Круговорот

Об извечном круговороте жизни и смерти, людских заблуждениях и малиновом соке, что навеки остался на потрескавшихся губах.
____
Издали я уже чувствую запах горящей на факелах смолы и слышу радостное улюлюканье толпы. Летом всегда поздно темнеет, но староста велел дождаться ночи и только тогда разжигать костер. Глупые суеверные создания, наивно считающие, что ведьм жечь надобно лишь по ночам — ведь дневного света мы не достойны.
Кисти рук, туго связанные колючей веревкой, я не чувствую со вчерашнего вечера. Наверняка они уже налились бордовой краской и стали похожи на перезрелую сливу. Изрезанные вдоль и поперек, прижженные каленым железом ступни болезненно ноют. Каждый шаг дается с трудом, а ступать на мелкие камешки словно идти по иглам.
Уже третий раз меня обвиняют в колдовстве и берут под стражу. Что поделать, если мы всегда выделяемся из толпы румяными щеками, горящим взглядом и белой кожей. Женщины ненавидят таких, мужчины вожделеют, но нам не надобно ни того ни другого.
Говорят, что ведьмы нимфоманки, только и думают, как бы увести чужого мужа, соблазнить, использовать. С суккубами путают, глупые. Другие же уверяют, что мы едим на завтрак младенцев, на обед маленьких мальчиков, а на ужин глаза невинных дев. Снова путают. Глаза мы едим на завтрак.
Я могла бы прожить еще много зим, не меньше трех сотен, но решила, что хватит. Надоело раз за разом проворачивать одно и то же: разрывать туго связанные путы одним движением руки, лишать жизни палачей и случайных прохожих, что только попадаются на пути, оставляя после себя лишь боль и разруху.
Поначалу это было весело и хотелось повторить. Но со временем надоело.
Мне плюют под ноги, грозно хмыкают в лицо и надменно кричат: «Поделом!», «Смерть ведьме!», «Сдохни!», а я понуро опускаю голову вниз, любуясь их дырявыми ботинками, из которых торчат обломанные пожелтевшие ногти и с трудом сдерживаю смех.
Нельзя улыбаться.
Впечатляющий в этот раз костер возвели почти до самых небес вздымается. Ох, как же ярко он будет гореть, освещая ночное небо до самого утра, а густой и смердящий дым заставит простофиль кашлять и отворачиваться, прятать нос под рубаху, укрывать его рукавом. Что угодно, только бы досмотреть сожжение до конца.
Все готово
Палач кивает, гордо подбоченившись. Лицо его скрыто уродливой черной тряпкой с прорезью для глаз. Но все равно каждая собака в этой деревне знает, кто же рубит головы беззаконникам и поджигает хворост под ногами не менее чем десятка девиц в год. Просто молчат. Еще одна глупая традиция, которой мне никогда не понять.
Грубыми руками, совершенно по-хозяйски, он хватает меня за плечи и волочет к костру. Я упираюсь, выдавливаю из себя слезы, что текут красными струйками по перепачканным углем и засохшей кровью щекам. Кто бы мог подумать, я впервые плачу, не знаю даже удается ли у меня изобразить боль и ненависть Впрочем, по радостным выкрикам толпы и их хищным лицам вскоре становится понятно, что да.
Немногословен, как и все остальные. Молча привязывает к столбу, молча заковывает в цепи и затягивает веревки потуже настолько, что вдохнуть становится непосильной задачей, молча проводит тыльной стороной ладони по лицу, смешивая уголь с кровью. Небрежно и грубо.
Ворох его мыслей так и бьет по ушам, заглушая крики толпы. Ему жалко меня сжигать. Не только меня всех дев. Они красивые, яркие и сочные. Но такова жизнь, я ворожу и колдую, а он убивает людей. Дед его был палачом, отец тоже палач, и сын его станет палачом. Судьбу свою мы не выбираем.
Он отходит в сторону, берет в руки факел, а по телу моему проносится волна дрожи. Еще не поздно, совсем не поздно передумать. Делаю глубокий, насколько получается, вдох и закрываю глаза. Не решусь сейчас не решусь никогда.
Внезапно палач вручает факел стражнику и подходит ко мне вплотную. От его напористого дыхания хочется умчаться прочь вопреки всем мифам, мы любим ласковых и обходительных мужчин, способных подарить хотя бы крупицу нежных чувств, коих нам не испытать вовек.
Палач приподнимает маску до носа, оголяя густую щетину и жадно впивается в мои губы, до боли сжимает грудь. Вот-вот раздавит, недомерок.
Затем он отстраняется, натягивает тряпку на лицо и бросает факел прямо мне под ноги, а я корчу гримасы ужаса, пытаюсь выдавить еще хоть немного слез и готовлюсь кричать, раздирая горло в лоскуты. На губах остается немного малинового сока никогда бы не подумала, что такой амбал предпочитает не горькое пиво с мясной похлебкой, а сладкую малину.
Неожиданно приятно.
Люд поднимает факелы вверх, скандирует древнюю молитву изгнания ведьм и ждет, нетерпеливо ждет самого главного зрелища: воплей, проклятий и отчаянных попыток колдуньи вырваться из огненного плена, покуда она медленно и мучительно сгорает.
Терпеть не могу вонь паленых волос. Дважды мне доводилось наблюдать, как жгли невинных дев. Они умерли еще до того, как огонь коснулся их растрепанных кос. Люди так слабы и ничтожны задыхаются от едкого дыма, даже не начав гореть.
Я кричу, что есть мочи выкрикиваю первые пришедшие на ум проклятья, когда хочется лишь надрывно горланить от боли, не размениваясь ни на какие слова. Когда дергаешься становится больнее. Но я должна вырываться, должна вопить и истерично смеяться. Наконец-то можно не скрывать улыбку, став похожей на безумную ведьму, бьющуюся в агонии от жара пламени.
В отличие от презренной людской расы, мы сгораем дотла и лишь тогда покидаем этот мир навеки. Покуда жар не поглотит мое тело до костей, я буду жить, жить и слушать свой крик, вдыхать смрад собственной горелой плоти и думать а правильно ли поступила Но дороги назад уже нет, а сомневаться в своих решениях ведьмам не положено.
Огромные языки пламени заключают меня в алую клетку, пузыри на коже моментально лопаются, а я отчаянно дергаю головой из стороны в сторону, желая взмыть в небо.
Глупые, глупые людишки, уверенные, что ведьм надобно именно сжигать. Верьте дальше в эту глупую сказочку, жгите, нещадно жгите уставших от мирской жизни ведьм, ведь вы даже не подозреваете об истинном предназначении сего ритуала. Ведь из пепла, что развеется по ветру, рождается убаюканная северными ветрами или согретая южным солнцем новая ведьма.
Красивые снаружи, но пустые внутри. Чтобы создать жизнь, мы обязаны сгинуть в муках и пучине костров, когда сами того пожелаем. И пусть я прожила короткий для ведьмы век, но наконец-то обрела свободу.

Источник