Никогда не любил горы

 

Никогда не любил горы Я травник, житель равнин, мне хватало того, что давали земля и лес у подножий. Но говорят, раз в год стреляет и ружьё на стене. Вот и мне понадобился один редкий отвар, а

Я травник, житель равнин, мне хватало того, что давали земля и лес у подножий. Но говорят, раз в год стреляет и ружьё на стене. Вот и мне понадобился один редкий отвар, а для него неприметная травка, что росла только на холодных уступах. Той тропой ходили часто.
Только не я.
Когда осторожно заглядываешь за каждый поворот, время растягивается, горы всё пристальнее просматриваются к тебе, и, не узнавая, ждут первого промаха. Подталкивают к нему.
А то и манят свежей россыпью редких и ценных цветов. Собирать их все я не стал: нельзя, иначе им не возродиться, а тебе за малое убийство ответит природа. Думаю, тогда горы засомневались, правы ли они были. Но от решения своего не отступились, и на обратном пути настиг меня камнепад.
Благо, грохот я загодя услыхал да успел схорониться в пещерке рядом. Но к добру ли то было
Ох, не к добру.
Вход-то завалило камнями громоздкими. Не выберешься, до людей не докричишься. Да и где они, люди те Кто в горы с утра ушёл, нескоро вернётся. А мне чем прикажете время коротать
Вот тут и пригодились давние советы моей бабушки-ведуньи. Говаривала она: «Коли где заплутаешь али в беду какую угораздишь, так и разведи пламя жаркое, потянись чрез него к жизни самой. Будет тебе иль дорога верная, иль помощник сильный. А коли нечем костра разжечь, так сердцем зови. Сердце-то, оно горячее. Чем не пламя»
Не пригодились мне до того дня её советы. А там я в кого угодно уверовал бы да воззвал к силе его.
Но кого призывать-то Задачка.
Кого я только не перебрал. И наших старых богов, и чудищ заморских, и землю-матушку, и батюшку-Океан. Молчали они, не спешили на зов откликаться.
Не чаял я уже выбраться. Да только чу! заскрежетали будто когти по камню. Ну, думаю, милый друг, вот и смерть твоя дикая пришла. Отбиваться а чем Связкой трав Только раздразнишь зверя.
Вот и стоял, замерев, ждал свою судьбинушку.
Вижу уши с кисточками мелькнули. Рысь, значит. Сильное, гордое животное. Достойное. Не стыдно смерть от неё принять.
Снова заскрежетало, громче. Зашевелились камни опять, падать стали. А рысь возьми и перемахни через них. Крупная, шерсть лоснится, глаза горят.
А я свои закрыл. Подумал, ни к чему оно. Не силён я, чтобы смело смотреть в глаза хищнику, не выдержу.
И не выстоял: отпрыгнул в сторону, когда рысь меня головой боднула. Да только куда ж мне деться в маленькой пещерке Куда ни шагнёшь нагонит ведь.
Нагнала. Обнюхала. К сумке потянулась, игривая. Ни дать ни взять кошка, что мяту учуяла.
А ведь была у меня мята! Как раз в том кармашке, к которому рысь уже носом чуть не прикипела. Стоит, довольная, ластится. Урчит утробно, щурится.
Накрыл я кармашек ладонью. Уж коли за добычей пришла ко мне, так и не откладывай удовольствие. А коли со спасением, не держи на месте замершим.
Рыкнула недовольно, глазами сверкнула да и пошла обратно к груде камней. Наружу вылезла, я следом. И сам себе не поверил: повела она меня ровно до дома знакомой дорогой! Всё оглядывалась по пути, не отстал ли я, не попал ли в новую передрягу.
Чудеса, да и только.
С тех пор стал я по утрам забирать с порога тушки животных мелких. А то и куски мяса кого покрупнее. Рысь приносила: следы рядом оставались. А взамен укладывал на крыльцо с вечера связки мяты кошачьей. Как-то даже букет цветов полевых рядом положил. Всё гадал, заберёт или нет.
Забрала.
Стала всё больше мяса приносить.
И вспомнилось тут мне предание давнее про деву-рысь, лесную хранительницу, что путников нерадивых на дороги выводила. Раз в столетье, сказывали, выбирала она себе суженого да приносила ему дары. А коли и он дары ей подносил, жизни их с тех пор переплетались. И не разделить их было, если дева оставляла суженому на крыльце клок шерсти своей, добровольно сброшенный.
Следовало из него самому бечеву спрясть да повязать после рыси на лапу переднюю, будто заместо браслета обережного. Тогда спадали с неё лесные чары, и появлялась перед глазами девушка станом тонка, лицом красна, голосом нежна.
Да только своенравна страсть. Чуть что не по её, могла рысью вновь обернуться да в лес уйти. А потом через полсотни лет и заглянуть на стариковское уже подворье, навеки юная, навеки суженым бывшим любимая.
Давно её в краях наших не видели, да и не верили уже, что жива она и что может до сих пор где-то в лесах обретаться.
И я бы не верил, коли не забрал бы вчера с порога клок шерсти её, добровольно оставленный. Пора, кажется, прясть обережную бечеву.
Али лгут нам легенды

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *