Уже поздно, я вытаскиваю на руках своего пса из подъезда, привычным шагом иду в сторону парка, он, пыхтя, еле перебирая ногами, бредет за мной. Закуриваю и достаю телефон, замотанный изолентой смартфон. Батарейка, сука, вспухла на этом китайском говне, крышка не закрывается. Нужен мне новый Нет. Звонит — и хрен с ним. Мне так мало надо и так много осталось, что порой даже не знаю, что делать дальше. Вставляю в отверстие наушники и погружаюсь в творчество Булата Шалвовича. Медленно бредем по аллее. Навстречу движется фигура, она как-то переминается с ноги на ногу и сближается с нами.
— Доброй ночи, — сквозь отблески фонаря я вижу знакомого старика.
— Доброй… — снимаю я наушники и протягиваю ему руку.
Он пожимает мне руку, я ощущаю сухую, крепкую ладонь бывшего полковника.
— О! Кто тут! — начинает он гладить Лава. — Живой, стервец!
— Что-то давно вас не видел И без супруги — спрашиваю я.
— Да… Ушла она… — вздыхает старик.
Эту пару я встречал каждый вечер. Два старика, которые безумно любили друг друга. Он постоянно обнимал ее за талию, и очень часто они, как подростки, шли, взявшись за руки. Осенью он обязательно ей делал венок из кленовых листьев на голову, и старушка получалась очень забавная. Жена полковника, которая прошла с ним путь от младшего лейтенанта с Камчатки. Когда они сидели на лавочке, он бегал домой и приносил ей плед для ног, а она, хотя и еле ходила, шла в ларек ему за газетой, пока он бегал за пледом. Пара старых дураков, которые просто любили друг друга.
— Я… Извините…
— Примешь наркомовские — дед достает флягу из полы плаща.
— Да… Как-то не планировал, — смущаюсь я.
— Пригуби, хотя бы за Альбину мою…
Я делаю пару глотков из фляги.
— На, закуси, — дед протягивает мне яблоко.
— Это что, с этого парка — морщусь я.
— Да. Эту яблоню Альбина тут сажала, когда мы переехали сюда. Твой дед тут как очумелый носился, стройкой руководил, сумасшедший. Он носился, а моя деревья сажала, — вздохнул старик.
— А вы что делали
— Городом наслаждался, после Камчатки-то, — усмехнулся он.
— Кислое… — откусил я кусок.
— А что ты хотел Выродилась уже, дичок… Как и все мы, — вздохнул дед.
Мы побрели с ним к дому, Лав, пыхтя, брел сзади.
— Плохо мне, Саш, без нее, — неожиданно посмотрел на меня старик.
— Ну, Василий Михайлович, у вас дети, внуки…
— Да, но без нее плохо. Месяц как схоронил, и месяц не сплю, гуляю вот по этому парку. Не могу без нее.
— Но жить дальше надо, все мы уйдем, — не в кассу сказал я.
— Наверно… Постой, листья наберу, — старик пошел под клен и начал собирать листья.
— Зачем они вам
— Соберу, как прежде, венок подарю ей.
Мы дошли до дома и распрощались…
Утром я выношу на руках Лава и ставлю его на траву, возле соседнего подъезда стоит скорая и труповозка. Я оставляю собаку и подхожу к телу, которое лежит в черном мешке.
— Кто — спрашиваю я.
— Да, дед какой-то старый помер, — курит санитар.
— Открой.
— Не положено, ты родственник, что ли
Я достаю мятую пятисотку из кармана, которую приготовил на опохмел. Он открывает. Дед лежит с улыбкой на лице и в руках венок из кленовых листьев.
Из сети