Лето, тепло, ЕГЭ

Как же всё это сдавали мы
Да просто, очень просто. Сидели мы на уроке, и тут учитель «вы не забыли, что у вас экзамены через неделю»
А у большинства из нас, учеба в 10м классе была далеко не на первом месте, мы надеялись, что оно как то рассосется само. Поэтому открывали нетронутые учебники и вот они бессонные ночи.
Кого-то на экзамене вообще видели впервые:
Юноша, как ваша фамилия
Иванов.
А почему я тебя раньше не видела
Так я болел, 2 года. Вот у меня в справке так и написано «Палавое сазривание»
В отличии от сегодняшних школьников, мы могли регулировать свои оценки отношением с учителями.
Марь Ивана, как три Вы такая красивая, сегодня, а ваши глаза особенно правый.
И вот у тебя уже четыре.
А умение взглядом подозвать учителя. Сидишь ты такой, тупишь, ну как тупишь, не знаешь ты ответ, она подходит и тихонько спрашивает:
Почему у тебя пусто на листочке Пиши, А, плюс В, в скобочки возьми, двойку нарисуй, да за скобками, да справа, да вверху. И вообще, где твои шпоры Сидорова, дай списать Иванову, пока я не смотрю. Переписывай, бестолочь.
А эти спецоперации со шпорами, на чем их писать, куда засунуть и как вытащить, чтоб не заметили. В конце концов, писанина шпор и являлась изучением предмета.
Нам приходилось проявлять, как сейчас говорят коммуникабельность, что и кому сказать до начала экзаменов, что надеть, кто то по счастливой случайности вытаскивал тот единственный билет, который учил и так весь класс, тоже по счастливой случайности.
Ну а вот эти чудные устные ответы.
Сидоров, у тебя билет, творчество Пушкина. Рассказывай. Ну, как Пушкина звали
Сергей.
Это отчество. А звали Пушкина как Вот тебя как зовут
Санек.
И у Пушкина такое же имя. Так как звали Пушкина
Санек.
Иди отсюда, три.
А почему три
А вот эта комиссия, которая сидела за стеной из цветов, и приносили их специально много и максимально пушистее, и тут председатель:
Нам всем нужно выйти, минут на тридцать, не меньше! Это точно! Когда мы будем заходить обратно в класс, мы в дверь постучимся. Петров, убери шпаргалки. Слушайте, дайте мы хотя бы выйдем.
И если сегодняшние школьники, особенно в профильных классах, все таки предмет знают, то мы знали очень примерно. Мы вообще знали всего по чуть-чуть, поэтому могли поступать и в театральный и в судостроительный. В отличии от сегодняшних, если ты в профильном физико математическом классе, то о поступлении на филологический можешь забыть.
Поэтому школьники советской системы уже после окончания авиастроительных, вдруг становились писателями юмористами, хорошо что, кстати, не наоборот.
И уж в чем отличии от сегодняшних школьников от нас, это то что сегодня выпускники иностранные языки знают на порядки лучше нас. Потому что мы знали
Ковалев, ну скажи хоть что нибудь по немецки.
Мутер.
Можешь ведь, уже три.
Фатер.
О-оу! Четыре!
А наши экзамены в форме беседы, тут проявлялось умение говорить, красиво, складно, не по делу, но создать впечатление, что предмет знаешь.
В случае ЕГЭ человек он пешка, и у него нет даже шанса списать или воспользоваться какими то отношениями с учителями.
Иногда говорят: «Ну так во всём мире тесты».
Ну да, тесты и упражнение в заполнении клеточек, подготовка мелких клерков, «умеренных и аккуратных». Только по заданным правилам в пределах коридора, малейшие изменения правил, рождают панику. И если работу как учителей, так и учеников оценивают по тестам, то и учить их нужно одному заполнению клеточек. В результате получаются люди, чьи головы заполнены плотно утрамбованными обрывками, которые нужны для одной цели — заполнению клеточек.
Я не говорю о том, что сегодняшние выпускники школ плохие или хорошие, я говорю о том, в какую систему они попали, а сами выпускники такие же разгильдяи как и мы, они же дети, наши.
Андрей Ковалев

Источник