Истории из жизни реальных людей
Позже этот феномен назовут его именем, но уже после его смерти. Пока же Дариус жил, работал, ел, спал, занимался сексом, ездил на работу в метро, беседовал с пациентами. Его жизнь была расписана по минутам: в шесть утра подъем, далее — пробежка, душ, завтрак, дорога до работы и чтение новостей психиатрии в метро.
В тот день он, как обычно, проснулся в шесть и пошел на пробежку. Промозглое осеннее утро щипало за открытые участки кожи, оставляя красные пятна на щеках и голых руках. Дариус любил утра намного больше, чем вечера. Он любил здороваться с деревом у своего дома, кивать бродячим кошкам, пробегать мимо сонных еще голубей, разгоняя туман. Утро обнимало его и нежно баюкало в своих руках, напевая мелодию просыпающегося города.
Дома же сонная Эльза Амалиди готовила на всех завтрак. Теренса Амалиди еще приходилось дожидаться: мальчик любил поваляться до семи.
Это утро было таким же. И не таким — одновременно. Дариус насчитывает целое одно происшествие, что могло бы отделить это утро от подобных ему. Происшествие было обыденным: Дариус разбил блюдце от бабушкиного чайного набора с сиреневыми цветочками по краю. Досадная оплошность, но именно ее Дариус назовет, впоследствии, такой важной.
Эльза убрала осколки тряпкой и засунула в помойное ведро.
— Не расстраивайся.
— Я и не расстраиваюсь, — буркнул Дариус.
— Вещь твоей бабушки…
— Ну и что. Старье.
Эльза вздохнула и пошла будить Теренса.
Дариус допил кофе, поднялся из-за стола и пошел одеваться. Сегодня была групповая терапия, ему еще нужно было подготовиться, хотя всех пациентов он знал в лицо, и историю болезни каждого мог рассказать с закрытыми глазами. Он любил своих пациентов. Но мало верил, что кто-то из них когда-нибудь полностью вылечится. В психлечебнице есть свои «старожилы», но есть и те, кто попал сюда впервые. Сложные случаи особенно интересовали Дариуса, а лабиринты человеческой души не переставали приводить в восторг, смешанный с печалью.
Он ехал в метро, когда передали первое сообщение. Суть сообщения ему пересказала Анна Блум, его помощница и просто старый и верный друг.
Анна стояла у кофе-автомата и курила извечную сигарету. Пятна от никотина на пальцах выдавали в ней заядлую курильщицу.
— Привет, Дариус! Как отдохнул
— Ничего, — Дариус кивнул Анне и показал, что подождет, пока она закончит.
— Слышал новости — Анна ткнула бычок в обод урны и отряхнула руки.
— Какие, — Дариусу, в общем-то, были не интересны никакие новости, но разговор надо было поддержать. Он не особенно любил говорить по утрам — за день еще удастся наговориться до хрипоты. Но Анна была как черноволосое солнышко, хотела всех осветить и объять информацией, новостями, приколами, собой. Она делилась с миром иногда с приветливой, но чаще — с язвительной интонацией. Мир отвечал ей тем же.
— Какая-то хрень, — Анна показала пальцем на потолок, пока они поднимались по лестнице, — какая-то штука зависла в космосе и никто не может понять, что это такое и зачем оно здесь.
— Штука — Дариус выказал вежливый интерес.
— Космическая. Летает по орбите.
— В космосе много чего летает. Может, что-то отвалилось от станции.
Анна взяла его за локоть и повела в кабинет:
— Нет, Дариус. Никто не знает что это такое. Как появилось, зачем летает — тоже никто не знает. Правильный куб серо-черного цвета.
— Уже и размер определили
— Да, — Анна достала ключи и открыла дверь в их общий кабинет. — А еще оно не отражает солнечные лучи. Вообще.
— Забавно, — Дариус прошел к своему столу и положил на него сумку, — инопланетяне
Анна пожала плечами:
— Кто знает.
***
Полковник Синицкий связался с НАСА, с Индией, с китайцами и японцами. Европейское космическое агентство откликнулось первым — непонятная «штука» преодолела Балтику и летела в сторону Санкт-Петербурга, зависла над городом, поболталась туда-сюда по малой амплитуде и пошла бродить над территории России. Весь мир внимательно следил за «штукой», а Синицкий Петр Алексеевич матерился сквозь зубы. Его уже дважды вызывали на ковер к вышестоящим, а он стоял, как беспомощный дурак, и ничего не мог предложить, не мог дать никакого вразумительного ответа на вопрос: «Какого черта вообще происходит» А «штука» летала и своим полетом наводила еще больший переполох, чем обычно бывает в индустрии космоса. Космос — очень сложная структура, подчас хрупкая. Как и человеческая душа, наверное.
