Истории из жизни реальных людей
Вот они идут по коридору, весело смеются. Новомодный линолеум практически бесшумен, но его шаркающую походку не заглушить даже тремя слоями линолеума. Входят в комнату. Это я понимаю по скрипу половиц. Она все грозится периодически постелить в комнате ламинат, а он сразу же начинает спорить о том, что ковер лучше. В результате ни к какому решению они так и не приходят. — Как мне жалко наш старый шкаф! — восклицает она. — Я так любила его в детстве. А бабушка говорила, что он — хранитель нашего дома.
Да, бабушку, Маргариту Васильевну, я тоже хорошо помню. Первый раз мы встретились с ней, когда она была маленьким пищащим свертком. А последний раз — когда она подошла ко мне перед тем, как уйти из этого мира.
— Нельзя так привязываться к старым вещам, дорогая! На его место мы поставим новый стеллаж с комодом и детскую кроватку с пеленальным столиком. Старый шкаф занимает очень много места.
Да, раньше вещи делали основательно — на долгие годы, почти на века. Один шкаф мог служить верой и правдой нескольким поколениям. Я помнил ее родителей, родителей ее родителей… Меня заказала бабушка Маргариты Васильевны. Как она радовалась моему появлению в доме! Ее пышные платья, ее исписанные мелким убористым почерком дневники на французском, книги стихов и засушенные букеты — это и составляло мое основное содержимое в те времена.
Ее сын Василий, офицер, поселившийся со своим семейством в этой квартире после ее смерти, хранил во мне свой мундир, густо пахнущий сухой лавандой. От моли. А остальное — как раньше. Платья жены, какие-то рукописи, корзинка с вышиванием…
После рождения Маргариты Васильевны меня полностью освободили от вещей и передвинули в детскую комнату. В тот день я стал детским шкафом. Маленькая Марго пряталась внутри меня, раскладывала кукол по моим полкам и даже выцарапала на внутренней стороне моей дверцы мордочку какого-то животного и солнышко над ним.
Марго росла одна с матерью — отца расстреляли сразу после революции. А мать не тронули. Вот только все комнаты отобрали и поселили там других людей, оставив им только две — гостиную и детскую, в которой стоял я.
Это была огромная восьмикомнатная коммуналка. Я слышал, как гремели тазики за дверями, ругались какие-то женщины на кухне. Другими словами, жизнь била ключом. Но у нас все было спокойно. Марго росла, пыталась учиться и работать. Было тяжело — все-таки дочь врага народа. Но ее миловидная внешность и тихий характер располагали людей.
В один из дней детская перестала быть таковой: Марго вышла замуж. Муж ее оказался не последним человеком в партии, и, через некоторое время после свадьбы, в нашу квартиру приехали строители и отделили от коммунальной квартиры три комнаты. Гостиную, бывшую детскую и большую спальню — парень, живший там до этого, уехал куда-то на север работать.
Теперь Марго, ее мать и ее муж Семен снова жили в отдельной квартире. В те же времена Семен поменял в доме всю мебель. Но вот только на меня у него не поднялась рука. А точнее Марго защитила, показав нацарапанные на внутренней стороне дверцы свои рисунки.
Шли годы, росли дети Марго и Семена, потом появились внуки. Но я все равно оставался ее шкафом, ее любимой вещью, ее персональным хранителем дома. А потом ее не стало. Шаркающей походкой она подошла ко мне, нежно погладила дверцу и прижалась ней лбом. А потом легла на кровать и больше не встала. Это было пять лет назад.
А теперь ее внуки затеяли опять сменить обстановку. Переклеили обои, купили себе новую большую кровать. И… похоже захотели избавиться от меня. Что ж, всему приходит свой срок.
— Я не позволю выкидывать его! — всплеснула руками она. — Это же редкая вещь! Раритет!
— Мы не будем выкидывать его. Я разберу его и отвезу на машине в ближайший антикварный магазин. Поверь, нам за него хорошо заплатят. Пока что давай вынем из шкафа все вещи.
Он распахнул дверцу шкафа и рассержено заметил:
— Шкаф-то испорчен! Смотри, тут на внутренней стороне двери что-то нацарапано.
— Это же рисунки моей бабушки! Она нацарапала их гвоздем, когда была совсем крошкой. Знаешь, я не согласна. Мы не будем продавать шкаф. Он останется со мной. Он — хранитель моего дома.