Истории из жизни реальных людей
Иногда страшно, но нравится.
Нравится видеть, как начинают проступать сквозь мое лицо отцовские черты. Вдруг как-то мимолетно повернешься, волосы наверх и вот он, как будто стоит в зеркале. Мистика, даже страшно немного.
Нравится видеть в овале собственного лица бабушку, но ту бабушку, которую я не знала — я-то родилась, когда ей было уже 50, а бабушку в моем нынешнем возрасте, с моим нынешним подбородком и вот этой провисающей линией кожи под подбородком, я разглядывала только на фотографиях. И иногда, когда особенно скучаешь по бабушке, можно провести по этой линии вдоль шеи, «бабушка, ты тут».
Нравится, что мир больше ничего не требует от меня в смысле внешности ну или я стала нечувствительна к голосам мира, оглохла. Что можно больше не наряжаться и почти не краситься, отменить к чертям каблуки, быть синим чулком (в синих чулках, если вдуматься, много экспрессии, в Европе цветные чулки последний писк).
Позволить себе быть бескомпромиссно некрасивой, без фильтров, без ботокса, есть после шести, красить ногти по вдохновению, а не по обязанности. Одеваться не чтобы понравиться, а чтобы выглядеть достойно. Это уж точно не менее интересная задача.
И, как следствие, теперь уже точно занимаешься йогой для радости и спортом для удовольствия. Не для «подтянутых ягодиц» или «плоского животика», а чтобы ничего нигде не болело. Не предъявляешь претензии телу за то, что оно как-то не так выглядит помилуйте, для кого «выглядит», в чьих глазах Не смешите меня. Никто не смотрит, а кто смотрит те не оценивают, а кто оценивает и не лень им, серьезно.. Наконец-то наступает тотальная свобода от власти чужих взглядов.
Как-то привыкаешь говорить организму «спасибо». Что справляется, не ломается в ответственные моменты, а ведь мог бы и подвести. Вдруг чувствуешь, какая нежная наощупь увядающая кожа, как лепестки нарциссов. Гораздо нежнее, как по мне, чем тугое и упругое.
Есть в ней эстетика поздней осени, очарование теплого солнечного дня в конце октября.
Нравится, что мир начинаешь видеть сложным.
Стираются в голове конструкции «да надо просто», «да он просто должен», «да ей просто надо». На практике оказывается, что ничего не просто, кругом сложное переплетение взаимосвязей. За одну ниточку потянул в пятнадцати местах отозвалось. Даже яблоко не «просто», в нем фотосинтез, и опыление, и жуки, и личинки жуков, и формулы дисахаридов. Необычайно увлекательные миры.
Что уж говорить о людях.
Поэтому в работе тоже сначала долго приглядываешься к сложности, строишь и проверяешь гипотезы, потом только открываешь рот, чтобы что-то сказать.
Зато насколько больше кайфа можно получать от музыки, фотографии, архитектуры, кино, вообще от всего, что красиво, сложно и талантливо сделано.
Раньше такого не было. Раньше, в совсем ранней юности, мне казалось, что самые душераздирающие и честные песни это «соглашайся хотя бы на рай в шалаше», ну, или какая-нибудь «если хочешь остаться, останься просто так». Теперь я как-то сомневаюсь в существовании рая (и дело не в том, что в шалашах обычно плохо с горячей водой, хотя это тоже неприятно). И думаю, что иногда оставаться не стоит, даже если хочется.
Еще мне нравится — о, я прямо чувствую, как приоткрывается для меня та щель, которая появилась у современного человека между взрослостью и старостью когда дети уже выросли, и ты опять на свободе. Можешь пить вино, валяясь на полу с книжкой.
Можешь ложиться спать под утро, слушать дождь, баловаться веществами, уходить на дискотеку до утра.
Сил уже маловато, но, если не мечтать о бурных оргиях и кругосветных путешествиях, должно хватить.
На мои жалкие фантазии читать, писать, работать, рисовать точно хватит.
Нравится, что с годами вылепился полезный навык умение горевать быстро. Потерь становится больше, но это еще полбеды, главное, все меньше времени, чтобы сидеть над каждой потерей много месяцев, качая ее на коленях. Подолгу рыдать над неудачами — в отношениях, в проектах.
Над упущенными возможностями, над уходящей юностью, над паршивым отпуском.
Ошибайся быстро, прощай быстро, тогда еще успеешь попробовать что-то другое. Это, как ни странно, девиз старости, а не юности.
А юность, юность с годами кажется все более очаровательной, любая, даже та, которая сама себя считает уродской. Даже которая и правда уродская.
Но юность же, у нее столько сил, столько прав, желания все немедленно разломать, потому что на месте разлома должно сразу вырасти лучшее.
И ты хоть и ухмыляешься скептически, но жадно вбираешь в себя чужую юность, чужое детство, потому что даже посидеть рядом с ними прибавляет сил. Сидеть и любоваться без всякой зависти, без «хорошо бы опять» и «вот бы еще раз». Да нет, нехорошо. Жизнь как акварель если уже нарисовал что-то, то ничего особенно не отменишь, и не надо бесконечно возюкать по одному и тому же месту.
Рисуй рядом, создавай контрасты, добавляй красок туда, куда еще можно.
И вот так встаешь утром, морда мятая, недовольная, морщинки там и сям, и веки припухшие, подарок от моей бурятской родни.
Разглядываешь себя в зеркале и думаешь ну что ж, в другой, глубокой, бессильной старости, которая где-то за поворотом, если деменция совсем уж разрушит мою память, смогу по этим морщинкам, как по записной книжке, раз за разом восстанавливать близких и всю свою жизнь.
И весь узор останется со мной.
Автор: А.Рубцова