Каждое воскресенье Виталий Семенович приходил на могилку к жене

 

Каждое воскресенье Виталий Семенович приходил на могилку к жене Медленно, тяжко спускался по заплеванной загаженной лестнице, выходил во двор. Летом сидел, отдыхая, на скамейке у подъезда, зимой

Медленно, тяжко спускался по заплеванной загаженной лестнице, выходил во двор. Летом сидел, отдыхая, на скамейке у подъезда, зимой же торопливо шел в сторону остановки. Летом старался прихватить букетик цветов в магазине, в холодное время приходилось обходиться искусственными цветами с кладбищенского ритуального агентства. В последнее время дорога на кладбище занимала все больше времени. Держался старик бодро, однако возраст давал о себе знать. Шутка ли почти сто лет! Век отжил, можно сказать. Ровесники, кто дожил, валяются овощами под капельницами, а он вот сам ходит, хоть и с тросточкой, да вполне в здравом уме. Про болезни Альцгеймера не слыхали, не. Разум ясный, острый, как бритва. А вот организм сдает, это да. Хоть и крепкой породы дед, закаленный да спортивный, но все же отзывается мерзкими болячками все пережитое, каждый переход по трескучему морозу в полной выкладке и дырявых обмотанных тряпьем сапогах, каждая мелкая контузия, да и задетая пулей коленная чашечка предательски похрустывает.
Дорога на кладбище долгая. Сначала добраться до центра, там сидеть долго в зале ожидания автовокзала, пока не набьется полностью железное брюхо старой «газели». Затем по ухабам городских окраин сидеть в окружении подвыпивших работяг и толстых теток с продуктовыми пакетами. Этот тип людей был хорошо знаком Виталию Семеновичу: тот самый совковый контингент, ограниченный и зашоренный в своих бытовых проблемах. Куда интереснее наблюдать за молодежью позитивные, улыбчивые, ярко одетые, хоть и слишком сконцентрированные в своих новомодных устройствах, а не на окружающем мире. Впрочем, это не так уж плохо. Многие из них напоминали старику собственного отца-интеллигента. Тот тоже кроме книг ничего не видел, а был умнейшим человеком, доктором наук. Всего-то и делов, что бумага сменилась светящимся экраном, но ведь книгу в этом интернете можно найти и прочитать, причем любую, в очередях стоять не надо, подличать, переписывать и брать у перекупщиков тоже не нужно. В общем, пусть сидят в своих телефонах, ничего плохого тут нет.
«Газель» всегда останавливается у нового кладбища, а Виталию Семеновичу нужно на старое, за три километра в горку. Валечка-то в восемьдесят втором еще упокоилась, когда нового кладбища и в помине не было. Ну да ниче, ножки пока еще ходят. Как раньше в десанте шаг за шагом, шаг за шагом, и не ныть.
Вдоль узорчатой ограды нового кладбища (в девяностые тут хоронили «новых русских»), по лесному проселку, обойти устроенную местными свалку, по весенней разъезжей дороге к первым оградкам. Валечка там, окаймленная серой оградой, увенчанная гранитным памятником с грустной надписью «Всегда люблю…» и фотографией в молодости. Она на этой фотографии такая юная, застенчивая, только улыбка чуть грустная. Виталий Семенович был против этой фотографии, дочь настояла.
Виталий Семенович всегда обдумывал по дороге то, что будет рассказывать жене. Глупость, конечно, в загробную жизнь он не верил, но эти односторонние монологи были ему дороже всего на свете. Сначала присядет на скамейку у могилы, хрустнув коленом, и застенчиво спросит у Вали разрешения закурить. Задымит своей единственной за неделю цигаркой и начнет свой рассказ. Про то, что Людка родила еще одного правнука, Васькой назвали. Здоровый кабан, четыре кило целых! Про то, что Сашка все колется, шляется не пойми где. Жалко пацана, не усмотрели. Про то, как неохота через неделю на парад идти, сидеть снова в окружении этих ряженых клоунов, что и пороху-то не нюхали. Про то, как…
Цепочку мыслей оборвали вскрики. Кто-то копошился в оградке Валиной могилы.
Лех, да ты не ссы, памятник смотри какой! Да и баба там лежит, полюбас брюлики есть, цацки там всякие.
Фашист, да ты заебал, тут не хуй делать, надо было на новое идти!
Какое нахуй новое, там сторож новый, блядь! А сюда один хер никто..
Ээй, подонки!
Виталий Семенович быстро хромал в сторону родной серой оградки. На скамье, вальяжно закинув ногу на ногу, сидел парень с волчьими глазами. Над краем раскопанной могилы появилось испуганное лицо второго подонка.
Бля, дед, ну ты и напугал! воскликнул парень со скамейки.
Фашист, эт че за хуйня взвизгнул второй.
Уйдите, уйдите отсюда! Подонки! Сволочи! Виталий Семенович навалился на оградку и принялся судорожно, дрожащими руками открывать маленькую калитку.
Дед, ты б еще сказал, что Сталина на нас нет, хихикнул парень с прозвищем Фашист.
Что вам здесь надо, сволочи Уходите!
Второй гробокопатель ловко выбрался из могилы. Старик с ужасом увидел, что она раскопана уже до самой крышки гроба.
Пиздец, Фашист, и че делаем
Дед, а может, ты щас просто повернешься, уйдешь и мы сделаем вид, что ничего не было спросил Фашист, с сожалением глядя на Виталия Семеновича.
Старик взглянул в его волчьи глаза и внезапно понял, что никуда он уже не уйдет. Понимание скорой смерти пришло к нему просто, ясно и сразу. Когда-то в окопах он мочился в штаны от страха, чувствуя ее близость, однако теперь смерть встала рядом, по-дружески положила руку на плечо и словно бы шепнула:»Давно пора.» Вместе с пониманием пришли храбрость и нужные слова.
А вы, молодой человек, и вправду фашист Или, как это сейчас модно, неонацист
Ну нацист и чо Фашист полез в карман. Второй парень удобнее перехватил лопату.
Какой же ты нацист Нацисты-то гордые были, до такого не опускались. Люди! Хорошие враги! А ты кто Да я бы тебя еще лет тридцать назад в бараний рог согнул, слюнтяй. Ручки-то, взгляните, как у девочки, ха! Не нацист, а унтерменш самый натуральный. Вырожденец!
Фашист резко вытащил из кармана нож. Сработала пружина, и лезвие выскочило наружу. Его сузившиеся глаза внимательно глядели на Виталия Семеновича. Вторая мразь начала заходить сбоку. Фашист прыгнул вперед, Виталий Семенович по застарелой привычке отступил вбок, выставив перед собой трость. Ее конец уткнулся мрази в шею, тот отшатнулся назад со всхлипом, подскользнулся на разрытой влажной земле и полетел в зияющий зев оскверненной могилы. Последним, что услышал Виталий Семенович, был удар его тела о крышку гроба и испуганный вопль. Потому что в следующий миг черенок лопатыпроломил ему голову.
Виталий Семенович упал на землю, обливаясь кровью. Его ноги еще некоторое время мелко дергались, на светлых брюках проступило влажное пятно.
Фу, бля, еще и обоссался, поморщился Леха. Откинул лопату и подошел к могилке, крикнул: Фашист, ты там как
Фашист лежал в позе эмбриона, держась за горло, и хрипел.
Вытаааскивай!
Ща, погодь.
Дюжий Леха спрыгнул вниз, вытащил наружу напарника. Тот вяло цеплялся за края, сыпались комья земли.
Да не цепляйся за крестик, придушишь совсем! Подсади… Вот так, ага.
Выбрались наружу. Фашист сел на скамейку, ненавидяще глядя на труп.
А дед-то не промах оказался, хохотнул Леха, еще и наебнуть тебе успел. Куда его
Куда-куда… Туда же кидай.
А гроб вскрывать не будем
Нет, валить надо. Давай быстрее.
Леха пожал плечами. Обхватил Виталия Семеновича под подмышки, подтащил к краю могилы и перевалил вниз. Тело тяжело грохнулось о гроб. Леха поплевал на руки и принялся закапывать.

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *