Собачья жизнь

Когда я написал этот фельетон (было это в 1990 г.) и отдал его редактору «Советской Эвенкии» Эдуарду Иванову, он после его прочтения, озадаченно похмыкивая, почесал ручкой лысеющую макушку, и сказал:
— Многие до тебя писали про бардак в Туре, но чтобы так!.. Ладно, напечатаем. Но учти, отбиваться в окружком или райисполком — куда раньше вызовут, — пойдем вместе.
Никто никуда нас после фельетона не вызвал — времена уже были не те. Но и в Туре ничего после этого практически не изменилось — тоже времена были другие, на критические газетные выступления уже так остро не реагировали. Так что фельетон мой остался просто художественным произведением, над которым, правда, как и положено, многие хохотались. Предлагаю и вам, друзья мои, немного отвлечься и окунуться в атмосферу начала 90-х на Крайнем Севере, в столице Эвенкии пгт Тура.
Поздно вечером Сидорюк возвращался от приятелей в изрядном подпитии. На повороте его занесло и он нечаянно наступил на лапу пробегавшей мимо пегой собаки. Та взвизгнула и тяпнула Сидорюка за ногу. Осерчавший Сидорюк, недолго думая, опустился на четвереньки и укусил обидевшую его собаку.
— Вот тебе! сказал он удовлетворенно и сплюнул шерстью.
Собака ошарашенно помотала кудлатой башкой. Потом вдруг сказала простуженным басом:
— Это как же понимать, гражданин Ты ведь не пес.
— А я чем хуже Ишь, моду взяли: им, значит, нас грызть можно, а мы их не моги! оскорбился было Сидорюк и осекся. Допился! мелькнула у него паническая мысль. Но его уже понесло.
Да захочу еще раз тяпну, зубы-то у меня — во!
Пес уважительно посмотрел на нержавеющий оскал Сидорюка и согласился:
— Зубы что надо. Но кусаться тебе, человек, неприлично. Надо же: чуть пол-уха не отхватил! Тоже мне, царь природы.
— А я тебе говорю, что ничем не хуже тебя. Пошел вон! повысил голос теряющий терпение Сидорюк. Он сделал попытку обойти собаку.
— Нгр-р-р-аф! предупредил пес, загораживая проход. Наш спор не окончен. Ты заслуживаешь суда и наказания. Это что же будет, если все жители Туры начнут кусаться Дурной пример заразителен. А нас, бродячих собак, в столице Эвенкии всего-то сотен пять-шесть, людей же раз в десять больше. Силы, как видишь, неравные. Так что острастка нужна, сам должен понимать.
— Какого еще суда возмутился Сидорюк.
— Собачьего! рявкнул лохматый оппонент и протяжно завыл. Откуда ни возьмись, со всех сторон посыпались собаки: большие и не очень, рыжие и черные, а то и вовсе немыслимой окраски. Сидорюк прижался к забору и огляделся. Морозную дымчатую мглу едва пробивал тусклый свет редких фонарей. На улице ни души. Пропал… Он раскрыл рот, собираясь звать на помощь.
— Только тявкни! угрожающе пролаял громадный, с черными бакенбардами и в лохматых галифе, кобель.
Сидорюк узнал его. Это был тот, каждое утро встречающийся ему по дороге на работу молчаливый угрюмый пес непонятной породы, которого Сидорюк про себя давно величал Камердинером было в нем что-то от отставного служаки.
А вот еще одна знакомая псина: грязная груда шерстяных лохмотьев, в которой при желании можно было определить разросшуюся, в результате черт знает каких скрещиваний, до чудовищных размеров болонку, сал Псы посовещались.
— Я буду прокурор-р-ром! прорычал Камердинер. — Шестипалый, которого ты так позорно укусил, — судья. А Багира, грязная шерстяная груда при этих словах учтиво склонила голову. Багира будет защитницей.
Собачья свора утихла. Над ней клубами вился пар, выдыхаемый десятками жарких пастей. Густо несло псиной.
— Итак, к делу! рявкнул прокурор и лизнул снег. — Факт преступления установлен. Ты, сукин сын, укусил собаку и тем самым нарушил не только закон природы, но и нашего с вами, то есть с людьми, существования. А мотивировал затем свой поступок тем, что ты подумать только! не хуже собаки.
Сидорюк обреченно переступил с ноги на ногу. Четвероногая публика дружно замела хвостами, захихикала, закашляла.
— То есть, уточнил прокурор, тебя надо noнимать так, что ты, человек, живешь не лучше нас, co6aк.
— Ну, выдавил подсудимый и гулко сглотнул.
— Так вот, если ты сейчас сможешь нас убедить в правоте своих слов — отпустим тебя с миром. А если нет — берегись, угрожающе закончил обвинитель.
— Ну елки-палки, песики! Вам что, делать больше чего взмолился Сидорюк. Ну, было, было — укусил… Так я того, под мухой…
— Мы ждем, нетерпеливо клацнул зубами Камердинер-прокурор. А муха твоя лишь усугубляет вину, мы, псы, запаха вина не переносим. Пора бы знать это.
— Ладно, решившись, тихо сказал Сидорюк. Я вам попробую доказать, что жизнь у меня и некоторых других туринцев если и не собачья, то около этого… Конечно, вам не позавидуешь, особенно зимой: мерзнете извините, как собаки. Но и у меня в кону… то есть в квартире, чуть выше нуля. Дом старый, вся отопительная с тема сгнила…
Голос Сидорюка стал крепнуть, набирать обличительную силу. В глазах некоторых собак появилось сострадание.
— Дом городской, двухэтажный, а удобств никаких. Первый год, как приехал в Туру, храбрился, по нужде ходил на двор при сорока-пятидесятиградусных морозах. Застудил… ся.
Сидорюк стыдливо потупился и прожег снег под номи горючей слезой. Прокурор беспокойно завозился.
— А теперь вот я, цивилизованный, здоровый, (относительно, конечно), мужчина, уже пять лет проделываю, как говорят французы, пур ле птур дома в ведро. Не поверите, но нас, северян, на юге, например, узнают по круглому оттиску на … в общем, догадываетесь, каком месте…
— Черт-те что! фыркнул Шестипалый.
— А вода! гневно воскликнул Сидорюк. Уже лет пятнадцать строится в Туре водопровод. И все эти годы люди как угорелые носятся с ведрами от бочек во дворах к квартирам. Чуть прозеваешь привезенная вода промерзнет в бочке до дна.
— Кошмар! пролепетала маленькая кривоногая собачонка.
— Дизельная электростанция ни к черту не годится, продолжал изливать душу Сидорюк, высморкавшись. Все туринцы держат наготове свечи да керосиновые лампы, потому что свет без конца гаснет. Почитай, каждую зиму по нескольку недель приходится обходиться без электричества по причине аварий…
— Все это, конечно, так, смущенно почесав лапой за ухом, молвил обвинитель. Зато с едой у вас, людей, проблем нет.
— Хо-хо! с сарказмом отреагировал Сидорюк.
— Вот тут вы, многоуважаемый прокурор, дали маху, подала, наконец, голос и защита, все это время застенчиво выкусывающая донимающих ее блох. Разве не видно по помойкам, что у людей стол теперь далеко не тот.
— Что верно, то верно, грустно согласился обвинитель.
Собачий трибунал переглянулся. Вперед выступил Шестипалый.
— Эх, хоть и зол я на тебя, братишка, да, видно, надо прощать. Жизнь у тебя действительно, того… Недостойна царя природы, одним словом. Тут и в самом деле кусаться захочется. Ну что, собачье племя, отпускаем брата
— Так и быть! решительно гавкнул прокурор. Псы одобрительно залаяли, завизжали.
— Спасибо вам! растроганно поклонился всей собачьей ораве Сидорюк. Хорошие мои. Вот если бы вы так же взяли в оборот тех, от кого зависит хотя бы благоустройство, быт поселка: все же, как-никак, центр автономного округа, думаю, они бы так просто от вас не отвертелись.
— Это уж точно! польщенно рявкнул Шестипалый. — Но нам это ни к чему. Сам подумай: порядок наведут — помойки исчезнут. А как нам тогда жить То-то. Ну, бывай, брат!
И, обменявшись руколапопожатием, недавние враги разошлись друзьями.
А потом, как водится, Сидорюк проспался и до сих noр ходит ошалелый. Все никак в толк не возьмет: в самом деле с ним произошла эта диковинная история, или ж ему все примстилось
Если будете когда-нибудь в Туре и увидите на ее улицах неказистого такого мужичка, садящегося на корточки перед каждой собакой и заглядывающего ей в глаза знайте это и есть Сидорюк. Он не теряет надежды вновь установить разумный контакт с братьями нашими меньшими
Марат Валеев
http://v.com/wall-68670236_555307

Источник