Возрождение гигантов

Значит, так, голос мастера авторитетно отскакивает от стен раздевалки. Как, говоришь, тебя звать
Парень, сверля мастера преданным взглядом, взволнованно оттарабанил:
Павел я, Сергей Сергеич!
Мастер хитро, по-ленински, прищурился, пальцы подкрутили роскошные усы. Взволнованность парня симпатична: такие ловят на лету, наверняка вскоре станет старшим работником,, ему, мастеру, подспорьем. Пока еще осанку держит, но вскоре работа ссутулит…
С напускной строгостью сказал:
Ладно, Павка. Главное, чтоб не Корчагин… Пойдем, познакомишься с мужиками.
Его приняли тепло благодаря Сергею Сергеевичу. Павел и правда выказал завидное рвение: очень уж хотел стать похожим на титулованного мастера. Вскоре мастер удовлетворенно заметил: Павел начинает сутулиться, как и все.
Уже через месяц парень выполнил план лучше всех. Мастер мягко осадил:
Павка, едрён-батон! Не спеши, лады
Павел вскинулся:
Но я могу еще лучше, Сергей Сергеич! Вы же делаете дневную норму за три часа!
Мастер усмехнулся в усы:
Помнишь, на той неделе полдня картишки раскидывали Все потому, что норма на день вперед выполнена, но об этом никто кроме нас с тобой не знает. Сечешь
Угу, согласился парень. Но…
Мастер глянул пристально, Павел уважительно притих. Мастер знает лучше.
Новичок Федя не хотел, как все, по-тихому сдавать опилки и обрезки латуни, играть в карты среди дня. Хоть тихо, но осуждал. И вопреки всему ходил прямой как корабельная сосна.
Сергей Сергеевич поставил такой план, что Павел ахнул: сам мастер не сможет. Федя упрямо пыхтел и выполнил: к утру, когда все пришли. Сергей Сергеевич похвалил:
Молодец, Федор! Продолжай в том же духе.
План повторился. Федя осунулся, но упрямый огонь в глазах горел все ярче. Мастер сквозь зубы хвалил. А Федя начал получать больше мастера вдвое, затем втрое.
У Феди нашли пропавшие детали, упакованные для выноса. Когда новичка увели, мастер процедил в усы:
Ибо нефиг, Федя.
Остальные согласно гудели: дурную шавку вон. Оказавшийся рядом Павел остолбенел. Весь день ходил бледный, на вопросы мастера отмалчивался. Под вечер мастер поймал парня, спросил в упор:
Что случилось
Парень вскинул голову.
Федя…
Понимаю, строго ответил мастер. Но и ты пойми: всем хочется жить хорошо. Всем или никому. Этот Федя рано или поздно…
Не надо было так жестоко! в сердцах воскликнул парень. Сергей Сергеич, нельзя так!
Мастер сурово отрезал:
Жизнь такая, Павка. Ты с нами
Парень промолчал. Разошлись за воротами молча, без привычного рукопожатия. Мастер глядел в спину Павла, в голове крутится привычное: одумается. Все одумываются.
Утром мастер удивленно обнаружил в раздевалке гиганта ростом под потолок. Онемел: здоровяк роется в павкином шкафчике как в своем, даже робу застегивает так же необычно сверху вниз… Как на такого полезла роба парня!
Гигант обернулся, навстречу растерянному взгляду мастера холодно сверкнули глаза Павла. Сергей Сергеевич непривычно тонким голосом начал:
Павка, ты, что ли
Парень а это и правда он молча кивнул. Мастер облегченно усмехнулся: привычный Павка, только прямой как струна, а плечи широченные потому, что распрямился. Будто не такой же работяга.
Мастер инстинктивно попытался выпрямить спину, меж лопаток кольнуло ссутулился обратно, во взгляде вспыхнула привычная расчетливость. Как между прочим, проронил:
Качаешься Гляди, как бы этим железом не надорваться.
Остальные узнали парня почти сразу, что мастера взбесило. От злости дал тому двойную норму. Вечером хотел покровительственно помириться, но как увидал гору деталей, скривился: парень отбарабанил три нормы! И сам мириться не хочет.
Вечером мастер бродил по парку, в голове вертелось колючее: дай еще больше норму накинут всем, а сам Сергей Сергеевич уж не тот, возраст дает знать. Ладно, побунтует Павка и вернется. Все возвращаются.
С каждым днем все больше рабочих выпрямляются, глаза начинают сиять, словно… сквозь грязные тучи просвечивает лазурное небо. Какое-то время мастер надеялся, что блажь уйдет, но гигантов все прибавлялось.
Подставить Павла стало делом чести. Мастер злорадно глядел, как того уводят. На прощанье приблизился, тихо сказал:
Вот зачем Все было так хорошо.
Павел глянул чистыми, как у ребенка, глазами.
Сергей Сергеевич, сказал он неожиданно сильным голосом. Ваше время близится.
Мастер пристально глядел, как полицейская машина увозит парня, и шептал упрямо:
Так надо… Я прав… Мы правы…
Снова упрямый новичок. Сутулое большинство заинтересованно ждет, что мастер удавит того, словно котенка. А новенький смотрит наивно и преданно, как… как Павка вначале.
За миг до проверки Сергей Сергеевич убрал подставу. Мужики глухо зароптали, в мастера полетели злые взгляды. Сергей Сергеевич клял себя за минутную слабость, но внутри стало непривычно тепло. Возникло желание выпрямиться, раздвинуть плечи — ведь человек должен ходить прямо.
За проходными встретили с битами, монтировками. Мастер раскидал первых неожиданно легко, поразился, насколько легкие и мелкие. Но другие напирают, да и сам немолод. Прилетело монтировкой в висок. Пинали все, кто мог дотянуться…
Стало неожиданно легко. С закрытыми глазами, сквозь грохот в ушах, понял: сильные руки помогли подняться, донесся сильный добрый голос. Мастер разлепил веки: перед ним могучая фигура Павла, небесно-синие глаза смотрят заботливо, с участием. Скосился вбок — его поддерживает еще здоровяк, черты лица здорово напомнили упрямца Федю.
Его довели до квартиры, помогли улечься. Порывался сказать спасибо, да распухший язык еле помещается во рту.
Во сне купался в мягком сиянии, наслаждаясь давно потерянным покоем. Чувствовал взгляд, напоенный мягким упреком, ожиданием и поддержкой.
Проснулся неожиданно легко, пружинистой походкой направился в ванную, мышцы подрагивают от жажды действовать. В голове звучит могучий голос из сна:
Люди не могут вечно стремиться к звездам, но и по уши в дерьме тоже погибают. Проснись!
Из зеркала широко улыбнулся молодой мужчина с его усами. Мастер ошалело оглядел свои руки — теперь ими рвать цепи. Вместо пивного животика ровные валики пресса.
А из зеркала выжидательно смотрят глаза. Глаза, из которых все сильнее бьет лазурный свет.

Источник