Обочины

Заснулось, бывало, на левом боку. Туда, к стеночке. И сразу посредьночное уведомление падает на смарт. А телефон валяется за спиной — читал чего-то, задремал и развернуло. И прямо ломает выгибать культю, чтобы нашарить аппарат. Тогда-то и начинается. Сна уже нет вовсе. Думаешь, по-любому она. Потому что, если бы не она, то продрал бы шары, залез в сияние экрана, увидев не интересующее: «Как дела». Материться и спать.
А она — это сразу две сигареты подряд, сладкий чай под прижимистый гопак радостного мандража, примитивный треп упаднического, бытового характера, но про всё какое-то уж слишком родное. И предрассветное: «Поспал, считается». Повестись и не смотреть, что там. Вариант — вышак! Но не сомкнуть глаз: так что же там
Ждать, когда придушит сном, развернет в нужную сторону и… Уведомление от МЧС. Обязательно. Мол, завтра будет хуже, чем вчера. Еще хуже. Носите шапки, теплые носки и, вообще, из берлог своих не канительтесь. Этакой информационной пустоты хватает без всяких осадков. А утро уже лупит по щекам, отрезвляя от пелены личного, сокровенного. Утро уже насильно подсовывает тебе жить.
А, скажем, выключило на правом боку. Туда, в маскарад телека. Руку неудобно под себя — на. И затекла. Не чувствуешь. Распластает так и опрокидывает. Не в сон, но в думы. Сколько нужно так вылеживать, угробив руку в тло Какое время ожидания для весомой ампутации имени тебя, упырь Мысли эти немы. В них не существует ничего, кроме самосожаления. Уже накидал ситуаций, когда без руки этой придется худо: переплывать реку (случись), стрелять из ружья (случалось), чистить снег (случится), желание вычурно и ловко передергивать свой обмылок с двух рук (кто застрахован). Из ящика бьют прожекторы предоперационного безразличия. Ампутировать будут, чего юлить, топором. Отхреначат по плечо и ворочайся, дружочек, как хочешь. С боку на бок. Хоть раком спи. Топоров у нас хватит на всего тебя.
Выколупываю из-под тушки холодное, чужое, уродливое как лохмотья Ктулху. Посапываю. Разминаю. Щекотно. Ржать.
Менее всего беспокоит отход ко сну на спине. Если бы руки смиренно не складывались на груди. Или не изламывались в кистях, вторя искореженному окоченению рязанского поэта. Или, вдруг, над головой не начинались бы так явно проступать образы, выжигая — от сердечной мышцы до кишок, своей беспредельной недосягаемостью. Или голоса из стен. Голоса, что знакомы тебе так плотно. Так близко. Плевать, из стен и всё. Такие правила игры. Принимай и слушай. Или признай, насколько болен и глуши снотворные. Такая игра. Такой сон. Такое.
По-честному, пробовал спать стоя. Но это уже ни в какие рамки.

Источник