И не ори

 

И не ори - Выдави ему глаз! - Не надо! Пожалуйста, не надо! - Левый Правый - Любой. Этой суке они уже всё равно ни к чему. - Я вспомню! Я вспомню сейчас! Не надо глаз! Маслов заелозил по

— Выдави ему глаз!
— Не надо! Пожалуйста, не надо!
— Левый Правый
— Любой. Этой суке они уже всё равно ни к чему.
— Я вспомню! Я вспомню сейчас! Не надо глаз!
Маслов заелозил по окровавленному линолеуму, силясь пересесть с полулежащего хотя бы на корточки. Пешков прицельно рубанул с левой ноги ему в голову, резко навалился сверху, прижал коленом горло, положил большой палец руки на глаз Маслова, больно надавил.
— Ну
— Вонегут! Курт Воннегут, сукаааа! Маслов заплакал.
Убрав руку, Пешков выписал плачущему одобрительного подзатыльника. Обернулся к Андрею Платоновичу:
— Смотри как! хохотнул. Продвигаемся.
— Это да. Андрей Платонович промокнул полотенцем пот на лбу, нервно прищурился. Всего-то четыре зуба, сломанный нос и зарубежка за плечами. А сразу-то не мог выдать минимум, хуило Поднимай его.
Пешков, довольно закряхтев, ухватил Маслова под мышки и рывком выпрямил в рост. Маслова чуть пошатывало.
— Гонг, — Андрей Платонович хрустнул пальцами, заставив тело Маслова мелко задрожать от каждого щелчка.
Маслов затравленно вертел головой, не то поскуливая, не то просто роняя звуки сквозь разбитые губы.
— Гонг, — настойчиво повторил Андрей Платонович.
— У меня У меня после гонга весь материал из головы вылетает. Пожалуйста, Андрей Платоно
— Ты охуел! Пешков коротко сунул кулаком в масловский живот. Ставь, сука, лося!
Всхлипнув, Маслов приставил ко лбу тыльную сторону ладоней, одну на другой. Набрал воздуха. Андрей Платонович наотмашь ударил в гонг-лося с такой силой, что можно было загнать в лиственницу гвоздь по самую шляпку. Прорычал:
— Рррусское наследие!
Маслов нелепо рухнул обратно, в кровавые разводы на линолеуме. Тот местами лопнул, и грязные паутинки ткани в щелях неспешно пропитывались темно-бурым.
— ОЧЕНЬ Я ЛЮБЛЮ, ЧТОБЫ КОГДА
— Тише, не ори. Андрея Платоновича передернуло. Митинговать не надо. Спокойно. Ровно.
Маслов поднялся, выпрямился насколько мог, затараторил монотонно:
— Очень я люблю, чтобы, когда Пушкин да Гоголь, да с Достоевским, да под Одоевского, и с Сомовым, Бестужевым-Марлинским, с Титовым вприкуску, с Мельгуновым вприхрустку, с Баратынским вприглядку, да с Аксаковым вприсядку. И салом, салом натереть до блеска любоваться. А так же Лермонтовым да Вельтманом придавить и хороводы, хороводы Толстых. Замятина намять, Платонова обнять, под подушку томов напихать не счесть. И салом, салом до блеска любоваться. Булгакова пихать в себя. Пастернаком продавливать Булгакова. Белым продавливать Пастернака. Мандельштамом продавливать Белого. Шаламовым продавливать Мандельштама. Под ногти пихать, а на Солженицына я класть хотел. Вскрыть горло Андреевым заштопать Аверченко. Вскрыть горло Андреевым заштопать Зощенко. Вскрыть горло Андреевым заштопать Тэффи. Вскрыть горло Андреевым прижечь Хармсом. Вскрыть горло Андреевым зарубцевать Жванецким. Вскрыть горло Андреевым залить красным смехом. А на Солженицына я класть хотел. И под Чеховым ходить. И под Чеховым бродить. И под Чеховым юлить. Салом до блеска, до тошноты. До тошноты. Потом рвать, рвать, рвать лауреатами ленинских премий. Кровосточить, кровоисточать многотомными поэтами из контоса. Рвать, рвать, рвать донцовское существительное. Рвать, рвать, рвать дашковское прилагательное
— Мысть, мысть, мысть, учкарное сопление, — хохотнул Пешков.
Андрей Платонович успокоительно испепелил его взглядом:
— Маслов, продолжайте. Не ори только. Срываешься опять на верха.
Маслов страшно замолчал, заколачивая тишину, оглушая ее своим рвущимся в клочья сердцем. Он хватал воздух, надеясь, что вызубренное само выберется на волю.
— В смысле лицо Пешкова вытянулось.
— Идолов не учим, Маслов потемнел Андрей Платонович.
— Оргазмами Нострадамуса исходить и наблюдать изнутри как же тебе Ploho, аукцыонить в широком, стулом под собой в пляс бузовать, — поспешно задребезжал Маслов. Муками Звучить, ВИА, АВИА Арийничать, королевски шутить. Бабы в снайперку расстреливают Уфу. Припудренные пидора
— Дополнительный материал то ты нахуя нам чешешь! Пешков гневно прорубил кулаком в уже изломанный масловский нос. Последнего идола называй!
Маслов бессильно выпал вперед и отчаянно завыл на полу.
— Закрепляй материал, — коротко кивнул Пешкову Андрей Платонович.
— Довыебывался, — без интонаций сказал Пешков и шагнул под лампу, к столу.
— Зачем вы лезете в Цитатно-Словоблудный, если вам это не нужно на дух, — Андрей Платонович нервно заложил руки за спину, покачиваясь на ногах. Когда Вас распределяли, ведь каждому было сказано нагрузка страшная. Словоблудить без базиса не является наукой. Зачем же насильно вбивать в себя неудобный Материал, Маслов
Из тьмы появился Пешков с ножом и молотком в руках. Степенно, не без пафоса, шагнул к Маслову. Тот крутился внизу, часто взгорланивая по-вороньи.
— Говорили же неоднократно переведитесь на Графоманский. Нарасхват же специалисты оттуда, а спрос меньше. Ну куда вас с такой подготовкой В троллинг В троллинг мы отбираем сразу после детского сада и годами, годами сушим им мозг, прежде чем десантировать в сеть. Вы, Маслов, даже для троллинга недостаточно тупы. Андрей Платонович выудил из внутреннего кармана пиджака мутную колбу из темного стекла, дважды дунул в нее и спрятал обратно.
Пешков присел к конвульсирующему телу Маслова. Дернув, выпрямил его руку, прижал коленом. Делал споро и жестко.
— Вспомнил! дурниной заорал Маслов. Цой! Цой, бляяяяя! Как повел Ордановский Россиян сквозь Матрицу и потерялся к хуям. А Цой жив!!!
Пешков острием ножа быстро сдвинул в сторону мизинец Маслова, приложил лезвие и коротко стукнул по нему, отделив палец. Пустая аудитория восторжествовала от масловского воя и плача. Крик его слоился надвое, будто внутри сидел вертлявый и визгливый демон Юрином и тоже конкретно переживал утрату перста.
Пешков, деловито, как забойщик элитного скота, поднялся, расправил плечи и, включив в аудитории общий свет, юркнул в лаборантскую.
— Когда слова по цели заканчиваются, Маслов, — Андрей Платонович уселся за стол. Оффтоп не самый лучший способ заявить о себе. Посмотрите на студентов факультета Нейтрально-Безмолвных. Посмотрите на их преподавателей. Вы слышали от них хоть слово Хоть когда-нибудь А вы думаете им нечего сказать
Вновь появился Пешков. Он нес в руках широкую пробирку. На ней была наспех приклеена полоска пластыря с жирной черной надписью «ВИЖ ЙОЦ». Подобрав палец Маслова, помощник преподавателя бросил его в пробирку и плотно закрыл резиновым колпачком:
— На. Шпора тебе по идолопоклонству. Практически, сука, методичка.
Андрей Платонович выудил из внутреннего кармана пиджака мутную колбу из темного стекла, трижды дунул в нее и спрятал обратно:
— Коллега, поднимайте это
Маслова дернули вверх, привычным движением подкинули на ноги. Бледный, дрожащий бескровными губами, он бессмысленно пошатывался возле кафедры Андрея Платоновича. Тот, подперев ладошкой подбородок, долго всматривался в стоящего. Щурил взор, сочетая презрение с подслеповатостью. Тянул паническое ожидание. Тишина, ударившая по вечерней усталости, вытянула наружу равномерный гул люминесцентных ламп, усилив его до невыносимого.
В коридоре энергично застучали каблучки. Так чеканят шаг только уверенные в себе обуточки. Они бы даже не прочь высекать при ходьбе искру, фонтанируя ими беспорядочно, прожигая кусачие дыры в носках, торчащих из сандалий неуверенно плетущихся. Профессор и помощник устало уставились на дверь. Маслов безучастно отсутствовал взором в стол. Стукнув полтора раза, едва приложившись кулачком, в аудиторию заглянула красивая брюнеточья голова.
— Сьте. Казнь у вас
— Карельцева нарисовалась, оживился Андрей Платонович. Чего, Алин С курсовой Залезай вся, мы вроде как кончили тут.
Карельцева метнулась в небольшой проем приоткрытой двери, как в щель в заборе. Легкая, динамичная, наэлектризованная здоровым, счастливым студенческим кипишем. Выдернув из сумочки мультифору она, торжественно кривляясь и кланяясь, вручила ее в профессорские руки.
— Накатала уже, ты посмотри на неё. Андрей Платонович задорно щелкнул кнопкой на конверте. Забранки поди пригибаешь там
Карельцева, вытянувшись в «смирно» и, по-пионерски похотливо отдав честь, протрубила:
— Хуй-перехуй!
Профессор и Пешков широко блеснули оскалом.
— После зачетной недели забеги. Я читану на днях. Параноидально-горячечный сдала
— Так точь!
Андрей Платонович коротко метнул взгляд на Маслова:
— Вот это, милейший, называется бузовать на красный.
— Всё Можно потихоньку сдрискивать — Алина молниеносно почесала бровь, мелькнув отсутствием мизинца на левой руке.
— Да, дуй, — махнул рукой профессор и зашарил по столу.
Порхнув обратно в проем, Карельцева заработала каблучками, удаляясь. Внимание вновь было обращено к Маслову. Последнего бросало в пот и морозило одновременно. Кровавая слизь пузырилась под его ногами. Руки безжизненно повисли, утонув в рукавах. Высохшие слезы очертили две грязные, но идеально параллельные линии по щекам. Он был похож на изнасилованного Пьеро.
— Н-ну, и Маслов. Андрей Платонович театрально вздохнул. Энергия карельцевского фиглярства заразила его. Если я тебе зачетика черкану, ручаешься к осени подтянуться по проблемным местам
Маслов очумело затряс головой, всем телом соглашаясь подтянуться по проблемным местам.
— Лады.
Профессор торжественно подмахнул размашистым автографом масловскую зачетку и отбросил в сторону:
— Мчи отмечать, — улыбнулся вяло.
Маслов, крепко сжав в руке пробирку, схватил зачетку и, роняя сбивчивые благодарности, прощания и пожелания здоровья и долголетия, прицельно шарахнулся в дверной проем, некрасиво его расшаперив. Слышно было, как он жадно глотал воду из фонтанчика в коридоре, а потом, прытью первоклассника, припустил по ступеням в гардероб.
— Всё, все профессор потер лоб.
— Да, — Пешков зыркнул в коридор. Отстрелялись. Звать пол мыть
— Звать.
Пешков, нырнув в лаборантскую за пальто, немедленно напялил его на себя и зашарил по карманам курево.
— В душ не зевнул Андрей Платонович.
— В пизду, — отмахнулся Пешков. Еще в пару мест надо. А уже темень. Чего, к десяти
Профессор кивнул.
— Так. Всё, меня нет, — Пешков прощально зиганул ладонью и зашуршал складками пальто по пустынной тиши коридора.
Андрей Платонович выудил из внутреннего кармана пиджака мутную колбу из темного стекла, единожды дунул в нее и, спрятав обратно, посмотрел в окно. Под мерцающим фонарем на скамейке сидела парочка. Ветер неприятно играл с крошкой наждачного снега. Через некоторое время, зябко вжавшись в пальто, под фонарем сутуло мелькнула спина Пешкова. За дверью грубо лязгала ведром уборщица.

 

И не ори - Выдави ему глаз! - Не надо! Пожалуйста, не надо! - Левый Правый - Любой. Этой суке они уже всё равно ни к чему. - Я вспомню! Я вспомню сейчас! Не надо глаз! Маслов заелозил по

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *