Истории из жизни реальных людей
С крыльев на дощатый пол капала чернота густая, вязкая, она, кажется, тоже была живой и хотела меня коснуться. Я зло отпихнул черноту ботинком. Ещё раз подползешь ко мне включу Боба Марли.
Чернота испуганно отпрянула и, заворочав многочисленными щупальцами-отростками, переместилась обратно к птице.
Жестокий, сухо и очень устало просипела птица, нелепо вытянув тонкую блеклую шею. Я, может, за помощью к тебе пришла.
А ты просто так и не приходишь, я скривился и положил все руки на подлокотники кресла, нижней правой подперев подбородок. Под пальцами обнаружилась неожиданная шероховатость, и я с недовольством подумал, что человеческая форма обладает слишком длинным списком недостатков, включая растительность на лице.
Тоска мое ворчание проигнорировала и, встопорщив перья, переступила с лапы на лапу.
У меня слишком много людей. Я не справляюсь. Забери хоть кого-нибудь.
Я даже чуть было не улыбнулся такому нелепому предложению.
Я, по-твоему, похож на Йоля Тебе надо веселить людей иди к нему.
Йоль за чертой. А Шаман, она приподняла крыло, предвосхищая мой вопрос, Шаман и так насылает на город ливни почти каждые две недели. Все остальные слишком далеко. Мне нужна твоя помощь.
Я поморщился. Развлечение людей не мой профиль, точнее, не совсем мой. Я могу увлечь их своими развлечениями в сеть, опутать ею, застлать глаза, лишить разума. Но сделать по-настоящему веселыми…
Не мой профиль!..
Ну не злись, почти проворковала Тоска. Я же знаю, что ты способен очень на многое. Почему бы тебе не сделать еще и это..
Она сделала два шага ко мне, и на верхние плечи мне легли тонкие жесткие руки уже вполне человеческие. Я скосил глаза и успел увидеть, как тают перья на кистях. Тоска многолика во всех смыслах.
Изящные пальцы с длинными ногтями-стилетами провели по плечам, мягко проскользили до локтей. Я не мог видеть её лица, но был уверен, что она, вопреки характеру, улыбается сухими тонкими губами.
Ну пожалуйста…
Я раздраженно дернул левым верхним плечом, и она тут же убрала руки, ничуть, впрочем, не обидевшись. Молча поднявшись, я сцепил сзади руки в замки и потянулся, разминая мышцы. С трудом справившись с тяжелой оконной рамой, я свесил ноги на улицу.
Спасибо! успела крикнуть она прежде, чем я оттолкнулся от стены и помчался вниз, к асфальту.
Я летел вниз с совершенно безумной скоростью, и девять этажей мелькали быстро, слишком быстро. В самую последнюю секунду я успел заметить на лавочке соседнего двора девчонку, в этот самый момент пишущую что-то в Твиттер. Рывок, вытянутая паутина…
Я внутри телефона. Уютно и чисто девчушка умеет очищать кэш, ну надо же! Впрочем, задерживаться здесь нет никакого смысла, она явно не та, что часто зовёт Тоску в гости.
Я перескакивал от телефона к телефону, от телефона к планшету, с планшета на ноутбук телесная оболочка растворилась ещё там, у человеческой квартиры, и теперь я носился небольшим вихрем информации. Меланхолия, одолевшая было меня в последние недели, спала с первым гаджетом, приобщенным к моей Сети. Люди нервничали, перезагружали устройства, когда я вселялся в них и наводил беспорядок, нарушая четкость работы, впрыскивая в программы токсин. Но я не создавал серьезных неудобств не было времени. С таким делом лучше разобраться быстрее.
Вперед, вперед… Вот оно! За время своих прыжков я добрался до самой границы города, почти скрывшись от неусыпного взора многоэтажек, и теперь был в небольшом потрепанном телефоне. Я выполз из устройства и бесплотной тенью метнулся за плечо невзрачному мальчишке, хозяину мобильного. Он сидел, сильно ссутулившись, и упорно нажимал на экран. Сколько тебе лет, дитя, двенадцать.. От него веяло невыразимой жутью, и я, пусть и привыкший работать с не самыми приятными личностями, отшатнулся, когда понял наконец, что было тому причиной.
Там, где должно было биться живое человеческое сердце, бурлила и пенилась чернота.
Я нахмурился. На такое не способен ни один из нашей братии сама Тоска вряд ли сможет сотворить такое. У нас есть определённые правила, и одно из них ни в коем случае не доводить до необратимого состояния, не убивать человека. А здесь… Здесь выпили всю жизненную силу, всякий порыв, всякое желание жить, оставив лишь непроглядную черноту, заперев её в тщедушном теле ребёнка. Он был на грани гибели и не так уж важно, пойдёт он бросаться с крыши высотки или очень неудачно поскользнётся рядом с трассой. Такие ядовито-черные сердца Мория забирает в первую очередь.
По всем моим четырём рукам прошли мурашки. Я не видел такого раньше но слышал, конечно.
И слышал, что способны на такое изощренное убийство только люди.
Я склонился к мальчику, и он наверняка ощутил бы моё дыхание, будь я в более материальной форме. Но он не чувствовал ничего ни моего дыхания, ни моих отросших черных волос, щекотавших его плечо, ни даже самого моего присутствия. И это, кстати, тоже очень, очень плохо потому что он ещё должен чувствовать лучше, чем взрослые. Но что же делать, что же…
Ребёнок сосредоточенно нажимал на экран, глядя, как бежит человечек. Он был полностью поглощен этим занятием, отдавал ему все свои небольшие силы. Будь я менее совестлив, забрать его в свою паутину было бы плевым делом он уже сам почти пришёл в неё. Но дитя…
Я выдохнул. Как же быть, как же… У меня не было ни единого отработанного сценария на этот случай. Я владыка Тенет, не мне успокаивать детей, не мне бороться с тьмой их разума. Наверное, надо обойти как-то, поступить аккуратно. Но как..
Во Тьму. Будем действовать напрямик. Тоске не понравится будет разбираться сама.
Я сел рядом с мальчиком, на этот раз в куда более вещественном облике, чем прежде. Он не повернул головы. Я закинул ногу за ногу, потер кончиком пальца носок туфли и закинул одну из рук на спинку лавочки, задев ребёнка локтем.
Он поёжился, но ничего мне не сказал просто молча отсел на пару сантиметров, по-прежнему не поднимая глаз.
Я сощурился и поправил галстук. Тяжёлый случай.
Ты всегда так реагируешь, если нарушают твое личное пространство
На прямое обращение он не смог не отреагировать и поднял наконец на меня глаза. Глубокие, изумрудно-зеленые бездны. Совершенно искренние. Растерянные. Испуган, страшно испуган, соскучился по теплу, хочет тепла, жмется к нему, летит на него, как мотылёк, шарахается от каждого окрика, боится, боится, боится, страх здесь, страх везде, сейчас будет больно, снова больно…
Я вынырнул из тягучего болота его разума, только когда он тихо ответил:
Нет.
Мне стоило некоторого труда вернуть себе лицо. Я, оказывается, слишком давно не читал людей, и теперь окунуться в их сознание оказалось слишком неожиданно и неприятно. По рукам второй раз за день побежали мурашки снова из-за мальчишки.
У вас четыре руки, спокойно заметил он, глядя на причудливый крой пиджака на плечах.
А у тебя нет будущего, зло огрызнулся я, не в силах отойти от погружения.
Он чуть улыбнулся уголком обветренных губ. Мягкие пока черты лица как-то вдруг стали четче.
Я знаю.
Чернота в его груди плеснулась обсидиановой ненавистью. Я прошипел проклятие Тьме. Может, этой фразой не стоило пытаться успокоить..
Парень наклонился обратно к телефону, а я вдруг понял не я первый сказал ему это. Не я первый вдруг обесценил его жизнь, пошатнув и без того непрочную веру.
Эй, шепнул я, ты же мне не поверил
Он поднял голову.
Не поверил же, да он молчал. Эй, парень. Посмотри на меня.
Левой нижней рукой я приподнял его подбородок, а верхнюю правую поднял перед его носом.
Слышишь меня
Он ошалело кивнул, впервые позволив эмоциям всколыхнуться на лице. Тьма, будь я двенадцатилетним мальчиком, которого хватает взрослый четырехрукий человек, я бы там… Смотрел так же, как он с испугом и любопытством. У него, как и у меня тогда, нет особого выбора, кому верить.
Слушай меня. Слушай меня внимательно, произнёс я, заглядывая ему в глаза. Вдох, выдох… И снова в его разум.
Он закричал почти тут же, стоило мне коснуться первого воспоминания. Залитый рвотой пол, холодные липкие стены, холодно, холодно. «Мама!» где он кричит, в далеком прошлом или сейчас
Мы стоим вдвоём в этой жуткой комнате и со стороны смотрим, как маленький мальчик закрывает лицо ладонями, не в силах смотреть на обезображенную женщину и парень рядом со мной закрывает лицо тоже. Я становлюсь за его спиной и, положив нижние руки ему на плечи, верхними отвожу ладони от лица.
Смотри. Не отворачивайся.
И мы смотрим, и чернота в его груди плещется все яростнее. Я вздыхаю, вздыхаю очень глубоко и почти нематериальной ладонью касаюсь его сердца. Чернота обжигает, жжёт кожу но нужно, нужно достать. И я оглаживаю чёрное сердце, и оно надрывно бьётся в моей ладони, изливается вязкой тошнотворной мутью.
Смотри, повторяю я, и мальчик смотрит на картину перед собой, вновь взбаламучивая тьму.
И я начинаю говорить. Я говорю ему о том, что он не выбирал эту судьбу, но может выбрать дальнейший путь; говорю, что ему только двенадцать и что возможности лежат перед ним широкой дорогой; говорю другие совершенно бессмысленные, но такие важные для него сейчас слова, и чувствую, как чернота, засевшая в его сердце, изливается в мою руку, проникает в сосуды, становится суше и меньше, сжимаясь в узел.
…Мы вынырнули из его воспоминаний одновременно, и оба совершенно безумно посмотрели друг на друга. И только тогда я наконец догадался сделать то, что нужно было, наверное, сделать в самом начале я обнял ребёнка тремя руками и верхней левой прижал его голову к груди, погладив по волосам. И тогда он сделал то, что тоже должен был сделать в самом начале сперва коротко всхлипнул, а потом тихо заплакал, пряча лицо в ткани пиджака. И узел, тугой чёрный узел в его груди надорвался, и вместе со слезами исходила из него та самая почти убившая его чернота.
Он вцепился ладонью в один из рукавов, измяв ткань.
Не уходи.
Я рядом, ответил я, и клянусь Тьмою это было обещанием.
***
Ты раскис.
Я насмешливо фыркнул, услышав цокот птичьих когтей по дощатому полу.
А ты слишком уныла.
Ну надо же, саркастично фыркнула Тоска. А я-то думала, что с настроением… Что заставило тебя так поступить
Я пожал плечами. Она склонила голову к плечу и подошла ко мне. Сухие морщинистые пальцы обхватили запястье, выделяясь своей белизной на фоне черной кожи.
Совсем себя не бережешь, шепнула она, и я вдруг почувствовал, что чернота, засевшая в венах, колыхнулась и направилась к хозяйке, покидая меня.
Спасибо.
Тоска улыбнулась.