Всего-то одни сутки

 

— Ну что, орёлики, по коням! так закончил оперативку Алексеич, дражайший и любимый шеф. А ты, Серж, — французисто кивает он на меня, — Сегодня, как помнится, на буковку «Д»
Ну, на «Д», так на «Д», дежурю, стало быть. Сутки.
«Ксива» — на кармане, верный «ПМ» — в оперативной кобуре, рация на столе, мозг напичкан ориентировками и приказами СВЫШЕ (от ОЧЕНЬ БОЛЬШОГО РУКОВОДСТВА), номера и суть которых мгновенно вылетают из памяти.
Впрочем, один засел. Стою у станции метро, делаю сразу четыре дела:
1. Пью пи Не-а, сок! Дежурю же!!!
2. Курю сигарету.
3. Трещу по мобиле с приятелем.
4. Поглядываю, не появится ли та падла, которая грабит подвыпивших субъектов, «лебежатник» сраный, мать его! А вот сыскарь он всё время сыскарь! Прикид самое то: джинсы, красная рубашка, чёрная кожаная жилетка. В довершение образа хвост из собранных на затылке волос (оставшихся, бля!) на голове, лёгкая недельная небритость. Опер, чего уж там! Состав мы нестроевой, раздолбайский, форму одеваем лишь пару раз в год.
— Эй, Будулай, иди сюда! раздаётся сзади командный голос.
Оборачиваюсь. Стоит младший сержант, зелёный, как советский «трёшник», надутый от осознания своей значимости и величия в этом мире. Из новых. Меня явно не знает.
— Не, родное сердце, — беспечно возражаю, — Это ты иди сюда!
Должностное лицо, оскорблённое в лучших чувствах, сиречь, неуважением к этому самому должностному лицу, помахивая «резинкой дубиновой», угрожающе приблизилось ко мне:
— Документы давай!
— Да нет у меня документов, милейший! решаю схохмить Так, хуйню какую-то выдали, вот и ношу!
— А ну, показывай! А то в отдел отволоку! в голосе мента чувствуется угроза.
С тяжким вздохом достаю верную «мурку» — удостоверение сотрудника уголовного розыска, разворачиваю, даю несколько секунд осмыслить возникшую ситуацию оппоненту.
— А Э.. Това Товарищ майор, извините! власть имущий явно растерял свои понты.
— Нет, уважаемый товарищ сержант! Это вы сегодня придёте ко мне в кабинет, творчески переработав замечательный приказ номер сто семьдесят, в диспозиции которого чётко прописано о внимательном и уважительном отношении к гражданам.
Юный ментяра стоит, горестно призадумавшись. В довершение кошмара возле меня лихо тормозит «уазик» с грузом ГНР, то бишь группой немедленного реагирования.
— О, дядя Серёжа, здорово! Приказано тебя везти на труп новообразовавшийся. Адрес. Петя, — уже к ментёнку обращаясь А хуле ты до розыска-то доебался
Юный страж порядка готов провалиться сквозь землю.
Наплевать, еду.
Приехали, здрассьте. Пресловутый «адрес» представляет собой всего-навсего подвал, в который и захожу. Запах сырости, тлена, немытых тел, крыс, кошачьих экскрементов и ещё чего-то неуловимого. А вот и «клиент» — труп бича божьего, в лохмотьях, с синюшной рожей. К слову сказать, привычного хозяина поротно и побатальонно покидают многочисленные представители фауны, наверное, в поисках лучшей доли.
Причина смерти усопшего раба божия более-менее ясна из груди последнего торчит нехилых размеров «свинорез».
«Какое небо голубое!» — вглядываюсь я в подвальный потолок в ржавых коричневых разводах. «Висяк» — так на оперском жаргоне называется очередное нераскрытое преступление, за которое все, от мала до велика, от начальника до исполнителя, получают руководящие «вливания» с «далеко идущими выводами», с постановкой вопроса о дальнейшем нахождении данного конкретного сотрудника на службе в доблестных органах внутренних дел.
Пока судебный медик, пересыпая речь медицинскими терминами, диктует вяло поблёвывающему прокурорскому следаку тезисы протокола осмотра, беру участкового «за жабры» и провожу с ним то, что она официозе называется «отработка жилого сектора». Результаты ясны априорно. Никто ничего не видел не слышал да отстаньте вообще от меня!
А, ладно!
Пока идёт осмотр, получаю ещё одну «заявочку». Фига себе, опять «жмур»!
Прибываю на следующий адрес, на этот раз, в квартиру. Усопший спокоен и хладен, но почему-то в библейском костюме Адама. Чё за нах
Хозяйка квартиры, нестарая ещё тётка, мнётся. Когда наводящие вопросы носят уж совсем конкретный характер, разревевшись, обнажает душу. Оказывается, покойный её давний любовник, пришёл, всё было, как и раньше: пару бокалов вина, поцелуи-объятия-постель, только в момент наивысшего пика наслаждения лицо любовника посинело, он захрипел и повалился навзничь. Мамма миа, достойная кончина, в обоих смыслах! Джигит, э!
Дамочка в слезах. Оказывается, она матрона, замужняя женщина, скоро придёт муж, а тут
— Ребята, помогите, ну, пожалуйста!
Ситуация щекотливая Эх, была не была! Мсье Роланд, сэр Ланселот и другие нервно курят бамбук Рыцари, стоящие за честь дамы, ёптыть!!! Одеваем покойничка в его шмотки (тяжёл, тяжёл!), выносим на лестничную клетку, где и составляем протокол. Дама робко предлагает магарыч в виде бутылки коньяка, гордо отказываемся. (Кстати, мне глубоко похуй выпады тех, кто утверждает, что все менты поголовно взяточники и коррупционеры. Пишу, как жил, остальное по барабану. Дурак, наверное. Не брал. Честь имею, хуле!)
Закончив сей шаманский обряд, приезжаю в родную «контору», подхожу к кабинету. Эх, лучше бы оставался в «дежурке»! ИБО возле кабинета сидит Юрик, бывший напарник, недавно перевёдшийся в главк. Взгляд его не предвещает ничего хорошего, поскольку в нём видна вселенская грусть непохмелённого человека, а запах перегара прямо указывает на суть визита.
— Здорово, Серый! Я тут с проверкой! Давай-ка свои личные рабочие!
Ох, вот напасть! И не отмажешься! Когда у проверяющих «административный делирий», объяснять им что-либо бесполезно. «Личные-рабочие» — это святая святых, личные и рабочие дела агентуры, состоящей на связи.
Глубокий вздох Наплевать, несчастье уже свершилось.
Пробую разрулить ситуацию:
— Юра, а не пойти ли тебе на хуй малой скоростью
— Ты чего Реально ёбнулся и даже охуел Я же проверяющий с Главка!!!
Ещё один глубокий вздох Лезу в сейф, достаю поллитру, заготовленную как раз для таких случаев, стакан.
— Вот тебе личные, — ставлю «губастого», — А вот тебе рабочие, — бутылка оказывается на столе.
Стакан выдувает, не поморщившись. Подобрел.
— А дела мне всё-таки дай!
Третий вздох Достаю из сейфа пухлые папки.
— А чего писать-то, а Чтобы тебе не в падлу
— Нуууууу, напиши, мол, не все листы в делах подшиты, как положено, не сделаны описи, парочка рапортов не зарегистрирована в секретном журнале, учить тебя, что ли Да, не забудь добавить, что все выявленные недостатки устранены в ходе проверки!
Вот так Бюрократия, бюрократия Если кто думает, что вся служба оперов это вечные погони, засады и лихие задержания с пальбой, то глубоко ошибается. Писанина, писанина (Ловлю себя на мыслишке, что, может быть, и графоманом стал «по инерции», хотя погонам давно сказал последнее «прости»)
Из кабинета зама по «криминалке» доносятся возгласы, весёлый мат и звяканье стаканов. Очевидно, там с представителями окружного ОУРа (Отдела уголовного розыска) активно составляется план по раскрытию кровавого убийства.
В кабинет делает многочисленные робкие попытки прорваться какой-то субтильный мужичонка бомжеватого вида, но его столь же многократно посылают на хуй. Мы здесь «мокруху» раскрываем, не хухры-мухры!
Интересуюсь у джентльмена причиной столь позднего визита.
— А это здесь занимаются убийством на ском проезде
— Угу. А что
— Так ЭТО Я УБИЛ!!!!
Оппаньки! Завожу мужичка в кабинет.
— Я это, явку с повинной хочу
Достаю лист бумаги, ручку:
— Пиши, почтеннейший!
Мужичок, изредка спрашивая меня о правописании, излагает нехитрую историю произведённого душегубства. Ну, жили в одном подвале два калики перехожих, ну, бухнули, ну, при разливе со стороны потерпевшего были допущены досадные промахи в литраже в свою пользу, ну, не стерпел обиды В общем, всё ясно, как в морге.
— Слышь, командир, — помолчав, спрашивает бродяга А у тебя того пожрать нема
В ящике стола тройка бутербродов с сыром, и обед, и ужин. Плевать! Здравствуй, дорогой мой гастрит! До скорой встречи, милейшая язва желудка! Иногда поесть просто хронически не удаётся, поэтому с лёгким сердцем отдаю провиант душегубу, который моментально сметает его.
Завожу бича в кабинет руководства, где он повторно излагает свою историю.
Молчание.
Мимоходом заглядываю в «бортовой журнал», где записаны проведённые и намечаемые мероприятия.
«Версия 1. Убийство произошло из-за разборок за сферы влияния.
Версия 2. Убийство совершили местные скинхэды»
Версия 3»
Бля, Пинкертоны!
Удаляюсь в свой кабинет.
— Викторыч, не забудь написать «аэску»! несётся вслед голос шефа. «Аэска» — это агентурное сообщение, «палка» для опера. Эх, бюрократия, «атмосфэра», как пишет Андрюха Кивинов, в миру Пименов, бывший кэп питерской уголовки и собрат по перу. Впрочем, на его лавры я не претендую.
Ну вот, опять в лирику вдарился!
Между тем в кабинет заходит посетитель, на ходу предъявляя «мурку». Читаю: «подполковник милиции», ов Николай Иванович.
— Здравия желаю, товарищ подполковник!
— Ты чего Мы же, опера, все на «ты»! А я из СОМа (Специального отдела милиции), «палку» (раскрытие) вам привёз. Квартирная кража! Как тебя величать
— Серёга, — протягиваю руку.
— Колян!- взаимное рукопожатие.
— Вот и познакомились.
В нескольких фразах объясняет суть вопроса. СОМ одно из элитных подразделений МУРа. Если мы «танцуем» от преступления, то они — от лица. И вот в одном из криминогенных мест его цепкий взгляд заметил «своего» — мужичка, которого несколько лет назад сажал за квартирную кражу.
— Эх, мои ребята, которые «топтали» за ним, с ног сбились! По всей Москве их таскал! Наконец залез в «хату», им облюбованную, подбором открыл, вещички в узел — и вперёд! «С поликом» ( с поличным) и взяли! Только, — он кивнул в угол кабинета, где выразительно стоит бейсбольная бита, — мудохать его не надо! Сам всё расскажет! Он из «старой гвардии», из тех ещё, грузинских воров!
Задержанный, худощавый импозантный грузин, действительно держится неплохо. Чистосердечное признание написал, на прозрачный намёк о повествовании о своих ещё неизвестных нам подвигах твёрдый отказ:
— Что докажете всё моё! «Паровозом» не пойду!
Обсуждаем некоторые нюансы. Колян между делом поведал мне байку из их славного прошлого, когда на сбыте автомобиля прихватили двух ухарей без документов на неё, раскололи до задницы, оказалось, водителя убили, а тело выкинули в Подмосковье, так что когда они приехали на место, там уже находилась следственно-оперативная группа местного УВД, сотрудники которой невесело поздравляли друг друга с очередной птичкой, именуемой «глухарём».
Подполковник засобирался.
— Ну, мне пора! жмёт мою руку. Ну, «крестник», — это уже к задержанному Давай попрощаемся! Жмут друг другу руки, обнимаются, один уходит домой, другой отправляется в камеру. Жизнь, жизнь, чего уж там!
Снова выезд На этот раз «горняк». Так на медицинско-ментовском слэнге обозначается горелый труп. Ситуация банальна. Некто, «злоупотребляющий алкогольными напитками и нигде не работающий» в очередной раз «злоупотребил» и просто-напросто заснул в постели, не затушив окурок. Итог выгоревшая дотла квартира, потоки воды по лестничным маршам от деятельности «тушил» — пожарных.
Дознавательша, дородная женщина неопределённого возраста, с мольбою смотрит на меня:
— Серёженька, помоги! Я этих покойников ужас, как боюсь!
— Спокойно, Маша, я Дубровский! Ща сделаем! Ты напишешь, что я продиктую.
Захожу в залитую водой квартиру, всю в дыму. Спрашиваю у пожарного:
— Где труп
— Да вот он!
— Да где, ебныйврот
— Да вот он, бля!
Еле замечаю «букет костей», возлежащих на том, что когда-то было диваном. Обгоревшие руки прижаты к груди, ноги согнуты в коленях и также прижаты к животу. «Поза боксёра», как называют эксперты. Пустые глазницы частично обугленного черепа пессимистично взирают на меня.
Задиктовываю дознавательше нехитрые тезисы результатов осмотра. Подробнее может сказать только судебный медик в морге, а тут, сорри, обстановка не та.
Ну, кажись, всё!
Пованивая гарью, выхожу из квартиры, сажусь в «уазик» и моментально отрубаюсь.
А, что, уже приехали
Доползаю до своего кабинета. Народ давно уже разошёлся, только из апартаментов своего коллеги и друга, Серёги Адамяна по кличке «дАртаньян» (ага, «Самый хитрый из армян это Серый Адамян!» — как мы шутили) доносятся страстные стоны. Очевидно, Серёга с истинно кавказским темпераментом ублажает очередную пассию.
— Эй, буланчик, потише, боец полового фронта!
— Пошёл ты на хуй! так же ласково летит в ответ.
В пустынном коридоре горят половина ламп, царит полумрак, шаги гулко отдаются в тишине. Впереди два зелёных огонька. Включаю свет это отделенческий кот Баксик. Он отклячил хвост и, похоже, намерен «отложить личинку» в углу.
-Бррррррррррысь! рявкаю на него и котяра опрометью бросается вон, проходя юзом на поворотах. Этого котищу завели работницы канцелярии, славные труженицы конвертов и печатей, изводившие оперсостав кляузами начальству, что у оперуполномоченного имярек (о, ужас!) не закрыто целых пятнадцать номеров по переписке. Страшный криминал! И сыпятся выговоры, и начальство рвёт и мечет. В отместку кто-то из коллег подпустил в канцелярию крысу и закрыл дверь снаружи. Серое юркое существо заметалось по кабинету, не находя выхода. Визг двух тёток, моментом телепортировавшихся на столы, по децибелам, наверное, многократно превысил рёв переходящего звуковой барьер самолёта.. Страдалиц спас явившийся начальник, поразив супостата с пятнадцатого выстрела. С той пор усатый-полосатый и живёт в конторе, но по какому-то непостижимому стечению обстоятельств повадился справлять физиологические потребности только под дверями оперсостава, за что неоднократно получал пендалей. Я к котусу относился более-менее лояльно, и, наверное, поэтому лужицу у двери кабинета узрел только один раз.
Открываю кабинет. Надо скоротать остаток ночи. Возможности припасть к персям прекрасной леди нет, посему вызываю задержанного вора, совсем не для эротических целей. Оказывается, он — достаточно интеллигентный мужик, за плечами незаконченный тбилисский политех. Он несколько смущён.
— Ты чего спрашиваю.
Оказывается, его на «выводку» следователь возил, на проверку показаний на месте. И показывал Вахтанг, как воровал, причём на глазах у потерпевшей бабки.
— А чего засмущался-то
— Стыдно! покраснев, признаётся он.
До утра развлекает меня декламацией стихов Пастернака и Гумилёва.
Пять утра опять звонок внутреннего телефона:
— Серго, тебе сегодня везуха! Очередной «жмур!»
Ну, надо, так надо!
Отправляю жулика обратно в камеру, еду на выезд. Точно, возле трамвайного круга, в груде рваных одеял лежит тело. Голова у тела гладкая, как бильярдный шар, только на затылке, как у ирокеза или орла степного казака лихого возвышается чуб. Очередной бичара. «Максим» или «Зина» Так на языке тех же донельзя циничных судебных медиков именуется усопший, врезавший дуба от неумеренного вливания в организм горячительных напитков.
Подхожу к телу. Внезапно голова «трупа» поднимается и осоловело смотрит на меня:
— А к-к-какого х-хуя
В это время оживает рация:
— Двести четвёртый, там как, криминал не криминал
Усталость берёт своё, уже плюю на все коды и открытым текстом:
— Блядь, мудак, он ещё живой! «Скорую», быстро!!!
«Труп» оказывается особой женска пола. Мутный взгляд, нескоординированные движения, бессвязная речь Неужели это существо Женщина А, впрочем
Дожидаюсь приезда неспешной, как обычно, «Скорой», возвращаюсь в отдел, сдаю «ствол» Всё, дежурство закончилось!
А теперь домой!
Спать, спать!
Устал я Очень
Штурм

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *