Концентрат

—
Малею забрали от родителей чуть раньше, чем забирают детей обычно. Ей тогда не было и десяти.
Конвоиры пришли за ней рано утром, когда девочка еще спала. Их было трое. Все трое из Наблюдателей, судя по датчикам эмоций, прицепленным к нагрудным карманам униформы.
Их датчики не засекли тогда ничего необычного. Раздражение из-за внезапного пробуждения, сменившееся удивлением, и затем страхом, показатели которого зашкаливали, перебивая все остальные эмоции.
Страх неизвестного. Страх одиночества. Страх потери привычной защиты.
Даже когда она прощалась с матерью, зная, что больше никогда её не увидит, датчики Наблюдателей молчали.
Судя по их показателям, Малея не испытывала никакой тоски. Никаких страданий от того, что прощается с родным ей человеком.
Только страх.
Действительно ничего необычного. Так и должно было быть.
Стоя на пороге дома, мать Малеи сжимала в руках плюшевого зайца, которого дочери взять с собой не позволили, и смотрела, как её девочка садится в серебристый флай-мобиль. В груди у женщины на долю секунды вспыхнуло какое-то ощущение, давно забытое, еле уловимое, от которого закружилась голова, и на глазах показались слёзы и тут же высохли. Ощущение ушло, как уходило всегда слишком быстро, не позволяя себя распознать.
Но она была уверена, что именно из-за этого ощущения Малею забрали от неё так рано. Вероятность того, что дочь унаследовала генетическую мутацию от матери, была очень велика.
В тот момент, когда мать Малеи испытала то самое странное чувство, датчики Наблюдателей на секунду тревожно загорелись алым. Хорошо, что Наблюдатели были поглощены беседой друг с другом, и этого не заметили.
——
Утро Верховного не задалось. Он опять проснулся в дурном настроении впрочем, как обычно бывало в последние месяцы.
Его всё раздражало.
Выводили из себя рисунки на шикарных мягких коврах, которыми были устланы все полы особняка. Бесил идеально сваренный кофе только потому, что он был идеален. Напрягала пышность взбитых подушек и безупречная шелковистость покрывал.
Но больше всего его раздражали все эти глупые гусыни, которых для него подобрали Рекрутеры. Все сто одиннадцать гусынь. Идеально сложенных, ухоженных, красивых, одного типажа, который больше других привлекал Верховного.
Его бесило, что они настолько одинаковы. Что он порой не мог их различить, просыпаясь рядом с очередной из них в своих покоях.
Его бесило, что датчик на его шее показывает только одну их эмоцию, когда они оказывались рядом с ним. Страх.
Ничего необычного.
—
Наблюдатели доставили Малею в сортировочный лагерь. Сюда, в маленький городок, затерявшийся у подножия древних тёмных скал, свозили детей со всей страны. В основном здесь были двенадцати-, редко тринадцатилетние; таких малышек, как Малея, было совсем немного.
Девочка знала, что ей придётся провести в этом красивом, но таком мрачном месте как минимум несколько лет.
Ведь для таких, как она, устанавливался жесткий карантин.
И круглосуточное наблюдение.
——-
Верховный равнодушно наблюдал за тем, как торопливо одеваются две его глупые гусыни. Судя по вытатуированным на их ключицах номерам, они не были сёстрами номера не были одинаковыми. Тем более удивительно, что так похожи. И так похоже разочаровывающие.
Ему не понравилось то, как они старались для него. Ради справедливости можно было бы сказать, что дело было не в них, а в его дурном настроении, но Верховный справедливым не был.
Как только они ушли, он вызвал к себе Рекрутёра и отдал короткий приказ. Рекрутёр понятливо закивал и, неловко пятясь, исчез за дверями спальни.
Верховный знал, что буквально через пять минут двумя рыжими гусынями в его гареме станет меньше.
И что он больше никогда их не увидит.
—-
Малея быстро привыкла к жизни в лагере. Режим дня здесь был строгий, но продуманный, и у детей было свободное время, чтобы заниматься творчеством, учиться и общаться друг с другом. Малея начала рисовать, и у неё неплохо получалось.
Она вскоре почти перестала замечать Наблюдателей, которые, словно неслышные серые тени, постоянно находились рядом и то и дело нетерпеливо поглядывали на свои датчики.
Ничего необычного.
Малея достаточно быстро убедилась в том, что её страх одиночества был напрасным. Её лучезарная улыбка в окружении очаровательных веснушек и яркие кудряшки цвета осенних рябиновых листьев неизменно вызывали интерес других ребят. К ней тянулись.
Она стала чаще проводить время с другими, чем в одиночестве. Вообще так повелось, что дети в лагере, подобно снегирям в холодный день, предпочитали сбиваться в стайки вместе было проще поддерживать внутреннее тепло и переживать все сложности переходного возраста.
Малея училась рисовать портреты, и ей охотно позировали, потому что она работала быстро. И получалось похоже.
Курт позировал ей чаще других.
Ей нравилась его смешная угловатость и крупные черты лица их было интересно рисовать. Хотя он был на два года старше, он всегда так странно робел, как только оказывался рядом с Малеей. А ещё у него были безумно красивые глаза цвета летних сумерек.
Малея искренне не понимала, почему они так часто стали сниться ей по ночам. И почему ей становится так хорошо, когда Курт рядом.
—-
Верховного разбудил собственный крик. Ему опять приснился кошмар.
Он раздражённо указал на дверь испуганной гусыне, которая в ту ночь спала с ним рядом. Ту как ветром сдуло; секунда и в дверном проёме мелькнул её обнаженный силуэт, исчезая в темноте коридоров.
Верховный в изнеможении прикрыл глаза. Он знал, что кошмары будут приходить всё чаще. Да и настроение будет только портиться.
Послышался осторожный стук в дверь; перепуганный слуга пришёл узнать, не нужно ли Верховному вызвать врача.
Тот только раздражённо отмахнулся. Ему не нужен был врач, чтобы понять, что с ним происходит.
Банальная ломка, вот что.
Он набрал на висящем на шее датчике известный лишь ему номер. Ему очень нужны были новости от Главного Наблюдателя.
Желательно, хорошие.
—-
Малея и Курт понимали, что с ними происходит что-то странное.
Они пытались описывать друг другу свои новые, непривычные ощущения, но каждый раз им не хватало слов.
Малея говорила, что, когда она видит Курта или думает о нём, у неё в животе словно начинают щекотать мягкие пёрышки, а в груди разливается невероятное тепло будто печку растопили. Щёки краснеют, дыхание сбивается, и ей порой даже бывает сложно удержать кисть в дрожащих руках.
Курт же утверждал, что при виде зеленых, как весенняя трава, глаз Малеи он словно становится невесомым. Ему кажется, что его тело наполняется воздухом, и ещё немного и его ноги оторвутся от земли. В такие мгновения он ощущал, будто он сильнее всех в мире и может абсолютно всё.
Они оба молчали только об одном о том, как сильно им хотелось друг друга поцеловать, обнять и не отпускать. Это было очень странное желание, и оно их пугало.
Ничуть не меньше, чем Наблюдатели, которые последнее время как-то подозрительно часто на них посматривали и контролировали каждое их движение.
А датчики Наблюдателей почему-то всё чаще вспыхивали тревожным ярко-алым.
—-
Верховный — голос Главного Наблюдателя звучал заспанно.
Это я, я, кто же ещё это же прямая линия, идиот. Слушай, я на пределе. Концентрат нужен срочно. Нет, не так СРОЧНО, понял Есть какие-то успехи в поисках
Главный Наблюдатель слегка замешкался, прежде чем ответить.
Есть, но Там такие интересные перспективы, что я бы подождал немного. Возможно, мы нашли то, что искали столько веков наши датчики зашкаливают, и чувства они такие сильные, и по фиксации приборов почти такие, как описывали древние. Это даже не влюблённость, которую мы редко, но всё же встречаем. Верховный, мы почти уверены, что это та самая любовь, это слово Главный Наблюдатель произнёс благоговейным шёпотом. Мы сталкиваемся с таким первый раз. И там, у них это чувство взаимное при этом, вроде бы. Наши учёные вне себя от счастья, Верховный
Насрать, Верховный никогда не церемонился, выбирая выражения. Концентрат мне нужен завтра. Не позже, слышишь! Иначе сам знаешь, что будет. Найду нового Главного Наблюдателя, послушнее благо кандидатов на твоё место сотни.
Да, Верховный Я поня Главный Наблюдатель поморщился от боли, ощутив, как резко Верховный оборвал связь.
Они оба провалялись в своих постелях, вдруг ставших такими тревожно-неуютными, до рассвета, так и не сомкнув глаз.
——
На рассвете за Малеей пришли трое. Всё повторилось, как три года назад только на этот раз некому было выйти её проводить.
Когда она зашла во флай-мобиль, пахнущий озоном и новой обивкой, там уже сидел бледный перепуганный Курт.
Они сразу всё поняли.
До лаборатории лететь было недалеко она располагалась на вершине одной из тех мрачных скал, что окружали лагерь. Так и было задумано чтобы все стратегически важные для исследований объекты располагались на небольшом расстоянии друг от друга. Так подопытным сложнее сбежать.
Там, внутри здания лаборатории, всё было белым. Белое пространство коридоров и маленьких комнат с прозрачными стенами. Белая униформа бесшумно окруживших их людей. Белые низкие столики с кучей блестящих металлических инструментов.
Им вкололи что-то, отчего закружилась голова, а мысли начали путаться. К их телам прикрепили сотни каких-то проводов и жуткого вида приборов, а происходящее вокруг стало вдруг совершенно им безразлично
Эти люди в белом что-то от них хотели Что-то странное. Зачем им Зачем им нужно, чтобы мы
Их первый и последний поцелуй взорвался внутри мириадами маленьких разноцветных фейерверков. Словно родилась маленькая Вселенная
И сразу же угасла, осев драгоценными каплями концентрата на дне маленькой пробирки.
Малея и Курт открыли глаза почти одновременно. Их радужки будто потеряли яркость: вместо цвета весенней травы её глаза приобрели оттенок пожухлой осенней листвы; вместо цвета сумерек его глаза получили беспросветный оттенок беззвёздной ночи.
Они смотрели друг на друга, силясь воскресить какие-то ощущения. Что-то, что они совсем недавно чувствовали, такое сильное, и тёплое, и сияющее
Тщетно.
Датчики на нагрудных карманах белых халатов окружавших их людей еле заметно моргнули алым и погасли.
Ничего необычного.
—
Концентрат доставили в особняк к полудню. Верховный бережно положил футляр с бесценной жидкостью у изголовья кровати; принял холодный душ, чтобы хоть немного успокоиться, и немедленно вызвал личного врача.
Тот прибыл через пять минут и сразу же начал суетиться, подготавливая всё для инъекции.
Верховный тоже заторопился. Ему ещё предстояло сделать одно важное дело.
Наверное, если бы это был обычный концентрат влюблённости, то эгоистичный Верховный кайфанул бы один.
Но поскольку в этот раз привезли что-то настолько экзотичное и уникальное, как эта непонятная любовь, он хотел разделить ощущения с кем-то. Ему был уже знаком парадокс этого концентрата если его разделить на двоих, то эффект только усилится.
Верховный поспешил в ту часть особняка, где терпеливо ждали его глупые гусыни.
На мгновение он замешкался гусыни были так похожи, что можно было, в принципе, наугад ткнуть пальцем и подойдёт любая.
Но Верховный знал, как нужно выбирать.
Он медленно начал подходить к каждой из них, по очереди, и пристально смотрел им прямо в глаза а потом проверял свой датчик на шее. На кого-то он должен был среагировать чуть активнее.
Вот эта, зеленоглазая. Что-то в ней такое, неуловимое
Датчик на мгновение окрасился бледно-розовым.
Нашёл.
Идём! коротко приказал зеленоглазой Верховный, и почти волоком потащил послушную гусыню туда, где их ждал врач с уже наполненными шприцами, туда, где
Предвкушение. Оно прекрасно, само предвкушение чего-то необыкновенного и особенного. А за ним будет то, что он никогда не испытывал. И что эта зеленоглазая никогда не испытывала. И что они смогут испытывать друг к другу целых семнадцать минут. Ну, или восемнадцать, если повезёт к сожалению, после этого действие концентрата закончится. Учёным пока не удалось распространить его эффект на больший срок.
Верховный смотрел, как врач закатывает рукав блузы на правой руке зеленоглазой, обнажая белоснежную кожу с тонкими прожилками полупрозрачных вен. Её трясло; кудрявые рыжие волосы, собранные в пучок, рассыпались по плечам, словно закрывая и защищая её от Верховного и от того, нового, что ей предстоит испытать. Она знала, что ей выпала великая удача но боялась этой удачи гораздо больше, чем радовалась.
Верховный почти рефлекторно потянулся к ней и убрал за её изящное ухо одну из прядей, чтобы лучше разглядеть лицо. Всё в веснушках, такое тёплое.
Концентрат начал действовать.
Его внезапно, без предупреждения, накрыло волной необыкновенных, непередаваемых, обжигающе-приятных чувств, которые начали распускаться где-то внутри огромным огненным цветком.
Он, не отрываясь, смотрел в глаза красавице, стоящей напротив. Они окрасились ярко-изумрудным и так же не отрываясь смотрели прямо на него, не стыдясь и не скрывая всей бури ощущений, которые рождались в ней и которым она не смогла бы сопротивляться, даже если бы захотела.
Прежде, чем прикоснуться к ней, прежде, чем их без следа смоет этой огромной, неудержимой волной, он зачем-то спросил её имя. Словно получая разрешение.
Фария еле слышно прошептала девушка, растворяясь в его объятьях.
—-
Мать Малеи каждое утро выходила на порог дома и подолгу стояла, опершись на дверной косяк и разглядывая очертания мрачных чёрных скал вдалеке.
Когда-то и она была там, когда была маленькой девочкой. Много лет назад её точно так же увезли в тот лагерь.
И лучше бы она сидела там взаперти в своей комнате, и не выходила на улицу, и не знала бы никого в том треклятом месте. Тогда бы она не увидела того черноволосого парня с глазами цвета липового мёда, и не начала бы испытывать эти странные чувства, которые ей, видно, ниспосланы были в наказание за что-то, и они не попали бы в ту жуткую лабораторию, и не было бы всего того, что, она уверена, предстоит её Малее…
Того, что предстояло бы и старшей Фарии, если бы её не увезли во владения Верховного, лишь только ей исполнилось тринадцать.
Она стояла, глядя на скалы вдалеке и думая о своих дочерях, и внутри неё вновь и вновь, короткими вспышками, маленькими пёрышками, появлялись отголоски того самого странного чувства, которое так мало кто испытывал в этом мире.
И которое она смогла передать своим дочерям. А те, она знала, смогут передать своим.
И возможно, благодаря этому та редкая мутация, которая переходила по наследству по их женской линии уже много поколений, распространится по всему миру, чтобы вернуть людям давно потерянную способность любить.
Кто знает

Источник