Истории из жизни реальных людей
Ванька Ложкин, изрядно выпив, с дружком своим закадычным, Лёхой-лепёхой, домой пришел, что называется, на бровях. Сбросив с себя прямо на пол у койки верхнюю одежду, стянув с ног пимы, завалился, в чём был, спать.
Мать, слава богу, уже спала, и обошлось без скандала, хотя она и скандалить-то толком не умела, так, больше сетовала для приличия с обиды: «Ведь даже подумать страшно, не то, что сказать, родное дитя единственное, а жизнь свою пропивает, такого и врагу не пожелаешь…»
Ванька злился: «Сколь можно воспитывать Третий год на пенсии. Хочу пью, а не хочу тоже пью, свои кровные пропиваю, невесёлую жизнь запиваю»
Последние лет десять Ванька пил, не просыхая. Мать «кодировала» его без счёту раз, а всё без толку.
Под утро Ванька озяб и проснулся, в нетопленной с вечера избе было холодно. Укутался с головой в одеяло, но согреться не удавалось. Раздражённо крикнул нарочито громко на всю избу:
Ма-ать, хватит спать!.. Мыслимо ли, на улице светает, а изба не топлена.
Мать молчала.
Вставай давай, кому говорю.. Не слышит, спит, будь она не ладна
Ванька встал, потёр руками заспанные глаза, зевнул, привычно прикрыв наполовину беззубый рот ладошкой. Хотел было печь растопить, но дров с вечера мать не принесла.
И дров не припасла, вот те раз, отродясь такого не бывало, спит себе, и до сына родного дела нет Мать, ты чё молчишь-то, осерчала, ли чё ли Ты думашь, легко мне пить-то Сама не пьёшь, так не знашь, а попила бы с моё узнала! Тут ревёшь, да пьёшь при нонешней-то жизни Уж сколь раз тебе говорил и говорю: пил и пить буду, пенсию сам заробилХошь сердись, хошь нет дело твоёСама себя маешь да меня в придачу, другая бы уж давно смирилась да нервы сыну не трепала Ванька ворчал, натягивая на себя пимы и засаленную фуфайку.
Быстро сбегал во двор «до ветра». Дворовый пёс Жулик, радостно виляя хвостом в ожидании скорой кормёжки, заискивающе вертелся в ногах у Ваньки.
Да погодь ты, погодь, не до тебя пока, вишь, с похмелья на ногах-то еле-еле стою — того и гляди упаду ненароком, да ты ещё проходу не даешь, оголодал, как будто тя неделю не кормили. Дай хоть охапку дров взять в избе холодища, зуб на зуб не попадат, сказал Иван псу. А потом, жалеючи, добавил: Щас печь истоплю, а покуда терпи, я и сам-то ещё не жрамши. Хозяйка-то твоя спит, нет, чтобы нас с тобой покормить, сонная тетеря
Вернувшись, Ванька бросил охапку дров у русской печи. Разжигая дрова в печи, опять окликнул мать:
Мать, ты чё, всё ещё спишь, ли чё ль На часы-то глянь, десятый час, как-никак!
Мать молчала.
Растопив печь, мало-мальски умылся в умывальнике, что стоял в закутке у печи, потом налил в чайник воды, поставил его на очаг.
Хватит дуться-то, ну, выпил вчерась с Лёхой-лепёхой по случаю, так теперь сам маюсь, с похмелья голова трещит. Мать, у тя, поди, бражка есть, крещенье сёдня, грех не выпить
Мать молчала.
Ванька открыл кухонный шкаф, спиртного, как и следовало ожидать, не нашёл. Не держала мать дома спиртного, а «Тройной одеколон», который покупала для растирки ног, прятала от сына, от греха подальше, чтоб не выпил.
У людей праздник, а у тебя ни выпить, ни закусить, хоть бы квашонку поставила, да после пирогов испекла али шанежек.
Мать молчала. Ванька, заподозрив неладное, зашёл к ней в комнату, небрежно раздвинул занавески на окнах. Мать с полуоткрытым ртом лежала на койке, зажав нательный крестик в левой руке, словно молилась во сне, правая же рука безжизненно свисала с кровати, касаясь пола
Он боязливо прикоснулся к матери, её застывшее тело как губка впитало холод смерти.
Мать, ну ты не шути так, вставай давай Я уж печку сам истопил, чайник скоро закипит, чай пить будем Мать, мать
Ванька тряс мать за плечи, остывшее тело было податливо.
Мать, ну ты чё меня пугашь-то Пошутила, и будя
Ответа не последовало. Ванька машинально произнёс:
Вставай, давай Чай попьёшь, а потом лежи сколь хошь. Замёрзла, так я щас тебя своим одеялом укрою, согреешься Ты чё, ты чё, умерла ли чё ль как так-то Пошто ты-то вперёд меня Я ж без тебя и года не протяну, кому я такой нужон
Ванька выл, слёзы текли одна за другой по небритым щекам.
Мать, мать, чё с меня взять-то Сама посуди пил, пью, в момент всё пропью Чё ж ты так-то со мной-то На какие шиши я тя хоронить-то теперь буду-у
Взрослеют все по-разному, его «детство» закончилось сейчас, к такому исходу Ванька был не готов
Зимой в деревне народу не лишку, это летом она оживает за счёт дачников, а сейчас на всю деревню десяток старух не насчитаешь, а от переселившихся из города алкашей толку мало.
К другу своему, Лёхе-лепёхе, идти было бесполезно, он едва ли после вчерашней пьянки очухался. Да и какой это друг так, собутыльник, разве что могилку копать поможет, хотя какой из него копальщик ходячий суповой набор, идёт ветром сдувает.
Немного погодя Ванька пошёл к соседке, тётке Матрёне, сообщить о случившемся, может, поможет чем. Они с матерью как-никак были подруги с детства.
Ворота у тётки Матрёны были закрыты на засов. Ванька подошёл к палисаднику, открыл калитку и постучал в заиндевелое окно. Матрена, увидев Ваньку, испугалась не на шутку и прокричала: «Чё тако Погодь, ща-ас выйду»
Вскоре и правда вышла, запыхаясь, отворила ворота и, предчувствуя сердцем худое, спросила:
Вань, на тебе лица нет, чё тако Ой, а перегаром-то от тя за версту разит, дышать нечем, можно прям сразу закусывать.
Старушка прикрыла нос рукой и отошла в сторонку.
Тёть Матрён, мать-то у меня померла
Ой, батюшки родные, чё делатся-то, знать, отмучилась, грешная
Она-то отмучилась, а я-то на какие шиши её хоронить буду Мне сёдня даже опохмелиться не на чё
Вань, так мать-то мне наказала загодя, у неё всё припасёно: и деньги, и смертная одёжа Шештьдесят тыщь мне она на сохранение доверила, боялась, грешным делом, что ты пропьёшь. Ты энто милицию вызывай, звони давай! А схоронить-то схороним, есть на чё… Отмаялась, значит, Ляксандра
Ну, тады ладно, прям с души камень упал, тады дай мне на опохмелку деньжат, а то голова трещит, того и гляди лопнет.
Накося выкуси! тётка Матрёна показала кукиш. Мать схорони сначала, ирод окаянный, после опохмеляться будешь. Милицию вызывай, сказала, а я щас оденусь и к вам подойду.
Ну, ты мне хоть рублей пятьдесят дай, я до Семёновны добегу, она плеснёт на опохмелку.
Кому сказала не дам, и не проси, деньги мне мать на друго дело доверила.
Тьфу-у, нашла, кому доверить, у тя зимой снега-то не выпросишь Ванька смачно плюнул и побрёл домой, шатаясь.
Матрёна вслед ему прокричала:
Иди-иди, давай, пока метёлкой не отходила, я ж не мать, терпеть не буду, не на ту нарвался. А потом тихо добавила: Недолго он без матери-то протянет, мать-то и ему на смерть деньжат припасла. Эх, Ванька, Ванька, пропащая душа, хлопец-то до чё славный был ране, а как жена загуляла, так и спился вот где горе-то горькое
Халдина Елена
Из цикла рассказов «Деревенские посиделки»