И снится мне изба, ночь, за столом при лучине сидит старец.

 

И снится мне изба, ночь, за столом при лучине сидит старец. Когда-то статный и могучий, а теперь просто благородный и очень, очень уставший. Разуверившийся в людях и с горечью осознавший, что

Когда-то статный и могучий, а теперь просто благородный и очень, очень уставший.
Разуверившийся в людях и с горечью осознавший, что его время ушло.
Он это я.
И мне надо, очень надо найти слова, чтобы объяснить тем, кто будет потом, что так и было правильно. Страшно, больно, но правильно. Что я понимаю, на что иду, и принимаю свою судьбу.
И их судьбу тоже.
И меня гложет печаль, но есть время почивать на лаврах, а есть время расчищать дорогу новым зернам, из которых когда-нибудь прорастут прекрасные молодые побеги.
Моя обязанность — записать это.
Они тоже поймут.
Они тоже примут.
У них точно также, как и у меня, не будет выбора.
«Год 6496 от сотворения мира станет для нашего мира последним.
Мир, каким мы его знаем, исчезнет.
Мы не можем ничего остановить мы сами закрутили перемены, столокли в ступе, развели вилами. Так надо.
Колесо повернулось, небесные светила сошлись и разошлись вновь, земля пересекла невидимую черту и всё вокруг должно измениться. Последние годы явно показали нам пора уходить.
И нам придется исчезнуть, практически всем и сразу.
Я знаю, что будет дальше. Это не сложно предсказать. Владимир не знает пока, но это не важно. Не моё дело объяснять человеку, чем окончится история, о которой он даже слыхом не слыхивал.»
И всё же не всё можно доверить чернилам, ой, не всё. Я ощущаю это внутри. Это очень тяжелое знание. И про это нельзя писать.
Владимир плохой князь.
Худший из всех возможных.
Но раз мы сами допустили его до престола княжеского, не нам свергать, не нам жалеть. Значит, пришло время разрушения устоев, вместе с ним пришло. Мне остается только верить, что меня поймут правильно.
«Он чтит память предков и древние каноны, но он слаб, как и все люди. И не может ни понять, ни принять то, что должно произойти. Пошла уже волна, меняет мир. Теперь не княжества будут, религии будут править.
О позапрошлом годе приезжали булгары, советовали князю принять ислам.»
Да там пить нельзя, куда Володьке без питья Молодой, глупый. Хороший был бы выбор. Зря отказался. Не думает он пока об этом, не того полета птица. Люди не мыслят и не видят дальше собственного носа. Мы, как выяснилось, тоже.
«Потом были немцы из Рима, присланные Римским папой. Не понравились князю.»
Ну и ладно.
«После хазары с иудаизмом и без собственных земель. Смешные, нагловатые, потертые жизнью.»
Эти выживут где угодно, рассосутся как пиявки по земле, но выживут.
«Последним приехал византиец. Просил помощи, обещал денег. Про царевну бахвалился. Дескать самая прекрасная во всем мире.»
Слабы люди, слабы. Но на то они и люди. Мальчишка! Царевну ему захотелось!
«Что ж, так тому и быть. Будет князю царевна и сила, с помощью которой и он, и потомки его смогут управиться с людьми, пока те сами не помудреют»
Мал князь умом. Не понимает, кто такие христиане. Развалит он всё, что мы делали, всё, чему людей учили.
«Но не мое дело теперь решать. Но раз так выходит нам остается или уйти в леса, или умереть. А уходить смысла не имеет. Не это поколение так следующее снесет. Не религией новой, так катаклизмом каким. Всё равно помрет люд. Много крови будет, много.
Закончилась эпоха.
Завтра Великий Князь Киевский Владимир приведет свою жену в новый дом. Завтра я не выйду встречать молодых. Имею право и как волхв, из последних истинных, и как старик, который своё же отжил и сам выбирает время, когда ему умирать. Скорее всего, меня найдут уже под вечер, когда пойдут крушить капища. Дай боги, чтоб сожгли, как велел.»
Хотя это вряд ли уже. Слишком поздно мы спохватились, слишком поверили в то, что мир будет вечен.
Я не могу им ничего сказать. Не получится. Столько скрыть проще всю Русь выжечь дотла. Я понимаю. Мне больно. Мне горько. Мне очень, очень печально.
Осматриваю комнату я больше не увижу её. И капище любимое не увижу. Скольким людям там получилось помочь, скольких получилось научить, надоумить теперь и не узнаю, кажется.
Пора.
Совсем пора.
А тело это оно своё отслужило уже ничего, рожусь еще раз.
Да хоть дитем новой княгини.
Смерть это только на
старец падает головой на стол и рукавом задевает лучину.
Ему уже все равно.
Он уже не я.
А я беспомощно смотрю, как пламя охватывает комнату да как так-то и плавит чернила на пергаменте из телячьей кожи
____
«Из Летописи временных лет мы знаем, что у князя Владимира было множество детей, но женщина, ради брака с которой он сменил веру и принес христианство на Русь, так ребенка ему и не родила»

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *