Дальтоник

стыдясь врожденного изъяна,
дальтоник Нео в мандраже
глядел на пару идентичных
драже (с).
Когда-то давно я купил забавную игрушку, слепленную трудолюбивым китайским производителем. Шарики на металлической леске были подвешены на несущей горизонтальной оси. Толкаешь пальцем один шарик, он звонко стукается в соседа, движение передается третьему, четвертому И вот уже вся шеренга маятничков раскачивается, мерно позвякивая. Стук-звянг, стук-звянг. Потом инерция волнообразных движений гасится важными физическими законами, и шарики застывают.
Этакая наглядная механическая конструкция с кодовым названием «причинно-следственные связи». Ты запускаешь цепочку движений одним легкомысленным толчком. И далее лавина событий следует по нарастающей, пока объективные причины не завершают эту событийно-альтернативную линию точкой покоя, точкой «зеро».
В игрушке детальки сбалансированы. В жизни происходит иначе: леска рвется и путается, шарики срываются и улетают в неизвестность, круша гармонию.
Впрочем, кто знает Может быть, хаос с выплесками неуравновешенной энергии и есть гармония
— Голубая книжечка, голубая. У нее еще на обложке тиснение квадратиками, Сереж. А внутри лежат чеки из ювелирного, билеты и кредитка. Тебя только за смертью посылать.
— Ну почему же за смертью механически возражаю я, роясь в ящике стола. Я еще отменно бегаю за водкой и бабами.
— Хаха, — фыркает невеста и отключается. Она довезла меня до подъезда и убежала в соседний дом, к подруге-портнихе, которая шила ей подвенечное платье. Мне на примерки ходить не разрешалось. Дурная примета.
Где же эта клятая книжечка Ирка обожает рассовывать важные бумаги по ежедневникам, шкатулочкам, ящичкам. Я пока посмеиваюсь над некоторыми ее привычками, но она прозорливо заявляет, что к старости эти привычки перерастут в мании, и мне не поздоровится.
Опа. В руки попадается стопка блокнотов. Так, что тут у нас. Черный квадратный с кошечками, прямоугольный в цветочек, белый в горох. Ага, вот этот, должно быть, голубой. С тисненым в квадратик переплетом.
У меня было неважно с цветовосприятием. Если уж называть вещи своими именами я дальтоник. Признаваться Ирке в своем изъяне до свадьбы я не хотел. Да, я понимаю, что это глупо. Что в этом нет ничего постыдного или непоправимого. Это не крипторхизм или жабры на груди, и не застарелый геморрой. Но поди ж ты Смущался.
Голубой блокнот для меня выглядел бледно-серым. Ничего страшного. Да, автомобиля мне не водить, но жить с таким дефектом можно вполне комфортно.
Чеков из «Адаманта» на покупку обручальных колец в книжечке не было. И билетов на самолет в Таиланд, в свадебное путешествие тоже.
На ладонь выпорхнули бумаги явно медицинского характера. Результаты анализов, квитанции страховой компании на оплату лечения. Я не любитель изучать содержимое чужих сумочек, телефонов или документов, но
Но одним из понятных мне документов оказался протокол УЗИ, аккуратно сложенный вдвое по сгибу и открывшийся четкими крупными буквами. Соснина Ирина Викторовна. Беременность восемь недель.
Я потер лоб внезапно вспотевшей рукой и сел. Восемь недель назад я не мог абсолютно никого осчастливить материнством. Ибо находился в трехмесячной командировке за тысячи километров, в стране, где мужчину, взглянувшего на постороннюю женщину с вожделением, немедленно бы кастрировали. Ну, хорошо, я утрирую. Яйца бы оставили, но неприятностей бы огреб.
С Иркой мы разговаривали каждый день в скайпе, иногда по нескольку минут, иногда часами. Она скучала обо мне и ждала. Видимо, слишком скучала.
Я бросил голубую книжечку на стол и неловко поднялся. Куда теперь
Звонок телефона.
— Нашел — деловито спросила Ирка.
— Даже больше, чем надеялся.
Я вышел из квартиры, захлопнув тяжелую металлическую дверь так, что в косяках загудело.
Уже на улице обнаружил, что в квартире оставил барсетку с ключами, документами, бумажником. Минуту поколебался. Возвращаться, сталкиваясь с невестой (уже бывшей) не хотелось. Поймаю такси, доеду до дома. У соседки есть запасной ключ, всегда оставляю ей приглядывать за квартирой, пока я в долгих отлучках. Захотелось вдруг глотнуть холодной, до ломоты в горле, водки. Я заскрипел зубами, шагнув поближе к ребру тротуара. Глаза странно щипало. Ерунда. Все пройдет. Надо только пережить «сегодня». Завтра оно станет «вчера». А от «вчера» еще никто не умирал. Жизнеспособный организм способен справиться со «вчера».
— Мужик, осторожней! вскрикнул кто-то за моей спиной. Я оглянулся, рефлекторно взмахнув рукой, чтобы удержать равновесие на скользком тротуаре. Черт возьми, я уже не на тротуаре, а на проезжей части!
Машина ударила меня в бок, выбросив на середину дороги. Я увидел, как в замедленной съемке, надвигающиеся на меня фары и лицо водителя за стеклом, разевающего беззвучно, словно рыба, рот.
Колесо автомобиля врезалось в ногу, ломая с хрустом кости и перемалывая мышцы в фарш. Треснули ребра под решеткой бампера, острые костяные обломки вспороли кожу, словно нож мясника, плечо вывернуло из сустава, содержимое мочевого пузыря рефлекторно вырвалось наружу.
Волна яркой, красной (о да, она была красной, теперь я знал, как выглядит истинно красный цвет) боли захлестнула меня с головой и погрузила в милосердное беспамятство.
Поверите ли вы мне, если я скажу, что умер Мгновенно, в результате остановки сердца от болевого шока. Я никуда не взлетал, душа моя не кружилась над телом, бесстрастно разглядывая изломанные останки. Я был нигде. Где-то там, в задверье, на изнанке мироздания, с любопытством взирая на происходящее действо, как в театре теней.
Водитель сбившей меня машины упал на колени, пачкая светлую куртку кровью, пытаясь приподнять и усадить манекен, бывший раньше мной. Девушка на тротуаре визжала, кто-то набирал телефон «скорой».
И тут мир вокруг завертелся с головокружительной быстротой, так, словно меня крутило в барабане гигантской центрифуги. Завертелся и полетел назад, щелкая пружинамиосями, как будто я находился в странном часовом механизме.
Вот я поднимаю ногу над поребриком, вот выхожу из подъезда с перекошенным от гнева лицом, вот я роюсь в ящиках стола, разбрасывая стопки бумаг и шариковые ручки, вот целую Ирину, выходя из машины. Она улыбается мне, играя ямочками на щеках.
— Голубая книжечка, голубая. У нее еще на обложке тиснение квадратиками, Сереж. А внутри лежат чеки из ювелирного, билеты и кредитка. Тебя только за смертью посылать
Я давлюсь смешком. Да, за смертью я сбегал эффективно.
— Кстати, чуть не забыла. Там у меня, в том же ящике, лежит зеленый ежедневник, у него на корочке написано «страховые документы». Подхвати его тоже, там должна быть медицинская карточки Ирчи, сеструхи. Ну, ты помнишь, я ее записывала на прием к своей гинекологичке, на анализы. Ей в консультации какой-то жуткий диагноз выставляли, с нежизнеспособным плодом. Я закончу с платьем, и мы заскочим к ней по дороге. Ладно, милый
Я молчу. Черный маховик моей памяти мерно отсчитывает секунды.
Соснина Ирина Викторовна, беременность восемь недель. Незамужняя двоюродная Иркина сестра, полная ее однофамилица, о которой я, безусловно, знал. Но ослепительная ярость сделала меня вдруг дальтоником, окрасив мир в красный цвет.
Цвет боли, о которой я теперь знал так много.
— Люблю тебя. До самой смерти.

Источник