородиновых кустов в огороде её никто не нашел. Горько плакала мама, губы кусал отец. Бабушка недовольно причитала. И только кот продолжал лениво греться в вечерних лучах. Так прошел день, а поиски не принесли ничего. Абсолютно. НИ-ЧЕ-ГО.
И когда в стакан обезумевшей матери упала последняя капля настойки валерианы, в калитку постучали. Это был дед Емельян, приятный и очень добрый человек. Он держал ручку той девочки. Как вы поняли, это была я — в длинном рабочем пиджаке с закатанными рукавами и кепке набекрень.
Сосед-ветеран поведал хронологию моих приключений.
Девочка Катя хотела стать путешественницей, но вместо Европы или, на крайний случай, Москвы, ей открылась дверь на пыльную веранду. А вместе с тем — в мир забытых вещей, созданных, как и она, в далекой стране Советов. Так Катя впервые увидела свой первый патефон и блестящий винил — круглый и черный. Его весело запускать по полу, а потом смотреть, как это солнышко исчезает в щелях дощатого пола а потом она(я) утомилась, уснула. Смешно и прозаично, вот только я этого не помню.
Так странно, будто и не твоя жизнь вовсе. Какие-то далекие картинки, то ли быль или небыль, случилось с тобой в жизни или было увидено в фильме. Ты не знаешь. А потом кто-то расскажет тебе, что же было на самом деле, и сразу вспоминаешь. Или выдумываешь. А воспоминание сохраняется — красочное, дополненное.
В настоящем играла старая песня. Какой-то есенинский романс, мелодичный и заискивающий. Казалось, что даже сверчки вторили поэту и его музе. А может, мне просто казалось
Комары, вечные спутники вечера, еще не начали приставать. Было хорошо и спокойно. Ничто не нарушало моей картины: и пушистые яблони, будто в снегу, и заборы с перевернутыми на них ведрами, и струйки дыма из бань все было мило, родно душе.
И странное чувство ностальгии. Миг еще не прерван, а тебе уже жаль, что придется расставаться с ним. Даже становится горько, будто съел ягодку с клопом.
Соседи отмечали очередной день рождения, иногда до меня доносились взрывы смеха, а потом все снова затихало. Мама с папой еще не приехали из города, мы с котом их ждали. Точнее, я ждала, пока рыжий видел десятый сон на моих коленках.
А по дороге, за яблоневыми ветвями, шел парень. Вчерашний выпускник, завтрашний студент. Он каждый год приезжает к бабушке Нине. Помогает по хозяйству, а потом исчезает, будто и не было его вовсе. Его звали Юрой, как Гагарина.
Он не спеша шел по осевшей дорожной пыли. В медных волосах одуванчик, на губах улыбка. Он меня не видел, да и не знал, наверное, тоже
Будто герой из книжки, которую я сейчас читаю. «Голубой журавль».
Ветер принес обрывки нот, и парень остановился, словно его кто-то окликнул. Приподнял руку, поднял ногой небольшое облачко и закружился. Он танцевал.
Это не те танцы со школьной дискотеки, даже не вальс, а что-то другое, особенное, так органично вписывающееся в атмосферу деревенского вечера. Наверное, танцевало не его тело, позолоченное солнцем, а душа. Она раскрылась, стала прозрачной и парила над ним. Срывала белые лепестки, гладила меня по щекам
Но все заканчивается. На патефоне сменили пластинку. Парень начал удаляться, его макушка была еле заметна за досками забора, а потом и вовсе исчезла. Исчезло солнце и вечернее тепло.
Юра забрал их с собой, оставив мне красивый танец и расцветающую ночь. Но только ли
Осталось и приятное воспоминание, особо интимное. Будто я вовсе и не должна была видеть его. Будто это его секрет, который я унесу в могилу. А я унесу. Сначала запрячу глубоко-глубоко в своей маленькой душе, чтобы доставать его, когда станет тленно и уныло.
Так к первому десятку лет у меня скопилась небольшая коллекция таких отрывков. Немного книжных, необычных. Тех, которые не заберет ни холодная вечность, ни беспамятная старость.
Каждое воспоминание, прекрасное или нелепое, грустное или забавное, небольшая фотокарточка. А каждый человек фотограф. Ты самый лучший фотограф.

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *