Истории из жизни реальных людей
Я — тот, кто прошел все ужасы войны. Не верю ни в бога, ни в черта. Но верю в настоящую дружбу, для которой даже сама смерть не может стать помехой. Солнечное утро августа выдалось на редкость погожим. На небе ни тучки, как будто сама природа боялась испортить праздник отчаянным ребятам, которые наполняли парк группами и в одиночку. Голубые береты, крепкие тела в тельняшках на сегодня главная достопримечательность городского парка. Я с товарищами встретился в центральном парке у фонтана. Не подумайте, мы не из тех, кто, выпив лишку, идет купаться и орать. Мы сидим по-своему, по-мужски. Рядом с нами тоже устроились ребята в тельняшках. Судя по их виду — вот-вот дембельнулись.
— Он меня в челюсть, а я ему — блок, и ногой как приложился! — молоденький парнишка, уже принявший «соточку», рассказывал своему товарищу о своих похождениях.
— Да подожди ты со своей ногой, — остановил его тот. — Смотри — Михалыч с ветеранами идут!
По аллее парка шла группа людей — это были афганцы, ребята, которых когда-то принято было называть воины-интернационалисты. Среди них Иван Михайлович Филимонов, человек в городе известный, уважаемый как простым людом, так и чинами сверху. Мы с ним не сказать что приятели, но много раз пересекались по жизни, наши жены вместе работают. Да и город у нас маленький, так или иначе все друг друга знают. А уж Михалыча каждый, наверное, знал. Ребята на скамейке продолжали разговор:
— Вот бы кого послушать, а ты ногой… Два ордена Красной Звезды! Да что там говорить — живая легенда!
— Согласен, и подписываюсь под каждой тобою сказанной буквой, — подхватил другой парнишка.
Ребята взяли пакеты с земли, поспешили присоединиться к ветеранам.
— Михалыч, принимай пополнение с серьезным боезапасом, — они встряхнули пакеты: звон бутылочного стекла подтвердил правоту сказанного.
— Здорово, парни! — Иван Михайлович обнялся с ними по очереди. — С праздником! А погодка-то, а! Все для десантуры, — он присел возле столетней липы. — Располагаемся, здесь наше место дислокации.
Расстелили ковер, выложили на него все, что нужно для мужского общения: бутылки вина и нехитрую закуску. Кто-то разлил из армейской фляжки водку по стаканам.
— За ВДВ! Никто, кроме нас! Осушить стаканы до дна! Команда с удовольствием была выполнена. — А сейчас за наших братанов, за тех, кто лежит в сырой земле, — сказал Михалыч. Выпили, помолчали какое-то время.
Алкоголь делал свое дело: пошли разговоры, послышался смех.
— Михалыч, расскажи про Афган, — попросила его присоединившаяся молодежь. — Да ладно, ребята, чего про него трепаться: война — она и есть война. Она, мож, кому и мать родна, да только не простым солдатам. Хлебнули мы лиха по самое не балуйся. Хотя, и на войне жизнь кипела, молодые были, со всеми отсюда вытекающими последствиями, — хитро прищурившись, шутил Иван. — А рассказать… Расскажу о друге своем, Лешке Кузнецове, земля ему пухом. Такого друга не сыскать во всем белом свете. Он мне жизнь спасал не раз: и живой, и мертвый. Туманно излагаю А вот слушайте. Верить никого не заставляю, кто под смертью ходил, тот не услышит в моем рассказе фальши. А я что видел и прожил — все расскажу.
Познакомились мы с Лехой в Кандагаре. Я после учебки, он тоже. Я боксом занимался на гражданке — первый разряд, Леха — КМС — мастер, значит. Сперва чуть не подрались из-за какой-то ерунды. Оба ведь с гонором, молодые, горячие. Как спички вспыхивали. Вот мы чуть друг другу не наваляли, а потом — не разлей вода. Ох, и творили мы с ним делов, но это к делу не относится, об этом только шепотом можно. И то не при дамах, — Михалыч хихикнул в кулак.
