Истории из жизни реальных людей
— Резник, уходи оттуда! я снова слышу в ушах этот крик. В последнее время что-то слишком уж часто.
Я сплю.
Жарко, душно и сыро. Такое ощущение, будто раз за разом проталкиваю в лёгкие один и тот же воздух, в котором больше не осталось кислорода. Прохлады нет даже ночью город просто не успевает остыть. Всё пропитано липким зноем, выпивающим все силы: горные хребты и пики из железобетона, лавовые реки дорог, терриконы многоярусных развязок и неровные кратеры площадей. А над всем этим кроваво-красное небо, в котором уже много лет не видно звёзд.
В комнате темно, чуть слышно гудит вентилятор, а я ворочаюсь в раскалённой постели на мокрых от пота простынях и мучаюсь кошмарами. Снова тот же самый сюжет. Время: тридцать лет назад. Место: Какой-то-там-стан. В скольких я побывал за время службы уже и не упомнить.
— Резник, ты слышишь меня! Это приказ! долетает до меня сквозь года крик полковника.
Тут всё другое. Небо, когда его не застит чёрный жирный дым горящих нефтехранилищ, ослепительно-синее, а жара не влажная, как в болоте, а иссушающая. И город не переполненный людьми и вздымающий километровые иглы небоскрёбов, а пустынный, сломанный, втоптанный моими ботинками в землю, стелющийся под ногами обломками стен из жёлтого камня.
— Резник!..
— Я могу организовать кодированную частоту, сэр, — деловито влез в канал связист. Я знаю, что скоро ему суждено погибнуть, но этот сон принадлежит к числу тех, что похожи на кино: никакой возможности повлиять на происходящее. Чистейшая обречённость.
— Роджер. Действуй.
У меня перед глазами водят хоровод мириады пиктограмм и иконок: энергия экзоскелета, количество боеприпасов и ещё множество информации, необходимой командиру роты, включая картинку со шлема каждого бойца. На мгновение вспыхнули и исчезли новые значки, менявшие цвет с зелёного на оранжевый это отделение переходило на кодированную частоту. Переключился и я.
Хорошее время. Пока что никаких имплантатов старая добрая дополненная реальность, для создания которой нужен шишковатый шлем, похожий на металлическую ежевику.
— Йенсен! прикрикнул я, увидев, что один из бойцов зазевался и засмотрелся на нечто, выходящее за пределы зоны прикрытия конус его зрения на карте сместился левее.
— Виноват!.. всё вернулось на круги своя.
Я выбрал самое высокое здание разбитую в хлам пятиэтажку. Облицовка давно рухнула, перекрытия тоже остался лишь голый каменный скелет из монолитного куска бетона с торчавшей арматурой и осколками кирпича.
Один длинный высокий прыжок — и я наверху. Скелет давал ощутить непередаваемую мощь, словно я стал каким-то супергероем. После операций было сложновато отвыкнуть от него хотелось запрыгивать на лестницы и гнуть руками арматуру. Я окинул взглядом бурые руины, подёрнутые копотью и пылью. Командирский визор радостно запищал, маркируя оранжевым места, из которых противник мог вести огонь. Неудивительно, ведь стрелять тут могли из-за каждого камня. В мгновение ока весь город превратился в апельсин, расчёрченный красными нитями секторов обстрела и точками позиций, которые нам следовало занять.
Просто невероятно. Мы бомбили его, разносили в пух и прах артиллерией, выжигали напалмом, душили газами, давили танками. Мы разнесли поселение, помнившее легионеров Цезаря в пыль и щебень, но всё равно каждый день находился очередной безумный фанатик с древним гранатомётом.
И мы, такие крутые, с полным господством в воздухе, орудиями, кораблями, крылатыми ракетами, экзоскелетами, дополненной реальностью и прочим: словом, со всей военной машиной крупнейшей в мире корпорации, находившейся у нас за спиной мы боялись.
Полностью в нашей власти находились лишь два-три квадратных километра в центре столицы зелёная зона, где можно было ходить без оружия и опасения получить пулю. Зато за воротами древних крепостных стен мы показывались только днём. Сжимались, скукоживались, прятались за бронёй, проносились по улицам только в сопровождении техники и под прикрытием чудовищных боевых вертолётов, лихорадочно высматривая в каждой тени характерную тёмно-зелёную гранату РПГ, имевшую все шансы превратить нас в груду высокотехнологичного металлолома.
Да, мы, вроде как, были здесь властью. Но, в то же время, мы не управляли этой страной.
— Вижу цель, — отрапортовал головной дозор.
Да, я тоже её вижу. В последнее время всё чаще почти каждую ночь. На мгновение открываю глаза, переворачиваюсь на другой бок, вытираю пот со лба и снова засыпаю.
Столбы густого дыма, высоко поднимавшиеся в синем небе к высокому беспощадному солнцу. Разгромленная колонна тут, она никуда не делась. Бронемашины, похожие из-за пластин навесной брони на стегозавров, разбросало по окрестностям. Я уже видел, как это происходит в доли секунды транспорт надувается и лопается, как просроченный пакет кефира. Расцветает огненным шаром, оставляющиим после себя стальные лепестки. Не нужно гадать, что случилось с экипажем. Пепел. Просто серый пепел.
Ничего не осталось, как я и предполагал. У меня едва хватает воли для того, чтобы разжать кулаки в противном случае скелет смял бы сам себя.
— Ничего не осталось, сэр.
— Спасибо, я вижу, — мрачно отзываюсь я. Вы готовы Даю десять секунд подумать. Нас будут судить.
Все молчат, никто не хочет вернуться на базу, все хотят мстить. В этой колонне сейчас их друзья. Даже больше, чем друзья братья, с которыми мы прошли огонь и воду. И от которых сейчас ничего не осталось.
— Тогда идём, — я откашлялся, потому что в горле застрял огромный колючий ком, словно я проглотил ежа и добавил уже шёпотом. Спите спокойно.
В лагерь беженцев мы вошли без стука хватило и других светошумовых эффектов. К чёрту всё, мы прекрасно знали, что оборванные бородачи, косившиеся на нас со злостью, по ночам откапывали оружие и выходили на охоту. И не только они. Женщины, обвязанные взрывчаткой, приходили к блокпостам просить еду и взрывались, забирая с собой наших ребят, а из детей выходили неплохие снайперы. Мелкие, шустрые, способные пролезть туда, куда не протиснулся бы взрослый. И очень хитрые, способные состроить такое несчастное лицо, что захочется усыновить этого крысёныша, а не снести ему башку.
Небольшая площадь, окружённая более-менее целыми зданиями и заставленная вонючими палатками, была полна народу. Как раз подъехал грузовик, раздававший этим ублюдкам пищу и воду. Вокруг него сразу же началась безобразная давка, кое-где переросшая в драку. Мы кормили их говядиной, они кормили нас свинцом. Смешно.
Экзоскелеты жужжали и свистели, когда мы занимали позиции повыше, но никто не обращал на нас внимания были уверены в собственной неприкосновенности. От этого зубы сами собой стискивались до хруста и зудел указательный палец правой руки.
Одиннадцати человек хватило для того, чтобы окружить площадь. Я видел, как неподалёку рассаживаются и готовятся к бою солдаты, чьи силуэты командирский шлем услужливо обводил зелёным, видным даже сквозь стены. Кто-то проверял, заряжен ли магазин, кто-то доставал гранату из подсумка, кто-то просто усаживался поудобнее и ждал приказов.
— Сэр спросил у меня чернокожий гранатомётчик, огромный настолько, что спаренная ракетная установка в его руках казалась не больше двуствольного ружья.
Я смотрю на его показания. Пульс шестьдесят в минуту, давление сто двадцать на восемьдесят. Зрачок стабилен. Абсолютное спокойствие.
— Начинаем на «три», — командую я твёрдым, лишённым сомнений голосом, уверенный в собственной правоте и готовый отстаивать её перед военным трибуналом.
— Раз.
Почти у всех ребят учащается пульс. Драка на площади сейчас перерастёт в резню: засверкали первые ножи. Бородатые мужики отбирают друг у друга коробки, которые рвутся, рассыпая яркие упаковки, тут же затаптываемые сотнями ног. Один из идиотов, уже не стесняясь, пускает очередь поверх голов. Те, кто похитрее, что-то передают водителю и получают взамен ящики с переднего сиденья.
— Два.
Гранатомётчик уже готов, ему осталось лишь нажать на спуск. Он всё ещё спокоен. Я беру пулемёт наизготовку, зачем-то поправляю масляно отсвечивающую на солнце ленту и кидаюсь в омут с головой.
— Три!
Шипение и свист.
Прямо посреди беснующейся толпы, вспыхивают два огненных шара. Они испепеляют грузовик с гуманитаркой и заодно несколько десятков человек разом. Визор сходит с ума от количества целей и я его отключаю. Зажимаю спуск и, чувствуя, как дёргается и раскаляется в моих ладонях пулемёт, представляю лица погибших сегодня ребят. Все тридцать человек. Весь второй взвод моей «Невезучей роты». Я помню их достаточно хорошо. Каждая пуля, отправленная в полёт моим оружием это как свечка в храме. Молитва, воздаяние и упокоение.
Цевьё загорается от перегрева, я отбрасываю пулемёт в сторону и активирую штурмовую винтовку, одновременно спрыгивая вниз.
Скелет знает своё дело руки отточенным движением в доли секунды достают оружие. Не надо даже думать, всё происходит само собой. Иногда у меня возникают мысли, что моё присутствие в скелете вовсе не обязательно.
Огонь, кровь, крики, пелена пыли, выстрелы со всех сторон прошивают площадь. Трассера ударяют в неё, выбивая из камня искры, добивая выживших кинжальным огнём, от которого никуда не скрыться.
— От меня на девять! кричит один из бойцов, и тут же в визоре появляется отмеченный красным расчёт из трёх человек, быстро выкатывающих из погреба старый ДШК.
Я не заметил, как поднял оружие и выстрелил в них просто приклад ткнулся в плечо несколько раз и цель пропала с визора.
Ребята меняли позиции спрыгивали со зданий, врывались в лагерь и крушили всё, что могли. Впрочем, крушить было особо нечего кругом нищета, грязь, вонь, вшивые тряпки и кучи мусора. Иногда то тут, то там раздавались одинокие автоматные очереди, тут же захлёбывавшиеся. Я даже не отвлекался на красные метки они мгновенно гасли, едва загоревшись.
Тяжёлые стальные ботинки шагали прямо по изувеченным телам. Я был по колено в крови в прямом и переносном смысле, но не чувствовал ничего, кроме мрачного удовлетворения. Всё вокруг меня горело, дымилось, кровоточило и стонало от боли.
«Аминь».
— Две минуты на зачистку! скомандовал я и вызвал транспорт, который должен был болтаться где-то неподалёку. — Птичка, всё кончено, забирай нас.
— Принято. Готовность две минуты, — прожужжал пилот в левом ухе и тотчас из-за домов поднялась чёрная громадина транспорта. Рубленые формы и изящные обводы корпуса, два массивных крыла со светящимися ярко-синим огнём двигателями могучие реактивные турбины, совмещённые с винтами. Машина приближалась на удивление беззвучно для своего размера скользила чёрной тенью над жёлтыми горами битого камня. Инфернально прекрасная.
У меня вспотели ладони. Я знал, я прекрасно знал, чем всё закончится и заранее смотрел туда на ничем не примечательную груду железобетона. За моей спиной отделение заканчивало своё последнее перед трибуналом задание, под ногами кто-то хрипел, выпуская воздух вместе с красной пеной из пробитого лёгкого. Вертушка мчалась к нам, окружённая ворохом оранжевых букв и пиктограмм дополненной реальности, не зная, что сейчас
Снизу вырвется сноп белого дыма и в её сторону помчится смерть.
То ли стрелку повезло, то ли он действительно был таким профессионалом я уже никогда не узнаю. Зато знаю, чем всё тогда закончилось.
Заряд с земли протаранил двигатель скользящей на бреющем полёте машины. Вспышка, куски чёрного металла, визг и скрежет. «Птичка» вращается в воздухе, пылает, но продолжает с надрывным свистом нестись к нам.
Из-за свиста я почти не слышу взрывов и очередей у меня за спиной. Там происходит что-то: что-то очень важное, но я загипнотизирован зрелищем. Стальная птица с подбитым крылом нависает надо мной, заслоняет огромной тенью. Мне не страшно я вижу в левом нижнем углу собственные показатели. Это оцепенение, такое, которое чувствует добыча, когда сталкивается взглядом с хищником, затаившимся в переплетении лиан.
Рухнув наземь, подминая остатки деревянных столбов и путаясь в паутине проводов, расщепляя обломки зданий и пропахивая брюхом борозду, горящую из-за льющегося из перебитых артерий и вен топлива, транспорт нависает надо мной и через доли мгновения погребает под тоннами стали и бетона. Протаскивает за собой, разрывает металл экзоскелета, размазывает по земле плоть и перемалывает кости, смешивает с землёй.
Больно. Ужасно и нестерпимо больно. Я чувствую, как каждая клетка моего тела кричит, но всего лишь один короткий миг. Смерть неизбежна я знаю это, я переживаю её каждую ночь.
Свет в глазах гаснет, чувства уходят и в этот самый момент я вскакиваю.
Тяжёлое дыхание. Тёмная комната. Гул вентилятора. Мокрые простыни, со лба течёт ручьём. За окном оранжевое зарево, где-то сверху гудят несущиеся по автостраде машины. Медленный вдох и выдох.
Да, я умер, но это было почти тридцать лет назад.
Я больше не капитан Резник, а разваливающаяся старая железяка.
И я уже давно не на другом конце света, хотя тут не менее опасно.
Я дома.
В Нейро-Сити.
svoemnenie