Любимая учительница

 

Любимая учительница В моей жизни немало было учителей и преподавателей, но больше всех запомнилась именно она, Елизавета Михайловна Маковенко. Во-первых, она была необыкновенно умной. Потом,

В моей жизни немало было учителей и преподавателей, но больше всех запомнилась именно она, Елизавета Михайловна Маковенко. Во-первых, она была необыкновенно умной. Потом, справедливой. И наконец, красивой и элегантной, хотя была всего лишь учительницей в маленькой восьмилетней сельской школе. Днем учительница, а вечером такая же сельская жительница, как все женщины нашего Пятерыжска.
Ей и корову надо было подоить, и яйца собрать в курятнике, и дома прибраться, и проследить за тем, чтобы двое ее детей, дочь Валя (красавица, вся в маму) и сын Сашка (Сашка, не ревнуй ты тоже симпатичный малый, хоть и в папу) были всегда чистенько и опрятно одеты, чтобы уроки выучили вовремя, потому что ответственность на них была двойная они же дети учительницы, а затем и директрисы, ставшей ею после отъезда прежнего директора, Николая Даниловича Грицая, на работу в райцентр.
Они по определению не могли плохо учиться! И Валя с Сашкой были отличниками, а Сашка хорошистом. Маковенко были нашими соседями, наши родители общались, а мы, их дети, дружили. Может, поэтому я тоже стал если и не отличником, то хорошистом. И особенно полюбил русский язык и литературу, которые у нас вела она, Елизавета Михайловна.
У меня получались хорошие сочинения, и случалось, Елизавета Михайловна даже зачитывала их вслух перед классом, а я в это время был весь красный и от неловкости, и от удовольствия. А она говорила мне: «Пиши, Марат, пиши, может, что и получится у тебя». Я не понимал тогда, что она имела в виду, но соглашался: «Хорошо, буду!»
Знаю, что Елизавету Михайловну любил не один я весь класс смотрел ей в рот, когда она, всегда выглядевшая нарядной, красивым, мелодичным голосом вела свои уроки, которые легко запоминались и усваивались. Конечно, Елизавета Михайловна могла быть и строгой а как же без этого в классе, где всего пять послушных девчонок и одиннадцать непоседливых пацанов Но если ругала, то только за дело, только за провинность, а не потому, например, что у нее с утра дурное настроение (хотя я такого не припомню).
Семья Маковенко уехала в Павлодар где-то в 1966-м или 1967-м году, точно не помню. И я не видел их несколько лет. За это время поучился в Иртышской средней школе 3, поработал на заводе ЖБИ на Урале, отслужил в армии, вернулся обратно в свое село, устроился в полеводческую бригаду сварщиком и время от времени продолжал писать и даже отсылать свои рассказы в районную газету. А меня однажды взяли и напечатали! А потом еще раз, еще и еще. А потом вообще забрали работать в газету. И вот тогда я вспомнил слова Елизаветы Михайловны: «Пиши, может, что и получится»
И в семидесятые годы я все же еще раз увидел свою любимую учительницу. По делам газеты был в Павлодаре, заранее запасся адресом Маковенко (уж не помню, кто мне его дал). Дома я их застал всех, кроме Сашки (он в это время жил в Новосибирске, что ли) и дядю Толю, и Валю с ее мужем, и конечно, Елизавету Михайловну.
Она, к тому времени уже несколько располневшая, но не утратившая своей стати и привлекательности, близоруко, с прищуром всматривалась в меня, и потом совсем по-бабьи всплеснула руками:
— Марат! Мой хороший, ты откуда
Но это она сказала так, для проформы. На самом деле Елизавета Михайловна знала про меня если не все, то многое, видела мои публикации в областной газете «Звезда Прииртышья» и была очень довольна мной, своим учеником. И когда мы, после небольшого застолья, ударились в воспоминания, Елизавета Михайловна вдруг опять всплеснула руками, встала из-за стола и ушла в одну из комнат.
Вернулась она с обыкновенной школьной тетрадкой. Показала мне ее обложку и, улыбаясь , спросила: — Узнаешь Я впился глазами в «паспорт» тетрадки и узнал свой ломкий, неровный почерк, которым я подписал свою тетрадку по русскому языку, если не ошибаюсь, за пятый класс!
Но это было еще не все. Елизавета Михайловна пролистала тетрадку и развернула ее ко мне выбранным местом. И я снова узнал и свой почерк, и свое сочинение «Как я провел лето», снабженное еще и моим же рисунком цветными карандашами. Этот мой «опус» был признан тогда лучшим по школе и вроде бы даже был представлен на районную олимпиаду.
— Как, вы его сохранили удивился я.
— Конечно, — просто сказала Елизавета Михайловна. И не раз перечитывала. Хочешь, еще раз почитаю
И Елизавета Михайловна при всех домочадцах, опять к необыкновенному моему удовольствию, зачитала мое сочинение о том, как я провел незабываемое лето 1963-го или 1964-го на зеленых лугах, на голубых озерах и на берегу Иртыша. Оно было наивным, то мое сочинение. Но от его простых слов, каких-то запоминающихся деталей, ряда точных и красочных оборотов веяло такой свежестью, перед глазами вставала такая яркая летняя картинка из моего детства, что мне захотелось попросить у Елизаветы Михайловны отдать мне эту мою тетрадку. Насовсем.
Но моя учительница так бережно держала ее в своих руках с длинными тонкими пальцами, которые в школе я нередко видел выпачканными мелом или чернилами, что я не посмел. Больше Елизавету Михайловну я не видел. Последние годы она жила со своей дочерью Валентиной в Ташкенте, где навсегда и упокоилась
На снимке: мой 4-й класс Пятерыжской восьмилетке. В центре, понятно, она, Елизавета Михайловна. А автор этих строк второй слева в верхнем ряду.
Валеев

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *