Есть что-то, что всего сильнее

 

Есть что-то, что всего сильнее Иешуа идёт по аллее - среди тонких клёнов, тянущихся к ночному небу, между длинными рядами кустов аронии, уходящими куда-то вглубь улицы. Впереди него - всё

Иешуа идёт по аллее — среди тонких клёнов, тянущихся к ночному небу, между длинными рядами кустов аронии, уходящими куда-то вглубь улицы. Впереди него — всё будущее этого мира, позади — всё прошлое.
— Смотри куда прёшь, придурок!
Неприятный мужчина в потёртой куртке и рваных штанах задевает его плечом, плюёт под ноги. Воздух дрожит от напряжения, кажется, сейчас раздастся звук удара
Иешуа не видит.
Позади него плачет маленький мальчик — мать бьёт его за разбитую тарелку, приговаривая, что такого бездельника и лоботряса мир ещё не видел. Мальчик кидает камни в голубей, кричит что-то злобное вслед старушке, идущей из магазина, подставляет подножку однокласснику. Потом он таскает у отца деньги из кошелька, крадёт сигареты в магазине, разбивает о стены школы бутылки, избивает девчонку.
Иешуа не видит.
Впереди — боль. Мужчина корчится от боли, и пламя пожирает его тело. Он не знает, что было первым — огонь или боль, он не хочет знать, он хочет только, чтобы это всё закончилось. Тело разрывается в агонии, а вокруг бегают люди, зовут врача, кричат «скорую, скорую», кто-то пытается дать ему воды, но не выходит.
Иешуа делает шаг вперёд.
Теперь это он корчится на земле, пока жидкий огонь бежит по его венам, не давая вдохнуть, а мир перед глазами темнеет и уплывает. Мужчина рядом судорожно выдыхает, глотает воду, проливая половину на землю, но его никто не видит — потому что с ним этого никогда не было. Боль забирает Иешуа целиком, не позволяя даже вскрикнуть, обещая вечные мучения, и он принимает это как должное.
Есть в этом мире что-то сильнее, чем ненависть.
Мужчина презрительно морщится, но в последний момент опускает кулак, скалится злобно, выдавливает сквозь зубы: «иди куда шёл». Уходит куда-то в ночную тьму.
Иешуа не видит.
Где-то позади бабушки молятся в церкви, кланяются низко, бормочут под нос молитвы. Одна целует крест, а потом приходит домой — и что есть силы отвешивает невестке затрещину. «Ах ты такая сука, опять обед сожгла!» Бабушка не слышит извинений, только кричит громко «люди добрые, что ж это творится!», пьёт валидол, ругается матом — злобно, от всей чёрной своей души.
Иешуа не видит.
Впереди бабушка корчится на больничной постели, от боли — и от чего-то ещё, но не может понять от чего. В коме нельзя увидеть, что творится вокруг тебя, но бабушка чувствует, как невестка тянется к рычагу, отключающему аппарат — и от этого больнее вдвойне, что не осталось в этом мире никого, кто её бы любил.
Иешуа делает шаг вперёд.
Бабушка подскакивает на кровати, хватается за сердце, но страшный сон сгинул в ночной тьме, и не было никогда этого кошмара. За окном занимается рассвет, и она встаёт с кровати со скрипом, даже не думает ругаться, подходит к бережно приоткрытому окну, стоит, глубоко вдыхая утренний воздух. Иешуа лежит, прикованный к больничной кровати, и это его аппарат жизнеобеспечения тянется отключить чья-то зловещая рука, и это он переживает страшный летаргический сон, он чувствует пустоту в сердцах близких людей. Он умирает на белоснежной больничной койке.
Есть в этом мире что-то сильнее, чем смерть.
Где-то позади молоденькая девушка резвится с мужчиной в кровати, пружины так и скачут под ними, а потом встаёт, подтягивает кружевные трусики и уходит домой, к мужу. Смеётся с подружками в кафе — «этот идиот совсем ничего не подозревает, вот придурок, а» Обмахивается пачкой денег, снятых с мужниной карточки, тратит их потом на туфли и бары.
Иешуа не видит.
Впереди девушка плачет, скребёт ногтями по груди, но ничего не может сделать — он ушёл и никогда не вернётся. Боль в груди затмевает весь мир, кровь гудит в ушах, словно огонь, а она корчится на полу квартиры, кричит во всю мощь лёгких, пытается разодрать себе голову, чтобы забыть всё, чтобы этого никогда не было. Через пару часов за ней приедет скорая психиатрическая помощь, сделает несколько уколов, и ещё два года до смерти девушка проживёт в психиатрической клинике, чувствуя боль, но не будучи способной никому этого сказать, запертая в собственном теле.
Иешуа делает шаг вперёд.
Девушка качает головой, стараясь отогнать невесть откуда появившиеся страшные мысли, смотрит ещё раз на экран телефона, на котором высвечивается «любимый». Отбивается и тут же набирает другой номер, знакомый по памяти ещё со школы, ждёт долго гудка, наконец спрашивает: «Ты скоро домой придёшь Я готовлю ужин».
Иешуа проживает в клетке собственного тела все два года, морально умирая от боли каждые пять минут, а затем, уже в настоящей предсмертной агонии — целых два часа.
Есть в этом мире что-то сильнее, чем боль.
Люди — злые, ненавидящие, презирающие, употребляющие наркотики, режущие вены, кричащие, дерущиеся, плюющие друг на друга, завистливые, скупые
Иешуа не видит их. Это всё — позади него. Есть в мире что-то, что всего этого сильнее.
Люди страдающие, плачущие, голодные, нагие, слабые, испуганные, преследуемые, брошенные, одинокие, бездомные, замёрзшие, больные, умирающие, нелюбимые
Вера. Надежда. Любовь.
И смирение.
Иешуа делает шаг вперёд.

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *