Просто поговорить

Между полок магазина тесно. Стойки плотно набиты бутылками, пакетами, бытовой химией, щётками, губками и коробочками. И, посреди прохода, стоит и плачет женщина. Бывает такое: глянешь и сразу ясно — не от физической боли, да и вовсе не от случившегося здесь и сейчас.
Так плачут от воспоминаний: медленно, беззвучно, глядя сквозь солёный дождь в никуда.
На вид ей лет сорок.
В наше время это ничего не значит. Если много пить и тяжело работать, может быть и тридцать с небольшим. И наоборот, используя возможности — когда они есть, — в паспорте легко обнаружить пятьдесят. И больше. Так сразу не поймёшь. Судя по дорогому с виду платью, сумочке и замысловатой обуви, которой редкий мужчина сходу вспомнит название, возможности были.
Но слезы от этого не стали ни реже, ни слаще.
— Вам чем-то помочь — Максим пробежал было мимо, стараясь не задеть корзинкой стоящую в проходе женщину. Но не пробежал. Остановился. Его почему-то поразило её отрешённое бледное лицо, контраст болезненного спокойствия со слезами, каплями падающими на цветастое платье.
— Нет… — ответила она одними губами, настолько неслышно, что он понял только артикуляцию. — Вряд ли. У вас есть дети..
— Дети Нет… — Максим смущённо перебросил корзинку из руки в руку. В пластиковом гробу перекатились три банки пива. Уперлись в пачку арахиса и покатились обратно.- У меня и жены-то нет. Даже квартиру — и ту снимаю.
— У меня теперь тоже… — не слушая, ответила женщина и всхлипнула. Потом провела рукой по глазам. Кажется, она сама удивилась, что пальцы намокли. Тонкие пальцы, красивые. На одном перстень поблескивает, на вид — крутой. Не стекляшка.
Максим посмотрел неё. Потом на стойку, перед которой стояла женщина. Детские товары, ну да… Памперсы, салфетки, смеси. И в глазах рябит от броских этикеток. Понятно: зашла, увидела, вспомнила. Надо сказать что-нибудь ободряющее. Успокоить как-то и бежать дальше.
— Можно пригласить вас в гости — неожиданно спросила женщина. Она уже не плакала, и Максим посмотрел на неё с интересом — ну да, около сорока, но вполне, вполне…
— Да я, собственно… — промямлил Максим. — Дома хлопот много…
— Не бойтесь! — женщина окончательно успокоилась и шагнула к нему. От неё приятно пахнуло недешевым парфюмом. Совсем не ожидаемый цветочно-удушливый аромат, что-то сложнее и притягательнее.
— Я и не боюсь.
— Не врите, вам же не по себе Мне просто хочется поговорить с кем-то. Не откладывая. Женский каприз, понимаете Машина внизу на парковке, покупайте тут… что хотели. А я подожду вас у выхода.
Она повернулась, словно вопрос был решен, и медленно пошла вдоль полок со всякой всячиной. Походка была плавной, Максим залюбовался, глядя ей в спину. И немного ниже спины. И на стройные ноги. Очень недурно. Казалось бы, в его возрасте варианты бесконечны, но… Да что тут теряться, надо ехать!
Женщина свернула за угол лабиринта и пропала из вида. Максим снова посмотрел на полки, подмигнул одному особенно мордатому малышу, беспечно улыбавшемуся забавной жизни и только сейчас услышал, что в зале играет музыка. Что-то негромкое, старое, сыгранное впервые, когда его и на свете-то не было.
— Еду! — решительно сказал он детским фотографиям и почти побежал вслед за женщиной.
* * *
Машину она вела уверенно, по-мужски, не крася губы на светофорах и не дожидаясь гудков в спину. Шустрая низкая «тойота» летела в потоке, выдавая не просто привычку хозяйки рулить — умение это делать.
В машине они молчали. Максим просто смотрел по сторонам, иногда скашивая взгляд на бедро слева. Приятная форма. И никакого целлюлита, заметьте.
Не сорок всё-таки, меньше.
Машина обогнула центральную площадь, привычно ушла влево, потом вниз — там начинался частный сектор. Неплохое место для жизни, дорогое. Ещё пара поворотов — и напрямую вниз, к реке. Сплошные коттеджи, то уютные и обжитые, то вызывающе большие, корявые. Явно вложить деньги и — забыть на время.
К одному из обжитых она и свернула, медленно поднялись белые складчатые ворота, пропустили их внутрь и так же не торопясь отрезали дворик от суеты улицы.
— Возьмите пакеты в багажнике, — то ли попросила, то ли распорядилась женщина. — И на кухню их. Если не сложно.
Максим не стал упираться — он же в гостях. Взял и понёс в дом. Хозяйка тем временем закрыла машину и легко обогнала его, чтобы открыть дверь.
Большой холл, освещенный через узкие застеклённые окошки под потолком. Коридор на кухню — вон край плиты виднеется. Другой коридор, направо, стены в абстрактных картинах. Симпатичное жильё. Максим с грустью подумал, что не отказался бы от такого. Это вам не хрущевка, хоть и чистая, но карманных размеров, да и выводящая в заплеванный подъезд. К тому же — всё равно чужая.
— Несите на кухню, — напомнила хозяйка. — Я сейчас подойду.
Кухня… Здесь квадратов тридцать, вся его квартира поместится. Максим поставил пакеты возле холодильника. Помялся, не зная, что делать, и решил выйти на балкон — вот она дверь. Ошибся: дверь вела прямо в небольшой садик, на прямую дорожку между клумб к резной беседке. Кучеряво живёт женщина, да… Кстати, как её зовут-то
Видимо, последнее он произнес вслух. Или — как вариант — она читает мысли.
— Анастасия, — тихо сказала женщина. Она незаметно подошла совсем близко и стояла у него за спиной.
— Максим, — обернулся парень. О, да она переоделась! Джинсы и майка с покемоном — точно, молодится. Волосы, до того распущенные по плечи, стянуты сзади в хвостик. — Хороший у вас дом!
— Неплохой, — кивнула Анастасия. — Только сразу просьба: зовите меня полным именем. Не выношу все эти «Насти», «Аси» и прочие варианты.
— Не вопрос… — промямлил Максим. Ему почему-то стало неуютно рядом с ней. Словно она играет в неизвестную ему затею, а его просто ведут на поводке. Вслепую. А в конце — что-то довольно неприятное.
— Не волнуйтесь, Максим! — довольно строго сказала хозяйка. — Просто поговорить — вы же помните Кстати, мне сорок два года, а то вы так ломаете голову, всё на лице отображается…
Она засмеялась, тихо, не обидно.
— Да я… — смутился Максим. — Мне вот двадцать шесть. Тоже, чтобы не это… Не ломать…
— Вот и славно! — она снова улыбнулась, словно он удачно пошутил. — В матери я вам не гожусь, даже в молодые. Можем разговаривать на равных. Пойдёмте выпьем за знакомство, Максим
— Да, Анастасия, конечно. Я бы только руки…
— Налево по коридору, там дверь стеклянная. Всё там. Я пока открою бутылку.
После бокала шампанского, показавшегося Максиму кислятиной, хозяйка посмотрела ему в глаза и сказала:
— Я редко плачу. Деловая женщина, всё как в кино — подчинённые, совещания, немалая зарплата. Некогда рыдать. А сегодня вот просто посмотрела на подгузники — и не выдержала…
— Я понимаю, — солидно ответил Максим.
От желания узнать, что там, под майкой с покемоном, не осталось и следа. Пора было прихватить рюкзачок с тремя банками пива, оставшийся в холле, да и сваливать. Чем быстрее — тем лучше. Очень уж неуютно, холодом от этой тётки веет.
— Вряд ли вы что-то понимаете… Началось всё девять лет назад. Я была замужем, родился сын. Роды сложные, меня еле вытащили… Впрочем, вам это неинтересно, пропустим. Муж хотел двоих детей. У него пунктик был: дво-е.
Она так и произнесла это, по слогам.
— Через полтора года родилась дочка. Как ни странно, рожала очень легко, никакого сравнения с Олежкой. Вы шампанское пейте, — вдруг засуетилась она. — Давайте подолью.
Максим послушно отхлебнул ещё с треть бокала. Кислое, конечно, лучше бы пивка…
— Когда дочке было два года, муж сказал, что уходит к другой. Там как обычно — на вид я минус пятнадцать лет. Сексуальный типаж, так кажется называется Да впрочем неважно. И я его убила.
Максим удивился, как легко и обыденно это прозвучало.
— Но… Вас бы посадили Да и дети… — гость нервно обернулся, ему показалось, что в глубине дома что-то зашумело. Нет, показалось.
— А я всех перехитрила, — нервно засмеялась Анастасия. — Ему надо было ехать на дачу, я подмешала одну дрянь ему в кофе с утра. С задержкой действия. И сама поехала на работу. А этот скот… Тварь…
Она снова беззвучно заплакала.
— Должна была прийти няня, а он взял детей и повёз с собой.
Анастасия перестала плакать. Посмотрела на Максима и попросила:
— Попробуйте встать.
Он и сам уже был готов бежать куда-нибудь от этой — сомнений не оставалось — безумной тётки. Попытался подняться со стула, но ноги не держали. Так однажды было от недозревшего вина — голова светлая, а встать решительно невозможно. Он попытался ухватиться за стол, но и руки подвели. Дикая слабость. Нереальная. Только бокал свой задел и уронил. Шипучка разлилась лужицей на столешнице.
— Что вы сделали — прошептал он. Голос сел и вместо уверенного баритона выходило какое-то кваканье.
— Да плеснула вам в брют ту же добавку, ничего страшного! — махнула рукой хозяйка. — Ничего страшного. Не прыгайте на месте, свалитесь на пол. Предупреждаю, поднимать — не буду.
Максим промычал что-то. Теперь и язык отказывал, да и в глазах плавали цветные и чёрные пятна, как после случайного взгляда на солнце.
— Мы… мф… еня… Б-будут искть… — с трудом выговорил он.
— Какой прелестный молодой человек, не правда ли — улыбнулась Анастасия и посмотрела в сторону, словно приглашая кого-то разделить её восхищение.
Максим, борясь с расползающимся перед глазами пятном, скосил туда взгляд. Пусто… Чёртова баба разговаривает с чёртовой пустой кухней. А ему, похоже, конец — голова наклоняется и он уже не может её поднять.
— Да, милый юноша! — откликнулся детский голос. Пацан лет десяти, похоже.
— Мне он нравится, — чуть картавя, добавила невидимая девочка.
Анастасия широко улыбнулась. Максим сквозь пелену увидел, что кожа на её ухоженном лице словно трескается, сползает клочьями, из-под которых на свет вылазит что-то вовсе несусветное — чёрный, в клочьях гниющего мяса оскаленный череп. С прекрасными, явно искусственными зубами.
— А неплохо поговорили — спросил череп, щёлкая и шипя. — Всё вам выложила, как есть! Надо иногда с едой побеседовать на досуге.
Максим очень хотел умереть.
Вот просто взять — и отключиться навсегда, чтобы не видеть этого жуткого зрелища. Чтобы не слышать колокольчики детского смеха, на два голоса сопровождающие слова матери. Но ничего не получалось — почти слепой, с неподвижным телом, он, тем не менее, был всё ещё жив.
— Приступайте, дети! — где-то в тумане возле его головы произнес женский голос и щёлкнул зубами.
Максим краем сознания почувствовал, что в его тело впиваются мелкие зубки. Непонятно, за что его кусают, но несомненно с двух сторон. Он уже ничего не видел, а перед глазами почему-то стоял ряд полок с чередой бессмысленных детских улыбок. Он замычал, но не от боли, которой уже не чувствовал, а от отвращения — и к себе, такому слабому, и ко всем этим детям, и к жуткому чёрному черепу, нависающему над оранжевой по белому надписью Poemon Go.
* * *
— А что с ним
— Да чёрт его знает. В розыск объявили в четверг, на работу не пришёл. Начали искать. По сигналу мобильника нашли — лежит в лесополосе, весь покусанный — лисы там, что ли Не опасно, даже шрамов не будет. Ничего не понимает, трясётся. Говорить не может. То плачет, то стонет. Вещи при себе — и трубка, и денег чуток. Рюкзачок с пивом, ребята прибрали, этому ни к чему уже. Явно в магазин зашёл, перед домом, а потом спятил и в лес рванул.
— Товарищ капитан, а камеры просматривали
— А как же! Когда искали, глянули. В магазине у дома отсмотрели: был там. Ходил, ходил, потом в детском отделе встал, руками чего-то размахивал и побежал к выходу.
— Один был
— Ну да. Только баба какая-то мимо проходила и всё. Да типичная шиза, потому здесь и лежит. Спятил наш Максим, спятил. Так и запишем. Опять же в крови дрянь какую-то нашли. Допрыгался, видать. С веществами доигрался.
Юрий Жуков

Источник