Василёк

— Кукушка-кукушка, сколько мне лет осталось
— Дурак, ты, Матвей! Кукушку сейчас разве что силком, да в рот. А ты сколько лет! Сколько лет!
— Сам дурак! Матвей надулся и сильнее заболтал ногами. Тятя вот всегда со мной кукуки считал.
— Ну и чё. И где твой тятя Как и все, в яме тлеет. Досчитался.
Нижняя губа Матвея выпятилась и предательски задрожала. Он отвернулся на случай, если не сможет сдержать слёзы, но наткнулся взглядом на Василёк. Её глаза, как всегда бездонные, смотрели на Матвея. Губа тут же перестала дрожать.
— А ты вот, Вась, как считаешь Умеют кукушки годы предсказывать
— Да чё ты у неё спрашиваешь пихнул его локтем с другого бока Айбек. Всё равно, что у Лукича про другие страны спрашивать. Сам нихрена не видел, зато плетёт так, что уши все и вешают.
— Плёл. коротко бросил Матвей. Айбек ничего не ответил. Оба мальчика задумались о том, сколько уже человек без похорон ушло в яму за последний месяц Почти вся деревня. И дед Лукич, что вечно садился на лавочку перед закатом и говорил о Залесье. И старуха Кривозуб, что их всегда гоняла с яблонь метёлкой. И вся семья Тындыров дед с бабкой, папка их, мамка, оба брата-близнеца да младшая Машка. Кутуз с женой, кузнец с кузнечатами отец Матвея да легче назвать — кто остался. Кто от мора убежал раньше, чем станет поздно. И кто сейчас сидел на поляне возле костра, доедая пойманных Лешачем кроликов.
— А я вот считаю, вдруг произнесла Василёк, кукушки о счастье кукукают. Прислушайтесь вот только.
— Началось! недовольно буркнул Айбек, но всё-таки затих, уперев взгляд в свои босые ноги. За костром все ели, поэтому разговоров не было и вокруг стояла почти что тишина. Лесная тишина. Шелест ветра. Стрекот кузнечиков. И кукушка. Тихо, где-то вдалеке. Но при том глубоким своим густым кукуканием, которым только кукушки умеют нагонять на лес дремотное внимание. Ребята слушали.
— Кукукает кукушка о своём счастье. Есть у неё деревья, с одного на другое перелетать можно, крыльями свободу ощущать. Об этом её счастье. Есть у неё вода в ручье, что с гор за лесом течёт, в Рукавку вашу впадает, чистоту приносит. Чистотой полна речка и здоровье даёт птицам, что в ней перья чистят, да птенцам на попой носят. Об этом её счастье. Есть у неё день, и есть у неё ночь. Есть у неё солнце и луна, восход и закат. Воздух есть свежий, ароматом кашки переполненный. Есть земля, есть небо, есть край родной, да соседи пташки. Еда есть и сон, дол, да раздолье, тишина, да гомон, тепло, да прохлада. Всё есть. И счастье есть. Вот и кукукает о счастье. С другими делится — даром, чтоб всем хватило, чтобы все знали
Матвей и Айбек не заметили как голос девочки затих. Они по-прежнему молчали.
***
Мор напал на их деревню месяц назад. Сначала разом повалилась вся скотина. Прямо на выпасе, средь поля. По одной. Просто жевали траву, мычанием своим переговариваясь да хвостами оводов отгоняя, а потом начали ложиться. И уже не вставали. В тот же вечер сбежали коты.
Просто взяли да ушли, не оставив по себе следа. Кошки животные вольные, гуляют где хотят, но всё-таки работу свою знают да ходы-выходы от мышей пасут, погреба с запасами, сухарями да зерном, соленья. И если и уходят по своим кошачьим делам, то непременно возвращаются. Сами. Звать не надо. А тут ушли и не вернулись. Ни на второй день. Ни на третий, когда мышиные трупы люди начали на дворах да в сенях находить. Псы в тот день заливались так, что спать невозможно было. Да и не мог никто спать. Все понимали, что лай этот завывающий, бешеный, умоляющий спустить с цепей ничто иное как знак. Конец деревне наступает. И никому от того конца не уйти.
Без скота и так туго сразу пришлось. Но тут уже и не до того стало. Когда на следующий день Петрова жена к колодцу как умалишённая с воем прибежала. Растрёпанная вся, глаза бешеные, ртом воздух хватает и воем заливается, на дом свой тыча. Её тогда под руки взяли да волоком в избу обратно потащили. Да не дотащили. На дворе у самого забора лежал Пётр. Вот только лежал не по обыкновению самогона перебравший. Лицо всё в язвах, нарывах, а из ушей и глаз кровяные дорожки.
Похоронили тогда Петра ещё по обычаям, с гробом да отпеванием. Правда пришлось гроб закрытым держать, да в тот же день всё проделать. Потому как запах от его тела шёл такой, что хоть полынью зажёвывай. И стал он последним, кого в деревне вообще в гробу хоронили. Потому что в течение следующей недели ещё тридцать человек померло также. А потом и вовсе хоронить некому было.
Самые бесстрашные яму на площади, где дом старосты стоял выкопали, да стали туда тела отволакивать. И каждый вечер дровами закидывали ту яму, да сухостоем. И жгли. Лучше уж так, чем гнить позволить. Вся деревня вымерла. Кто ещё живой оставался — по домам сидел, самогоном страх глуша да запасы подъедая потихоньку. Но все понимали, чем это закончится. Не мор возьмёт, так зима наступит. А чтоб зиму пережить — запасов не хватит, коли они не пополняются.
Из деревни бежать некуда. С одной стороны горы. С другой лес с болотами. Что за ним никто не знает, никогда в ту сторону не ходили. А кто ходил не возвращался. В болотах погибал, в трясинах. Два года назад ещё дорога была ущелье между горами. По ней до других поселений добирались, приторговывали. Да как землетрясение случилось, так ущелье и завалило. Долго бы так прожили знать никто не знает, да и не задумывался, пока всё своим чередом шло. А теперь уж и поздно стало. Вымрет деревня целиком. Дай время.
А потом пришла Василёк. Странная девочка. Появилась на восходе со стороны леса. Никто её не знал. Откуда, как Да и напуганы были все. А кто не напуган тот пьян вусмерть, что ничего не соображает.
А она пришла. И в дома стучаться начала. Есть просить. Причём пустые сразу обходила, будто и знала, что там только трупы мышиные, а людей нет. Стучалась в те, где кто-то ещё да остался. И васильки в руках держала. Хотя вроде как отродясь в этих краях васильков не росло. И странное дело. Пускали её люди. Хотя сами до того двери боялись открыть лишний раз, вдруг зараза где на улице обитает. Словно как последнюю надежду. А она и имени не говорит. Не знает. Так и стали звать её Василёк.
А ещё с тех пор никто не умер больше от мора. Пара человек после самогона разве что не проснулись. Но это так. И раньше бывало. А девочка как у кого в доме ела, так непременно о счастье рассказывала. И о том, что есть через лес дорога. Через болота. О том, что туда идти надо и там жизнь искать. Хотя и не говорила, откуда она про то знает. Люди сначала отмахивались. Надежда-то вместе с друзьями и родными в яме сгорела. Но потом, помаленьку, потихоньку, обсуждать начали. Вдруг девчонка и правду говорит. Что есть за лесом жизнь, и есть к ней дорога. Что просто собраться всем вместе надо, тем кто ещё живой остался, пока снова мор не пришёл, да пойти. Так в конце концов и собрались.
***
— Василёк! это к ребятам, сидевшим тихо на поваленном дереве подошёл Лешач, который единственный кроликов ловить умел. Наши там спрашивают, долго ли ещё идти-то. Всё конечно лучше, чем в деревне. Но мы ведь уже неделю как по лесам да болотам тащимся. Устали все.
— Дяда Лешач, я вам про счастливую дорогу расскажу! весело прощебетала девочка.
Охотник устало вздохнул, но ничего не сказал. Как-то так завелось, что когда Василёк рассказывала свои наивные истории про счастье, никто её не перебивал, все молча слушали и думали. Вот только про что думали потом сказать никто особо и не мог.
Счастливая дорога у всех своя, каждый знает. Вот мы с вами идём через лес, вокруг трясина, звери. А мы идём. Потому что верим, что идём правильно. У нас своя дорога. Кто верит, что идёт правильно, обязательно приходит. Кто не верит, думает, что другие с ним делиться правильной дорогой не хотят. Начинают заглядываться, думать плохо. А думы плохие они же взгляд тьмой застилают. И из-за неё счастья не видно. Я дорогу эту вижу. Которая теперь наша. И вам её показываю. Поверьте мне, чтобы тьмой глаза не застилать.
***
На исходе второй недели пути через нескончаемый лес и болота, под вечер усилился ветер. Он гнал низкие мутные тучи так сильно, что казалось это они задевают за верхушки деревьев, сгибая их, заставляя скрипеть.
А ночью разыгралась такая гроза, какую никто из деревенских за всю свою жизнь ни разу не видывал. Повсюду слышался треск и грохот. И непонятно было, то ли деревья ломаются, то ли небо на них падает. Порывами ветра принесло ливень. Взвесь грязи, воды, листьев носило меж деревьев. Раскаты грома звучали каждую секунду. А молнии освещали царящий в лесу хаос. Матвей и Айбек жались вместе с остальными у мокрой стенки огромного булыжника До утра так никто и не заснул.
Вымокшие до нитки, усталые, запуганные, они не торопились в путь. Не было сил. А потом все увидели, как из-за деревьев вышла девочка. Была ли она ночью вместе с ними, никто не мог сказать. В руках она снова, как и тогда держала букет васильков. И хотя была также насквозь мокрая, но улыбалась и смотрела на всех своими бездонными большими глазами.
— Я принесла вам цветов.
— Засунь свои цветы бесу под хвост! сказал кто-то из деревенских.
— Но нас ждёт дорога через лес. Там есть счастье. Там жизнь. Вы же знаете.
— Не знаем! из круга сидевших понурых жителей деревни поднялся Илья вся его семья полегла среди первых и он жёг яму, помогая отцу Матвея. Потом умер и его напарник. Илья тогда сам оттаскивал его труп к яме. Теперь он стоял перед девочкой, лицо было ожесточённым.
— Знаете! Вы пошли, вы собрались. А значит, вы видите дорогу. И счастье видите!
— Не видим мы твоей дороги! Нет её тут! Нет! Глупая девчонка! он махнул рукой, вырвал из её рук букет и бросил в сторону. Она стояла и смотрела ему в глаза. Нет её тут! Только лес, болота, трясина! Вокруг одна лишь трясина и поломанные деревья. Скоро мы все тут сгинем.
— Если не верить в счастье и не искать дорогу к нему, тьма закроет глаза. как-то тоскливо произнесла Василёк, смотря на брошенные цветы.
— Да ты со своим счастьем! он надвинулся на неё. А она не почувствовав никакой угрозы также стояла и смотрела. Ты простая больная идиотка! Нет тут твоего счастья! Из-за тебя мы все сдохнем в этом лесу!
— Вы просто не хотите — она не договорила. Илья с размаху дал ей пощёчину. Девочка кульком отлетела назад и ударилась головой о ствол берёзы.
— Эээй! Эээй! кричал кто-то с другой стороны. Эй! Сюда! Быстрее! Это были Айбек и Матвей. Мальчишки мелькали между деревьев в дали. Здесь лес заканчивается!
Все вскочили с мест, будто и не было усталости и ломанулись в ту сторону. Через какое-то время деревья резко оборвались и перед ними открылось целое поле усеянное синими цветами. Оно простиралось очень далеко.
Ещё низкое солнце светило в глаза, пробегая по небесным лепесткам. Но там, за окраиной этого колыхающегося на лёгком ветру василькового покрова видны были струйки дыма, ленточками уходящие в высь. Там была жизнь.
***
Когда из-за василькового поля пришла горстка оборванцев, жители деревни хотели со страху спустить на них собак. Но потом разобрались в чём дело и приютили переселенцев. Многие пытались понять, как эти люди смогли пройти через многокилометровый лес, полный топей и трясин, не заблудиться и не потонуть.
Но все выжившие только пожимали плечами и отвечали, что им повезло.

Источник