На третью неделю полета «штуки» по ней решили ударить из станции. Когда «штука» будет пролетать над океаном. Хорошо подготовились, сделали все необходимые расчеты и ударили.
И ничего.
«Штука» с хлопком проглотила ракету и поплыла себе дальше как ни в чем не бывало.
Синицкий стал пить по вечерам.
***
Дариус не следил за новостями, но все остальные следили и пересказывали ему — хотел он того или нет. Какая-то «штука» летает — хорошо, пусть летает. Он-то тут причем Или он должен решить кто — кого: мы — «штуку», или «штука» — нас Он не хотел быть ни на чьей стороне. «Штука» вообще его не волновала. Его волновали пациенты. Люди. Одушевленные объекты. У «штуки» по определению не могло быть души. Поэтому Дариуса она не интересовала.
А «штука» летала себе и летала. Однажды к ней пытались пристыковать модуль с исследователями. Исследователи исчезли, также как ранее и ракета. Затем появились. В модуле, живыми и здоровыми. Их вернули на Землю. Но исследователи не могли сказать ничего определенного. Всех пятерых, лучших в своей области, постигла полная амнезия. Как вошли в модуль помнили. Далее — уже нет.
Еще через месяц все исследователи, один за другим, покончили с собой.
Анна рассказывала это, захлебываясь. Тут Дариус и сам заинтересовался. Уже интереснее, с этим можно поработать.
Что эта «штука» делает с людьми
На другом конце Земли полковник Синицкий уже не пил, но хотел чего-то покрепче и безжалостнее алкоголя. Это полный провал. А она летает себе и летает.
Специалистов решили больше не отправлять.
Дариусу «штука» иногда снилась. Он видел себя, обнимающим ее, и она заглатывала его, но ему не было страшно. Проглоченный ею солнечный свет выбирался наружу из тьмы и обнимал его тело. Так хорошо, как в тех снах, он не чувствовал себя нигде больше. «Штука» манила его, немного пугала, но и казалась необъяснимо родной.
Теренс все дни просиживал в Интернете — искал информацию о «штуке». Дариус не поощрял, но и не ругал, только напоминал, что надо иногда и на улицу выбираться. Теренс выходил на полчаса в магазин и возвращался, чуть ли не вприпрыжку бежал к своему столу с вожделенным ноутбуком: вдруг без него новая информация появилась.
Полковник Синицкий стал пропадать ночами в клубах и под наркотическим приходом рассекал пространство танцпола, забываясь от работы, космоса и этой невероятной мерзкой «штуки», которая всем не дает покоя, а особенно ему. На него, сорокалетнего, смотрели удивленно, но потом привыкли: ну хочет мужик погулять — что с него взять.
«Штука» летала себе и летала. Может, она кому-то еще и снилась, но Дариус знал, что только его сны были особенными. Она пыталась ему что-то сказать, но он не мог расшифровать. Он, привыкший расшифровывать все переливы и перезвоны, все слепые начертания человеческой души, не мог расшифровать сообщение «штуки».
Он не мог себе признаться в том, чего он боялся. Боялся-то он многого: что Теренса собьет машина, что у него будет Альцгеймер, что ему или кому-то из близких упадет полуметровая сосулька на голову зимой. Он многого боялся. Но это был обыденный страх — таких страхов у каждого наберется с десяток. Основной страх он не мог определить.
Пока «штука» не заговорила. Она стала передавать сообщения азбукой морзе, издавая низкочастотный гул.
Сообщение было следующим: «Я знаю, чего ты боишься, Дариус Амалиди».
Дариуса нашли и вызвали «на ковер». Синицкий вздохнул, обмахиваясь фуражкой. Хоть что-то, хоть теперь все сдвинется с мертвой точки.
Дариус понял, чего боялся, когда ехал в машине в аэропорт. Он боялся, что нет ничего — на той, другой стороне ровного куба, что жизнь так и будет ровной стороной, а потом оборвется в черное ничто. «Штука» была его материализовавшимся страхом. Материя победит, и душа представляет собой лишь пучки импульсов в нейронах.
Теперь ему предстояло выяснить — так это на самом деле или же нет.