— И вот, как-то один раз были мы на зачистке кишлака. Миномет поработал с этой стороны, ну мы и наводили здесь порядок. Заходим мы с Лешкой во двор к афганцу старому. Тот Аллахом клянется — оружия нет, по-нашему лепечет — понять можно. Чай предлагает, какие-то сладости. Мы не берем, отказываемся от всего, хотя знаем, что это у них оскорблением считается. Мальчишка при дедуле был, лет двенадцати, а то и моложе, глаза ясные, чертики в них, веселый такой. Я ему еще конфетку дал, потрепал волосы — ребенок же. Нам, взрослым, тяжко, а детям каково Прошманал я двор, Леха в жилище пошел.
И только я к выходу — над головой у меня очередь. Оборачиваюсь — Лешка у пацана этого автомат из рук рвет. Подскочил я, мальчишка на полу уже, голову руками закрыл, думает — бить будут. А сам как волчок на нас смотрит, столько ненависти в этих глазах! На долю секунды опередил его дружок мой, успел поднять ствол, очередь вверх ушла. Лежать бы мне на этом дворике, в кровавой лужице сто процентов, если бы не Леха. Я как пошел к выходу, малец этот автоматик откуда-то выудил, видать, погреб у них был во дворе, или черт его знает что. Ну и мне в спину — получи за все хорошее. Они же все нас ненавидели, от мала до велика. Но я их не сужу. Леха умудрился меня спасти, сам не понимаю как — он же внутри жилища был! Как друг потом рассказывал, ему показалось — будто застонал я. Он и ломанулся во двор быстрее скорости света, а там мальчик меня расстреливать собрался. Ну, что ты с ним делать будешь, с мальчишкой Он зажался в углу, исподлобья смотрит. Махнул я рукой. И мы ушли с Лехой.
Столько еще было у нас всякого-разного! Война — это же как лотерея. Кому повезет, а кому нет. Каждую секунду под смертью ходили. Меня дважды штопали в госпитале, а на Лешке ни царапинки, думали — в рубашке родился. Все заговоренным его называли. Ошибались: первым улетел дружок мой на родину в цинковом гробу. Неделю не дожил до дембеля: я тогда в карауле был, а он на сопровождении колонны. Попали в засаду к духам. Маленькая дырочка во лбу, и все — нет моего лучшего друга Лешки. Я ревел, не стесняясь ребят, грыз землю зубами — спиртом отпаивали. Ничего не мог поделать, слезы ручьем лились…
После демобилизации отдышался немного и на родину к Лехе поехал, к нему на могилу. Поставили с ребятами памятник — все по чести. Мать его поддерживал как мог. Ей-то тоже каково… Двоих сыновей схоронила, война эта проклятая их забрала. А там и муж ее следом ушел — не выдержало сердце. Тут уже и девяностые нагрянули. Сказал бы нам кто в Афгане, что распадется наш великий, нерушимый Советский Союз, как карточный домик, — портянками бы закидали. И пошла потеха: народ нищал, единицы богатели. Заправляла всем братва, криминал расцветал. Ну и мы, афганцы, тоже кучковались, как-то надо выживать. Чего греха таить, много чем занимались. И коммерсантов крышевали, и оборзевших на изжогу ставили. Думаю, побаивались нас, потому и уважали. Но бывало, что наши интересы не совпадали с интересами других — стрелять приходилось. Был у нас в ту пору авторитет, кликуха — Лютый. Беспредельщик каких поискать. Случился у нас с ним конфликт, то есть непонятка. Забили стрелку. Подъезжаем на пустырь: справа кустарник, слева — здание заброшенное. Стоят три машины, бригада Лютого — нас ждут. Мы из тачки выходим — стволы при нас. И тут возле большого куста вижу я знакомую фигуру — Леха! А он мне пальцем на крышу здания показывает. Рванулся я к нему — нет никого, только куст на ветру покачивается. Глаза на здание поднял — наверху блеснуло — оптика, значит, снайпер к работе готовится. Я парням шепнул — кукушка на крыше. Мол, стойте здесь, я его достану. Зашел сзади и взял его под белы рученьки.
Тот раскололся сразу: чемпионом республики по пулевой стрельбе оказался. Кушать-то всем хочется, ну, он и прибился к бригаде Лютого, киллером числился. Задача у него была поставлена — валить нас всех до единого. Убивать мы его не стали, здоровье только да прыть поубавили. Как это объяснить, не знаю. Но факт — от смерти нас Лешка тогда всех уберег. Года бегут, все меняется, переболела страна и все стало налаживаться. Я семьей обзавелся: жена Иринушка, сына Алексеем назвал. Тут надо было на рынок съездить, а тачка моя на ремонте. Сосед с племянником как раз куда-то ехать собирались, спешили очень. Я говорю: мол, меня прихватите, вам все равно по пути. Те не против, только, говорят, поспешай, через минуту не выйдешь — уедем, дела срочные. Я быстренько собрался — лечу по лестнице. Смотрю — на площадке Лешка стоит! По губам понял, что он говорит: Не ходи. Я глаза протер — что со мной Никого рядом не было! На улицу вышел — сосед уже уехал, не дождался. А вечером узнаю — разбились соседи. На обгон пошли, и прямо навстречу — битком набитая фура. Машина в гармошку и два трупа, а было бы три, если б не мой погибший друг… Леха ко мне и по мелочам приходил. Например, я собрался крышу в дачном доме перестилать. Все думал: шифер или рубероид Это я в магазине тогда был, выбирал. Глядь — а возле листа шифера голова знакомая показалась. Ну, я понял, что к чему. Стоит крыша уже как 10 лет, и ничего ей не делается. Или вот еще что было, когда я и моя семья на волосок от смерти были. Сплю я, значит, в домике-то дачном. Жена с сыном на второй этаж ушли. Вдруг кто-то как даст мне в плечо. Глаза открываю — Леха стоит. Руками машет. В комнате, где супруга с сынком спали, проводка дымиться начала. Еще чуть-чуть — и задохнулись бы.
Вот еще что вспомнил. Шел я как-то домой выпивший. Темно было. Слышу — сзади кто-то упал, будто на спину. И звук такой — как армейскими сапогами в бочину бьют. Каждый из вас знает, что это такое. Я фонарик в кармане нащупал. Свечу — картина маслом. Лежит какой-то юнец, рядом валяется нож. Малек благим матом орет: Дяденька, не убивайте! Я только шапку своровать хотел! Сапогами-то за что А я, надо сказать, в кожаной шапке был. Да только домой шел не в сапогах, как того погода ждала, а в легких туфлях — ну, говорю же, выпивший был. Хоть и темно было, а я у юнца на лице след от сапог армейских увидел. Это только потом до меня дошло, чем бы все закончиться могло. Спасибо, опять же, Лехе. Я несмотря на то, что дружок мой похоронен за тысячи километров от меня, к нему все равно езжу. Я в Бога не верю, в церковь не хожу. А вот жена моя верует. Истории она все эти знает. А потому за Леху свечки ставит. Черт знает, может, ему от этого лучше. Вот так вот, ребята, вот такая наша крепкая армейская дружба. Я знаю — он всегда со мной, друг мой — Лешка Кузнецов… Появилась старая, в царапинах гитара, зазвенели струны и пошла песня.
— Давай, парни, споем нашу. Голоса крепчали, усиливались, наверное потому, что рядом незримо стояли и подпевали погибшие друзья. А песня поднималась над парком, устремляясь в небо. И пелось в ней о братстве десанта, о силе и мужестве, о долге и чести, о подвиге героев исчезнувшей страны…
Автор: