Гниль

 

Гниль Февраль самый худший месяц. В феврале меня попёрли из дома. В феврале пропала мама. В феврале пришли полицейские с ордером на обыск. Плохие вещи случались со мной и в другое время года

Февраль самый худший месяц. В феврале меня попёрли из дома. В феврале пропала мама. В феврале пришли полицейские с ордером на обыск. Плохие вещи случались со мной и в другое время года плохие вещи могут случиться в любой день , но мне отчего-то помнится именно февраль. В феврале умер отец. Он один обеспечивал всю семью, а однажды не пришёл домой, зато явились его так называемые коллеги. От них я узнал, как папа зарабатывал на нашу красивую жизнь. Узнал в общих чертах о всех этих схемах, махинациях, о куче долгов и толпе людей, которые жаждут потоптаться на теле моего отца или на тех, кого он любил. Я узнал, что дальше мне придётся выживать и кормиться самому. Кормиться, ха.
Я всегда был худым мама называла это стройностью , но пятьдесят три килограмма это уж слишком. Мне даже с кровати встать тяжело. А всё началось с небольшой сыпи, которую я принял за укусы клопов, чтобы было неудивительным в комнате, которую мне выделили. На кровати лежал вонючий матрац с неровными пятнами от влаги. После первой же ночёвки я обнаружил несколько засохших точек в низу живота. Уж лучше бы это сделали клопы.
Перед этим я пару лет скитался то там, то сям. Сбежал из интерната, чтобы найти родственников, но никто не хотел иметь ничего общего со мной с сыном моего отца. Я воровал на рынках, подрабатывал в магазинчиках и автомойках, спал в ночлежках и на теплотрассах. Где-то там меня и нашёл Хозяин. Он назвался Всеволодом Владимировичем и сказал, что есть место, где я могу пожить. Сказал, что платить не придётся. Я поверил.
Это была высотка на окраине города, в шестнадцать этажей. Хозяин привёл меня ночью, и я заметил, что свет горит только в паре десятков окон из сотен, но не придал этому значения. Лифт не работал, поэтому пришлось подниматься на двенадцатый этаж по лестнице. Затем Хозяин провёл меня по коридору, остановился у одной из дверей и открыл её. Грязный пол, замызганные окна, кровать, стол и покосившаяся табуретка. Из-под верхнего слоя обоев выглядывало ещё несколько и обсыпавшаяся белая краска. Все розетки были вырваны, лампа под потолком обрезана и кран в ванной сломан. «Прежние жильцы явно остались недовольны», подумал я, но вслух ничего не сказал.
Есть ещё свободные комнаты, но они немногим лучше, объяснил Хозяин. Если не нравится, порядок можешь сам навести. Живи сколько угодно, води, кого хочешь. Правило только одно: с часу ночи до шести двери закрываются, и входить никому нельзя. Выходить, разумеется, тоже.
Он отдал мне ключи и ушёл, а я принял душ, простирнул одежду, а потом расстелил на кровати чистое полотенце, которое носил в рюкзаке, свернул куртку, положив под голову как подушку, и тут же уснул. Для счастья надо очень мало, когда у тебя ничего нет.
Проснулся я полным сил и готовый возвращаться со дна. Даже небольшая сыпь, обнаруженная во время умывания, не испортила мне настроения. Но к вечеру от эйфории не осталось и следа. Целый день я слонялся по улицам, клянчил деньги у прохожих и спрашивал, не нужен ли кому работник за небольшую оплату. То ещё занятие без документов и при моём-то виде. И всё-таки в одном автосервисе управитель посулил мне тысячу рублей, если я приберусь у него. Небольшие деньги за уборку в шести гаражных боксах, но выбирать мне не приходилось.
Я работал до позднего вечера, и к полуночи, когда Толя так звали управляющего выпроваживал меня, голова дико болела, а в желудке кололо и пульсировало. По пути до дома меня вырвало. Я подумал, что заболел и купил жаропонижающее и крем для сыпи. Возле одного из магазинов я спохватился: совсем забыл позаботиться о еде. Захватил там несколько коробок с лапшой, сок, сосиски и хлеб. Было без пятнадцати час, когда я подошёл к высотке, а Хозяин стоял у порога. Явно ждал меня.
Ты чуть было не опоздал, холодным тоном сказал он.
В ответ я пробурчал извинения и поспешил в свою комнату. На четвёртом этаже меня снова вырвало. Добравшись до своей кровати, я, даже не раздеваясь, плюхнулся на неё и тут же уснул. Очнулся я часов через пятнадцать и чувствовал себя гораздо лучше. Ни голова, ни живот не болели. Я огляделся и, увидев пакет с продуктами, понял, что аппетита у меня совсем нет. Это было странно, ведь я не ел больше суток. Наверное, ещё не до конца выздоровел», решил я и, несмотря на отсутствие голода, собрался немного перекусить. Лапшу приготовить не получилось, потому что ни чайника, ни конфорки в комнате не было, да и подключить их к электричеству не удалось бы.
Кстати, телевизора здесь, конечно, тоже не имелось, поэтому я нашёл в ванной засохшую тряпку, хорошенько промыл её из дыры в смесителе и вытер окно чтобы было на что пялиться во время обеда. Эта привычка выработалась у меня, пока я жил дома, с папой и мамой, и всё было хорошо. Обычно этим мысли вызывали у меня тоску, но не в этот раз. Я жевал сосиски с хлебом, сидя на подоконнике, и глядел на улицу, спокойно размышляя, что делать дальше.
У меня наконец нежданно-негаданно появилось жильё. Надо было привести его в порядок, а для этого нужно заработать деньжат. Я вспомнил про автомастерскую и решил снова направиться туда: у Толи могла быть работёнка для меня. Выходить из дома совсем не хотелось, но я смог себя заставить. Умылся, оделся и пошёл. На часах было двадцать два десять.
Толя внимательно меня выслушал, а потом сказал, что ему действительно нужен помощник из тех, кто не особо болтлив. Он задал несколько вопросов: кто я, что я, откуда я и сделал вид, что поверил, но, кажется, ответами удовлетворился, и провёл меня в дальние боксы, куда въехать можно было только с заднего двора, огороженного высоким закрытым забором и воротами. Толя сказал, что здесь они чистят машины.
Надо убирать грязь и пыль, объяснил он, а ещё собирать все вещи в салоне и складывать вон в ту коробку. Если захочешь присвоить что-то себе, то уж постарайся сделать это так, чтобы я не заметил, если руки дороги. Видел в прошлый раз парня с перебинтованной рукой Он мнил себя самым ушлым и теперь ему месяц с олной парвой над капотами кряхтеть. Больничных мы тут не выдаём. Ещё надо будет скручивать номера, их будешь складывать там. После этого машину перегонят в другой бокс, а там уже не твоя забота. За каждую тачку будешь получать по две штуки. Ну что скажешь, пойдёт тебе такая работёнка
Я задумался только на секунду.
Когда можно приступать
Толя лениво глянул на часы.
Скоро полночь. Первую машину как раз пригонят. Тогда можешь и приступать.
Он выдал мне рабочую одежду и инструменты, а, пока я готовился, повторил:
Только не взболтни чего лишнего. Ты хоть темнишь чего-то, но парень, кажется честный. На гнилых людей у меня нюх.
Я не успел ответить, потому что ворота гаража поднялись. Внутрь въехала белая «Лада Калина» с парнем моего возраста за рулём. Он вышел из машины, закурил и, только хорошенько меня оглядев, поздоровался.
Давай, новичок, сказал Толя. Не стой столбом, поторапливайся.
После этого он и водитель удалились в подсобку, а я принялся за дело. Через полчаса, когда они вернулись, машина была чистенькой и без номеров. Все вещи из салона я, как и приказали, сложил в большую коробку в углу гаража. Водитель заглянул туда и усмехнулся.
Надо же, даже мелочь не взял. В первые дни все скромничают, Толю боятся, но не до такой же степени.
«Ладу» перегнали в следующий бокс, а через десять минут на её месте уже стоял старенький «БМВ» синего цвета. Машины привозили друг за другом. Водители либо курили молча, либо шли к Толе, пока я занимался чисткой.
У меня всё получалось, но чем дольше, тем хуже становилось самочувствие. Началось всё с дурацких сомнений: а что, если в гараж ворвётся полиция Или Толя в чём-то меня заподозрит Или просто не захочет платить и вышвырнет меня Или того хуже, свернёт шею, чтобы я помалкивал. Потом стала чесаться болячка на поясе. Я то и дело проверял её: она разрослась и покраснела. В конце дня ну, вообще-то, в его начале, под утро меня снова начало тошнить. Голова кружилась, но я держался: не хотелось подводить своих нанимателей. В итоге, когда со всем было покончено, Толя выдал мне на руки шестнадцать тысяч рублей, оглядел меня и сказал:
Чертовски плохо выглядишь. Устал, что ли Или заболел
Всё в порядке, соврал я и поспешил домой.
В пути мне становилось всё хуже, но, когда впереди замаячила высотка, настроение улучшилось. Я только и ждал момента, чтобы лечь на свою кровать, отдохнуть, поспать. Добравшись до комнаты, я смазал кремом рану а это уже была рана, влажная, слизкая и улёгся спать.
В этот раз то ли сон был плохой, то ли его не было вовсе. Я слышал какие-то голоса совсем рядом, будто кто-то стоял в изголовье кровати и что-то нашёптывал. Открыв глаза в очередной раз, я почувствовал, что меня вот-вот вырвет и помчался в туалет. Облегчившись, я вернулся в комнату и посмотрел на стол. Там всё ещё лежало несколько сосисок и коробка с лапшой. Голода я по-прежнему не испытывал, но внутри свистело, как в горящей печке без дров.
Я распечатал коробку и вышел в коридор, чтобы найти среди соседей кого-нибудь, кто не откажется угостить меня кипятком. Никто не отзывался на стук в двери, хотя было слышно, как кто-то стонет внутри комнат, всхлипывает, бормочет, шаркает по полу. Наконец одна женщина открыла мне. Смуглая, с чёрными волосами, лет сорока на вид. Она поглядела на меня удивлённо, даже испуганно, но, услышав мою просьбу, согласилась помочь и пустила в прихожую.
Пока вода в чайнике закипала, я осмотрелся. В её комнате было гораздо уютнее, чем в моей: чистый пол и окна, шторы, ковёр, обои без дыр и пузырей, мебель, холодильник. Только пахло чем-то горьким. За стеной, где кончалась прихожая и начиналась комната, стола детская кроватка, увешенная пелёнками и простынями. Я ещё удивился, что это не самое удачное место для колыбельки. Было слышно, как ворочается и кряхтит ребёнок. Вдруг он резко замычал, и я инстинктивно дёрнулся, чтобы посмотреть на него. Заметив моё движение, хозяйка комнаты вскрикнула:
Нет!
Но было уже поздно. Я увидел, если не всё, то достаточно. Ребёнок, совсем маленький, крошечный, лежал в кроватке, одетый в штанишки и маечку с открытыми плечами. Всё его тело было сплошь усыпано ранками и язвочками, а рот заклеен широким лейкопластырем. Он мычал от боли. Женщина отодвинула меня в сторону и буквально вытолкнула за дверь.
Вот ваша лапша, забирайте и уходите, сказала она напоследок и захлопнула дверь.
Несколько минут я стоял перед её дверью. Должен заметить, что увиденное не вызвало во мне шока может быть, некое замешательство, как привычная реакция на что-то необычное, на что-то неправильное. Вообще-то, меня не столько сам ребёнок беспокоил, сколько его болячки. Они выглядели в точности как та, что была у меня на животе.
Читай полностью по ссылке:

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *