Один квадрат второй третий.

Сна не хватает. Могу спать по двенадцать часов, но чувствовать себя так, словно не ложилась. Не ложиться даже лучше. К жизни возвращают несколько чашек горячего, почти обжигающего, кофе. На пустой желудок, да-да. По-другому нельзя. Первая половина дня проходит как во сне, зыбком и гулком, где чужие мысли обретают цвет и вес. Некоторые мысли с грохотом падают тебе под ноги. Людей с такими мыслями лучше обходить стороной. Что-то у них случилось, что-то за гранью понимания.
Часы просветления приходятся на тренировки. Туда бегу, отложив все, теряя события прошедшего дня на ходу. Там свобода, смех, знакомые лица. Там меня ждут.
Один квадрат второй третий.
Голова начинает болеть ближе к вечеру, но я об этом никому не говорю все равно не поверят. Из-за чего мое сознание пытается спешно покинуть помещение — непонятно. То ли из-за мячей, прилетевших в мою голову на тренировке, то ли из-за чего-нибудь другого.
Например, из-за неба.
Небо над Городом серое и плотное: протянись достанешь. Но лучше не трогать то, чему желаешь скорейшего исчезновения.
Губы тихо двигаются: «Хочу голубое небо».
Еле слышный шепот исчезает в окружающих звуках. После него остается сладкое послевкусие. Прислушиваюсь и, спохватившись, добавляю: «Пожалуйста».
Просьба вышла громкой и убедительной. Женщина впереди с удивлением обернулась, но мне нет до нее дела. Как говорит моя мама: «Рожу кирпичом — я не причем». Дама отворачивается, решив, что сей объект всего лишь разговаривает по телефону — хвала наушникам и тому, кто их изобрел. Чем меньше людей слышат мои просьбы, тем меньше вероятность того, что их могут не услышать те, кому они предназначаются, из-за того, что думают другие. Хорошо, если это будут обычные раздумья, а то мало ли.
На остановке почти пусто. Старушка, я и мое отражение в стеклянном боку киоска.
Один квадрат второй третий.
Смеркается, и в небе темно-синем, где так недавно храм Ерусалимский таинственным сиял великолепьем, лишь две звезды над путаницей веток Испугалась вдруг не с того не с сего промолвила она и подмигнула мне голубым глазом. Чего ждешь, детка
Детка это, стало быть, я. Прошу любить и жаловать.
Удивленно оборачиваюсь и понимаю, что жестоко ошибалась. Это не старушка. В ее глазах столько жизни и веселья, что все мои ровесники могут утопиться. Ей бы сейчас на скакалке прыгать да голубей ловить, а не автобус ждать. Ей просто пришлось постареть, чтобы соседей кондратий не хватил от того, что из квартиры напротив сорок лет подряд выходит одна и также девочка. И правильно, нельзя так. Не стоит показывать миру, что знаешь секрет бессмертия.
Автобус жду.
Она смеется:
И все Нет, деточка, так не интересно.
Небо жду. Голубое.
А, ну это можно, удивительно серьезно кивает девочка-старушка.
Я рассеянно соглашаюсь, провожая глазами мой ушедший автобус. Ну, ничего, моя совесть мне прощает. Ей тоже интересно поговорить с этой бабушкой.
Но не сейчас, детка. Уже вечер, а если небо вдруг станет голубым ночью, я думаю, что никто не поймет, да грозит пальчиком и снова смеется.
Неуверенно киваю. И правда, веселая была бы ситуация. Назло всем прогнозам погоды на ближайшую неделю, обещающим «облачность и осадки».
Хотя, знаешь, она изобразила на своем прекрасном, покрытом добрыми морщинками-лучиками, лице раздумье, мне кажется, что голубое небо мы с тобой устроим, ведь это совсем не сложно! Даю тебе слово, что завтра небесный купол будет кристально чист.
Сдерживать счастливую улыбку становилось все сложнее. Какая прелестная встреча, хвала Небесной Канцелярии.
Но ты должна для этого кое-что сделать, милая моя.
Что же
Ты должна нарисовать мне ан нет, подожди. Не мне, а им, она указала пальцем в небо. Классики… Тринадцать штук. Красивое число, да
Рисовать классики для ангелов Тринадцать штук переспросила я, находясь в полном восторге от услышанного.
Именно так, подтвердила она, кивнув головой. Вот мелочки. На последних классиках попрыгаешь сама, не забудь загадать желание.
Я взяла мелки, протянутые мне новой знакомой, и та, улыбнувшись на прощание, торопливо зашаркала в сторону домов. И зачем она здесь стояла..
Один квадрат второй третий.
***
Первые классики вышли кривыми и неинтересными. Завалились на бок, роняя цифры. Вторые получились чуть лучше. Дети с интересом наблюдали за моими попытками, но помочь не пытались. Пришлось мучиться самой. Седьмые, наконец, порадовали четкостью линий и красивыми узорами. Девятые стали домом с кирпичной трубой, из которой шел дым. Десятые заросли плющом и лианами. Двенадцатые уместились под забором. Последние нарисовала перед крыльцом. Оглядела итог работы и осталась довольна. Встала на одну ногу.
Один квадрат второй третий
***
Дверь бесшумно открылась, и, робко озираясь, в коридор зашла девушка. Она нашла. После нескольких месяцев непонятно зачем нужных поисков. Нашла ее дом. В светлой квартире было тихо, лишь из комнаты слева что-то еле слышно шелестело.
Не посмев нарушить тишину, гостья, почти не дыша, стянула сандалии и, осторожно ступая босыми ногами по прохладному полу, подкралась к двери и открыла ее.
Женщина средних лет, что тщетно пыталась спрятать седину под слоем огненно-рыжей краски, вооружилась метелочкой облезших ярких перьев и смахивала пыль с обрамленной золотой каемочкой посуды. Почувствовав, судя по всему, на себе взгляд, она обернулась, но на гостью отреагировала на удивление спокойно:
Здравствуй, ты к кому Заходи, не стесняйся. Сюда все приходят тогда, когда захотят. Она очень любила гостей.
Почему любила несмело проговорила девушка, уже начиная догадываться о причине, по которой это уютное и светлое помещение осталось без своей хозяйки. Без своей Королевы.
Она умерла на прошлой неделе, озвучила вслух опасения гостьи женщина. Я живу в квартире напротив. Вот и убираюсь потихоньку.
Девушка зашла в комнату и, оглянувшись вокруг, глубоко, с улыбкой вдохнула.
Нет. Она не умерла. Это неправда. Она всего лишь вернулась домой к ним. Вот и все. Просто никто не понял. А дом все понял и сохранил добро для всех гостей и случайных прохожих. Всегда. Для всех. В любую погоду.
Она посмотрела в окно.
Небо было голубым.

Источник