БЕЗ ЛИФТА

Однажды я поссорилась с подругой.
Ну, не совсем подругой — знакомой. Она, назовем ее Леной, очень худенькая и миниатюрная девушка, жила на пятом этаже, в доме без лифта.
Я — в соседнем доме на первом этаже.
В этом случае лифт не важен.
Потом Лена родила сына. Ну, не внезапно, а через 9 месяцев, как положено. Родила и стала гулять у меня под окнами с громоздкой темно-синей коляской.
Я тоже сидела в декрете со своим сынулей, и когда видела Лену с Макарчиком в окне, то хватала в охапку своего мелкого и выходила гулять за компанию. Мой сынуля приближался к годовасии, смешно косолапил самостоятельно и мы, в порядке развития навыков ходьбы, гуляли уже без коляски.
В одну из таких прогулок я спросила Лену, почему она редко гуляет с ребенком в такую чудесную погоду, и Лена поделилась своей бедой: ей приходится таскать коляску на пятый этаж по лестнице каждый раз после прогулки, потому что оставляя её на первом этаже, есть риск, что в коляску нассут кошки, пробирающиеся туда из подвала. Лена маленькая, сама размером с коляску, а еще Макарчик пухлый, уже килограмм шесть весит…
Я прониклась. Макарчик уютно агукал в коляске и был заложником ситуации.
Я предложила свою прихожую (на первом этаже) как парковку для коляски до вечера: муж Лены по дороге с работы пройдет через меня, заберет коляску и сам затащит ее домой, на пятый этаж. А Лена просто возьмет Макара и пойдет домой, налегке и совершенно спокойная, что в моей прихожей в ее коляску точно не нассут кошки. Лена с благодарностью согласилась. Я тоже была рада помочь подруге. Так мы и сделали. Вечером Ленин муж забрал коляску и сказал искреннее спасибо. А я радушно улыбнулась в ответ.
Но на следующий день Лена позвонила в мой домофон и попросила снова затащить свою коляску в мою прихожую. И на следующий, и на следующий, и на следующий день…
Мой муж возвращался с работы раньше Лениного. Коляска, стоящая в нашей крошечной прихожей, занимала 80 процентов ее жилой площади, перегораживая вход и в саму квартиру и также вход в ванную. Мой уставший муж приходил с работы и протискивался мимо чужой коляски. Весь вечер мы возили ее туда-сюда, заходя в ванну, выходя из нее, и это здорово раздражало.
Вечером Ленин муж забирал коляску и говорил искреннее спасибо, но я уже не улыбалась в ответ. Я с трудом сдерживалась, чтобы не сказать ее мужу что-нибудь ёрническое…
Лайфхак для подруги обернулся геморроем для меня и моей семьи. Мой муж информативно молчал, тяжело вздыхая.
Мне нравился пухлый Макарчик, но мой пухлый муж нравился мне еще больше. Я каждый раз обещала себе, что поговорю с Леной, проясню ситуацию и попрошу впредь обходиться по возможности без нашей прихожей.
Но хватало моей решимости только на то, чтобы иногда трусливо притворяться, что меня нет дома, а в остальное время я покорно забирала коляску, поджимая губы.
Это болезнь. Называется гипертрофия обратной связи. Симптомы: когда в конфликте интересов свои априори ставишь ниже чужих. У меня всю жизнь это заболевание протекало в форме осложнений. Лечится оно очень просто: осознанием, что хорошей для всех быть невозможно. Я частично излечилась от него только годам к тридцати, но это совсем другая история…
Наступила осень. Лена стала привозить мокрую коляску. С нее текло в мою прихожую, не смотря на специальные колясные бахиллы. Я ходила с тряпкой, подтирая сырость, и привычно раздражалась. Муж возвращался с работы, злобно протискивался мимо мокрого и громоздкого «моего грёбаного неумения сказать «нет», глухо вздыхал.
Мой муж очень колоритно молчит. Как по плачу младенца хорошая мать может определить, что он хочет (голоден или колики), так и молчание моего мужа всегда что-то означает (я скоро огребу или я очень скоро огребу). Мой сын в такой ситуации говорит: «Папа — злится, а папа — гавный. Папа гавнее мамы».
Букву «л» в слове «главнее» он не выговаривал, и от этого значение его было еще более многогранно.
Однажды мне всё это надоело. Терпение лопнуло. И я поговорила с Леной. Встретилась с ней в магазине, взяла за локоть, и твёрдо, не виноватясь, объяснилась. Мол, всё, дорогая, лавочка закрылась.
Лена ответила приветливо: «Конечно-конечно». Но спустя два дня снова позвонила в мой домофон. На улице шел унылый осенний дождь.
— Лен, ну я же просила…- сказала я в трубку домофона.
— Оль, ну у меня Макарчик ноет, голова болит, я щас не дотащусь до себя.
— Ну, хорошо. Давай завози, оставим у меня на первом этаже. У нас нет кошек.
— Нет, Оль, а вдруг кто-нибудь…плюнет, или бомжи, или всё-таки кошки… А я туда Макарку положу…
— Лена, какие бомжи Тут не Курский вокзал, тут обычный подъезд, с домофоном, соседи нормальные…
— Оль, ну возьми себе, ну, в последний раз…
Я поняла, что если я сейчас не проявлю твёрдость, то последнего раза не будет никогда, разве что тогда, когда Макарчик вырастет и будет обходиться без коляски…
— Лен, или ко мне в подъезд или иди домой, на пятый этаж.
Лена нажала на сброс.
На следующий день наша общая знакомая спросила меня, правда ли, что я выставила болеющую Лену с рыдающим ребенком под проливной дождь Я хмыкнула.
С того момента прошло больше четырех лет. Лена с мужем и сыном давно переехали, куда — не знаю, пропали из виду, и я, если честно, благополучно забыла об их существовании.
А теперь развязка.
В Прощеное воскресенье с утра в мой телефон сыпались смс-прости (простимески). Совершенно неожиданно пришло сообщение и от давно забытой Лены:
— Оля, в Прощеное воскресенье прости меня за всё.
Я вежливо ответила:
— Бог простит и я прощаю! И ты меня прости, Лен)
-Бог простит!
— Надо отвечать: «Бог простит и я прощаю».
— Я знаю, как надо отвечать…
Ну вот. Какая глупость! Макарчик давно вырос, а она всё волочет свою дурацкую, тяжеленную обиду на пятый этаж без лифта…
Автор: Савельева

Источник