Истории из жизни реальных людей
В тишине сухо тикали часы. Временами до Никиты доносились протяжные вздохи и бормотание бабы Оксаны, папиной тётки. Неподвижной чёрной птицей со скорбным лицом, сидела над отцовским гробом мать, такая же бледная, как и покойник, с сухими страшными глазами, с холодными как лёд ладонями. Со вчерашнего дня Никита стал бояться матери.
Ему было невыносимо странно и тоскливо от того, что в доме покойник. Неприятно, что когда приходили знакомые, каждый норовил его обнять, пожалеть. Бесили дрожащие старушечьи руки соседок, всхлипы и причитания, словно это у них случилось горе.
Посиди з батьком, посиди, шепнула на ухо баба Оксана. Больше не увидишь батька
От неё тошнотворно пахло корвалолом и водкой.
Никита с замиранием сердца поднял глаза на гроб.
Старший егерь района, спокойный страшным спокойствием мертвеца, лежал на смертной постели. Светлый ёжик густых волос причесан. Упрямый подбородок гладко выбрит, узкие губы чуть приоткрыты. «Это я, только взрослый» — ужаснулся Никита. Непривычно было видеть отца в новом синем костюме со значком золотым трезубом в дубовых листьях. Сколько помнил мальчик: в лесу и дома тот ходил в камуфляже.
Полированный гроб поставили посреди гостиной, на табуретки, покрытые багровым ковром. Со стен на мёртвого хозяина равнодушно взирали ветвистые оленьи и лосиные головы, оскаленные кабаньи; саркастично щерились волчьи и рысьи пасти со шкур у потухшего камина. Лоб отца покрывала «отпускная» бумажка из церкви, в связанных руках криво торчал крест мать никак не могла вставить, умаялась.
Сегодня, когда привезли священника, случилось кое-что странное. Едва тот разжёг кадило и, открыв рот, пробасил начальное «Благословен Бог наш», за окном протяжно, тоскливо завыли. В полдень, прямо под егерским домом, голосисто и длинно оплакивал покойника волк. Самым странным Никите показалось то, что никто из пришедших на панихиду не шелохнулся. Все молча стояли и слушали, как стихает волчий плач. Визгливое тонкое «у-у-у», сменилось «о-о-о», затем глухим, утробным ворчанием-стоном, и снова потянулся высокий звук, полный боли. «Холодно, людоньки, холодно Тоскливо, родные, тоскливо!»
Взорвались хриплым лаем собаки по всему селу, в ужасе забрехал под крыльцом, надрывно взвизгивая, дворовой пёс. Внезапно мать метнулась к стене, сорвала новый отцовский «Блазер» и выскочила на крыльцо. А за ней и егеря посыпались. Никита слышал, как забирают у матери карабин, заводят в дом.
Ты что, Михайловна басил кто-то.