Истории из жизни реальных людей
— Али ещё немного подождем Там впереди деревенька, я вчера на карте глядела. — Заночуем, — говорит, натягивая поводья немного более резко, чем обычно.
Ее мирный коник обиженно трясет головой, недоуменно фырчит — мол, чего это ты, хозяйка В отличие от моего тяжеловеса, черный жеребчик Арии тонко чувствует настроение хозяйки.
Я недоуменно кошусь на хрупкую фигурку, закутанную в черный плащ. Она легко спешивается и пружинящим шагом ведёт коня на полянку, которую я углядела чуть поодаль. Будто и не было целого дня в седле.
Магичка что ль
Я неуклюже сгружаю натёртую задницу с седла, мимоходом треплю по шее уставшую лошадь. Сколько лиг мы с тобой прошли, Меховушка, сколько городов повидали…
С Арией мы встретились случайно. Гляжу на нее искоса, снимая поклажу с седла, разминая ноги, таская валежник к умело разведенному ею костру. Мы путешествуем две недели, да и то потому, что дорожки наши сошлись на Северном тракте случайно и ведут в одну точку — в Хеман, столицу достославного государства Эрдвыхт.
Название страна получила от гномов, когда-то обитавших в этих краях. С их языка Эрдвыхт — «богатые копи». А вот Хеман — большое городище, это уже с кобольдского.
Да только где они, те гномы и кобольды, повывелись уже лет триста, как.
Мы не разговариваем с Арией, так повелось. Вечером дружно готовим кашу, жарим на вертеле дичь, которую я подстрелила днём, собираем дрова или рубим лапник для ночлега. Днём она либо дремлет в седле, позволяя своему конику плестись за моим, либо всматривается в кусты у обочины, тихонько напевая себе под нос мелодии незнакомых мне стран.
Мы едем бок о бок, потому что так удобнее и безопаснее. Когда мы доберемся до столицы, наши пути разойдутся, и я вряд ли ещё увижу ее — женщину без возраста и каких-либо отличительных примет. Она вся была какая-то серая, незапоминающаяся, как тень в облачный полдень.
— Если бы сегодня прошли ещё пару лиг, завтра были бы засветло у болот Фонарщика. Говорят, там ярмарка в это время года…
Говорю больше для себя, не глядя на Арию, сжавшуюся а комочек по ту сторону костра. Я осторожно пробую густую похлёбку, уже вот-вот готовую. Пожалуй, немного специй из заветного мешочка, что хранится на дне моей походной сумы, не помешает. Совсем немного осталось, да и лекарственные травки на исходе… Вот, пополню завтра запасы, а может, и знакомых каких встречу. Болота Фонарщика — известное село, там много кто бывает.
— Будем засветло, — неожиданно для меня отвечает моя спутница. Дергаюсь, обжигаю губы ложкой, смотрю на нее недовольно и недоверчиво. — Все равно завтра быстрее надо будет идти — в двух лигах от нас Хушкино подворье, его обойти надо.
— Чего это ты удумала Али есть места, где не рады тебе Ты меня сразу предупреди, а то я далече ни ногой с тобой, Ария, слышишь Разминемся с утра — пойдешь своей дорогой, не обессудь. Я — знахарка честная, хоть и без угла своего, странствующая, мне чужих проблем не нать.
Ария посмотрела на меня пристально, пожалуй, впервые за две недели, что мы провели бок о бок. Я подумала, что не захочет она мне отвечать, да и небо с ней. За моими плечами много лиг, больше, чем она может себе представить.
— Ты не знаешь, что за Хушкино подворье, верно, — сказала она и кивнула тому, что сказала. — Ну надо же…
— Не знаю, — мотнула я головой утвердительно. — Деревня что ли какая
— Нет. Не деревня. Была деревня, остался могильник…
Я сняла котелок с огня, разлила по тарелкам похлёбку, протянула Арии ее долю вместе с присоленным ломтем хлеба и половинкой луковки. Мысли мои вились вокруг странного названия Хушкино подворье. Переспрашивать, однако, я не стала — знамо дело, неразговорчивая собеседница ничего не скажет. Она и так сказала за сегодня больше слов, чем за все время, что мы знакомы.
Ничего. Спрошу в столице. Там знают и охотно делятся байками со всего света.
В молчании мы поели и стали готовиться ко сну. Я — покряхтывая от усталости, Ария — неслышно, как всегда. От костра осталась горка углей, мягко светившаяся красными всполохами. Мириады звезд глядели на нас, крохотных человечков, в траве тихо пели ночные насекомые.
Завернувшись в походный плащ я стала задремывать…
— Хушкино подворье — большая деревня, одна из самых больших деревень страны, — вдруг послышался негромкий голос Арии, которая привычно улеглась по ту сторону костра.
Я замерла, ожидая продолжения.
— Там людей было много, так много, что, когда праздновали свадьбу или хоронили человека, столы выстраивали вдоль главной улицы в три ряда, да и того не хватало.
В государстве были плохие, неурожайные годы, а в Хушкином подворье — никогда. Они кормили окрестные села и города зерном и мясом, потому что у них его было много, много больше, чем жители деревни могли бы съесть сами.
Так продолжалось долго, может, сто лет, или больше.
Но в любой бочке меда есть своя ложка дегтя. На окраине села жила старая ведьма, жуткая, как демон во плоти. От нее веяло страхом и трупами, и, когда она выходила на улицы, жители деревни прятались по домам, да закрывали поплотнее двери и окна.
Никто не знал, кто она и откуда, чем живёт и зачем. Боялись — как опасное насекомое, и брезговали точно так же.
Ведьма являла себя людям нечасто, больше пряталась у себя в покосившейся избушке или бродила по лесам. По тем самым лесам, где мы с тобой сейчас странствуем…
Таких инаких, как та ведьма, до поры не трогают. Люди боятся того, чего понять не в силах.
Наступили страшные времена: земля не рожала, засуха летом сменялась лютыми морозами зимой. Что не вымерзло, то зачахло, люди умирали семьями от голода и болезней. И лишь в Хушкином подворье все было хорошо. Добрые жители села оставляли себе минимум, отправляя караваны телег с продовольствием в столицу. Молились денно и нощно о тех, кого небо обделило, отдавали почти последнее.
Хорошие люди…
Шептались о том, что во всем виновато колдовство, волшба черная. Ужас сковал деревню, жители которой дышать боялись — когда же и их коснется злая участь
Однажды пропала девчонка сельского старосты — единственное, обожаемое дитя. Ее звонкий смех и красивые песни любили люди со всей деревни. Рожденная родителями-крестьянами на склоне их лет, малышку прозвали Поцелованной небом — за крупное, приметное родимым пятно на лбу, которое, впрочем, не уродовало ее нисколечко.
Говорят, видели ее в последний раз возле лачуги ведьмы. Долго не думая, деревенские жители пошли требовать у ведьмы то, что та забрала у них.
«За все нужно платить», — сказала ведьма надтреснутым голосом. Решили люди, что за то, чтобы в лютую годину их деревня жила хорошо, старая колдунья принесла в жертву невинное дитя, приняли издевку, да и озверели в конец.
Убили ведьму страшно — забили до смерти тем, что в руках было. Говорят, эти леса помнят ещё ее предсмертный вой. Зареванная мать пропавшей девочки в первых рядах била почем зря, и ее крик смешался с последним воплем убийцы ее девочки.
А на рассвете малышка вышла из леса невредимая. Говорят, заплутала она, грибы собирая, да и заночевала под гостеприимной елью. Деревенская ребятня изредка да и оставалась в этих лесах, поскольку знала их, как родные горницы — вдоль и поперек.
Никто не ведает, отчего в этот раз перепуганные жители решили искать виноватых в том, что ребенок не пришел домой к вечеру. Возможно, давно искали, за что ведьму изжить, а тут и повод появился…
Хмурые сельчане похоронили ведьму в ее же домике — бросили туда ее изуродованный труп да и пожгли халупу. Черный, жирный дым не поднимался в небо, а стелился по земле, будто бы не принятая высшими силами жертва.
Или напоминание о грехе, о злодеянии, что совершили хорошие люди…
Через неделю в деревню пришла чума. Подох скот, пожухли поля, наливные плоды в садах осыпались гнилью. Хоронить жителей Подворья было некому — все боялись приближаться к проклятой небом деревне. Мучительно агонизировало село, в котором жили хорошие люди… Да и сейчас, коли мимо едешь — пришпорь коня, не гневи судьбу.
Насмешка тех самых небес, которым мы молимся: в проклятой ими деревне выжила девочка, Поцелованная небом.
Ария умолкла, оставив меня с десятками вопросов в голове, ошарашенную и смятенную.
— Но… Но почему — выдавила я хрипло.
— Почему так А что ты знаешь о магии и колдунах, знахарка
— Ну… Магичество — оно…
— …не дается нам просто так, верно
— Что же там произошло — вопросила я почти жалобно, рывком садясь на своем походном ложе из еловых веток.
Моя спутница хрипло рассмеялась и тоже села. Костерок, превратившийся уже в кучку черных угольков, вдруг взметнулся искрами и пламенем между нами, будто кто-то кинул в него добрую охапку дров да и растопил умеючи.
— Колдунья и впрямь собирала ниточки волшбы, что почти оставила наш мир. Стягивала их своими заскорузлыми пальцами, дабы деревне, в которой она жила и в которой ее так люто ненавидели, хорошо было. Пока жила эта старая, уродливая женщина, ничего не могло случиться с Хушкиным подворьем. А как убили ее — так и пошло все прахом.
— Но девочка…
— «За все нужно платить», — сказала ведьма. Неверно поняли и приняли ее слова те хорошие люди. Грех взяли, да сами его снести не сумели — переложили на дитя невинное. Повинное, в общем-то во всем.
Ария откинула нависавший на лоб капюшон, и я увидела родинку Поцелованной небом.
— А вот теперь я стягиваю ту волшбу. Дар-то с земли просто так не уходит. Все умерли — ко мне перешло. Да вот понять не могу — дар то, или проклятие. И деть куда его — не знаю, и использовать боюсь.
Костер вновь погас, мы улеглись в молчании. Мне не спалось еще долго, да и Ария, я думаю, после этой исповеди лежала без сна.
Проснувшись поутру я не удивилась, не обнаружив Арию на полянке. Я постаралась покинуть это место как можно скорее и торопила Меховушку весь дневной перегон до болот Фонарщика.
В ярмарочной деревеньке я ожидаемо встретила множество знакомых из гильдии знахарей. Сидя в трактире за кружкой эля я была непривычно тиха и задумчива. Из головы не шла Поцелованная небом, у которой есть доступ к почти потерянной магии этого мира. Многие бы продали за подобный дар парочку внутренних органов или члена семьи.
Девушка же получила его так страшно, а и использовать для людей боится. И ей даже в голову не пришла мысль, что дар тот можно использовать себе во благо. Так и странствует она, так и тяготится им, и места себе в этом мире найти не может.
— Говорят, утром дождь будет, как торговать будем — говорит Сокл, мой давний товарищ по трактам, мастер по лекарским мазям. Для него ярмарка у болот Фонарщика — возможность полгода жить безбедно.
Я пожала плечами. Потянула ниточку волшбы, что привычно отозвалось в груди болью, слегка подула на пальцы, разгоняя облака. Не будет завтра дождя, Сокл. Торгуй себе, дорогой.