Истории из жизни реальных людей
(отрывок из повести)
…Подробности жизни своей прабабки Аграфены Спиридоновны мама Кати Снежиной узнала, когда ей самой стукнуло 45. Никто и раньше ничего не скрывал от Анны, но то ли время тогда не пришло, то ли мозгов она еще не нажила, чтобы осознать масштаб трагедии судьбы одной из женщин ее рода не так и важно теперь.
В память о бабе Груне остались несколько черно-белых фотокарточек в семейном альбоме. Аграфена была некрасивой деревенской женщиной с крупным носом, рыхлым, как переваренная картофелина, и широким ртом до ушей. Хотя в глазах что-то было. То, что цепляло.
Первый муж бабки Аграфены Степан умер в возрасте 27 лет. Упал неудачно в погреб и сломал шею. Степка-гора, как его звали в деревне за исполинский рост и косую сажень в плечах, за шесть лет брака успел настрогать троих сыновей. Старшему Ивану (деду Анны), когда батьку схоронили, было 5. Младшим Димке и Коленьке и того меньше. Аграфена осталась, как та старуха, у разбитого корыта. Тем более что еще до смерти мужа их раскулачили. Раскулаченные крестьяне в те годы полностью лишались имущества, после чего следовало либо выселение за пределы района, либо лишение избирательных прав. Особо злостные бунтари отправлялись в лагеря на срок от 3 до 10 лет. Аграфене и Степану «повезло», из дома их не выселили, а только прав лишили.
Иван родился в 1924-м, а через три года на Алтае, где проживала семья, стало голодно и страшно. Партия направила на места директиву, предлагающую применение чрезвычайных мер к тем, кто не хотел продавать хлеб по установленным низким ценам. Таким крестьянам грозило лишение свободы и конфискация. Именно с Алтая в Сибири начался «великий перелом»: Сталин лично рекомендовал в каждом хлебозаготовительном районе устроить пару показательных раскулачиваний. Исполнители брали под козырек и устраивали.
Крестьян давили и уничтожали. Не расстреливали, но обрекали на голодную смерть. Создавались специальные отряды, которые, дабы предотвратить продажу зерна и других продуктов на рынке, никого из села не выпускали. Вместо этого сгоняли всех на собрания, где заседали по нескольку суток. В это время людям не разрешали уходить домой, им не давали спать, обрабатывали морально, требуя продать хлеб за бесценок.
Уже в 1929 году начался процесс коллективизации, но особенная, как сейчас принято говорить, «жесть» началась в 1930-м. Как раз в те годы Аграфена пристрастилась к бутылке. Не брезговала ничем, могла и интим-услуги оказать за стакан бражки.
Работать женщина не умела и не любила, а любила горланить в пьяном угаре песни: «Шумел камыш. Де (забор воздуха в грудь) ревья гнулись!»
Дети постоянно ходили грязные и голодные. Как-то раз Груня одела мальчишек и отвела на ближайшую железнодорожную станцию. Зашла с ними в остановившийся поезд, оставила в тамбуре, строго наказав ее дожидаться. И малыши остались ждать мамку. Но она не вернулась. Женщина спрыгнула с подножки и побежала прочь. Угрызений совести Груня не испытывала. Могла ведь сыновей и подушкой придушить и сказать соседям, мол, во сне умерли. Кто бы разбирался! А так хотя бы живыми остались.
Поезд увез мальчиков в неизвестном направлении. Аграфена даже не знала, куда следовал состав.
Одной жить стало легче. Никто по ночам от голода не плакал, маленькими пальчиками веки не теребил, чтобы пьяная мамка поскорее проснулась. Иногда малыши снились Груне по ночам, хотя сны она теперь видела редко пьяная постоянно была.
Между тем у Аграфены появился жених Прокопий Николаевич, а в простонародье Проня. Проня не был статным, как Степка-гора, и имел увечье. На мужском обветренном лице под левым глазом образовалась какая-то шишка размером с перепелиное яйцо.
Поначалу Пронька прикладывал к ней разные отвары, но шишка не беспокоила не болела и не увеличивалась. Поэтому вскоре Прокопий Николаевич плюнул и на нее, и на отвары тоже. Аграфена вцепилась в мужика мертвой хваткой Проня был работящий, отходчивый, в меру пьющий и невероятно щедрой души человек.
Однажды пьяная Груня разревелась на Прониной груди и призналась в своем страшном грехе в том, как поступила с сыновьями.
Прокопий Николаевич грубо оттолкнул грешницу и вышел на улицу. Там он долго курил, а когда вернулся, изрек: «Я с тобой, Груня, жить буду. Но при одном условии если детей своих найдешь!» Сказал как отрезал и ушел.
Аграфена махом протрезвела и поняла все так и будет. А еще женщина вдруг поняла, что никому, кроме своего Проньки, она не нужна.
Тогда Груня начала искать. И нашла в одном из детских домов старшего Ивана. Когда Ваньку с братьями посадили в поезд, ему было 6. Мальчик уже знал свое имя, имена родителей, название деревни. Благодаря этим знаниям мать его и нашла. От других сыновей остались только имена. Куда малыши подевались, Ванька не знал. Помнил только, что они втроем долго плакали, когда под детскими ногами застучали колеса. А потом пришла какая-то тетя или дядя
Поиски Димочки и Коленьки так и не увенчались успехом, след Груниных малышей затерялся в непросветной темноте.
Иван вернулся в родное село. Проня принял мальчишку как родного, но появление еще одного рта оказалось проблемой.
Заботливой матери из Аграфены не вышло. Ванька снова ходил голодный и грязный. Пронька крутился как мог и только благодаря его стараниям все выжили. Но репрессии продолжались, и в конце концов Прокопий Николаевич продал дом и увез жену с пасынком в город. Иван работоспособностью и башковитостью пошел в родного отца, научился сам и печи класть, и из дерева шедевры создавать. Проня помогал, где советом, а где и матерками. Сам работал на хлебозаводе грузчиком. Груня по-прежнему пела про камыши и заводила бражку. Убеждала всех и, главное, себя, что пойло это полезное и сытное. Чем вам не хлеб!
Иван окончил школу фабрично-заводского обучения и пошел трудиться на завод. Зарплату сначала отдавал матери, но когда деньги ею пропивались, начал делать заначки. Хотя ушлая Грунька все равно находила и забирала все до копеечки. А если не находила, то лезла к сыну с кулаками.
Когда началась война, Ивану оформили броню как обладателю именного клейма «Золотые руки». Он был талантливым плотником и имел право клеймить свои изделия. Но от привилегии парень отказался, отправился добровольцем на войну. Устал от матери-алкоголички, а Проню жалел всем сердцем. Так уже вышло, что чужой мужчина дал пацану любви больше, чем родная мать.
Иван окончил танковое училище, и в 1943-м ушел на фронт в звании лейтенанта. Был трижды ранен, горел в танке, но вернулся с войны с руками и ногами и остался в армии.
На гражданке Иван поспешно женился и уехал с молодой женой Тамарой на Сахалин строить светлое будущее. Там у него родились две дочери, одна из которых, Людмила, позже стала мамой Анны.
Маленькая Людочка хорошо запомнила добродушного деду Проню, который носил ее на руках, когда Иван приезжал к матери в гости с семьей.
Бабка Груня по-прежнему нигде не работала, сдавала в аренду одну из комнат 2-комнатной квартиры, тем и жила. Проня начал спиваться, жена не готовила и вообще за мужем никак не ухаживала. Напоит его, бывало, бражкой и на работу отправит. Так Прокопий Николаевич и умер. От истощения. Груня свою смерть тоже встретила, как говорится, по Фрейду. Очередные жильцы решили отблагодарить хозяйку и подарили ей ящик вина. Аграфена пила, пока не угорела. Сами благодетели и нашли бездыханное тело женщины под кроватью. Эх, Груня, Груня
*История основана на реальных событиях. Кузьмин Иван Артёмович — мой родной дед по линии мамы. Братьев искал, но, к сожалению, не нашел
Соседова