Страх

Я познакомился с Кирой весной. Солнце уже светило ярко, а она словно отражала этот теплый и ласковый свет. Мне нравилось в ней все: разнообразие интересов, чувство юмора, целеустремленность и принципиальность. Кому-то Кира, возможно, показалась бы слишком жесткой, но я так не считал.
Смущала меня только ее худоба. У взрослой женщины выпирали ключицы, как у подростка, а на запястьях просвечивали тонкие голубые венки. Но на анорексичку Кира была не похожа. Несколько раз я водил ее в ресторан, и она с удовольствием ела стейки, салаты и десерты.
Когда я первый раз попал к ней домой, меня поразили запасы еды. По всем кухонным шкафам были распиханы крупы, консервы, макароны. Когда настала пора раскладывать диван, я заметил и там несколько банок с тушенкой. Пошутил:
— На черный день запаслась
Она так глянула на меня, что я сразу смутился и понял — шутка оказалась неудачной.
К концу лета мы съехались. Точнее сказать, я переехал к Кире, потому что она наотрез отказалась покидать свое жилье.
Почти сразу после начала совместной жизни я заметил ее странное отношение к еде. Кира могла целый день ничего не есть, но при этом готовила в огромных количествах. Ей хватало однократного приема пищи. Ела жадно, как будто сейчас отберут. Несколько раз я ее заставал ночью у холодильника. Особо в память врезалась ситуация, когда Кира ела яблочное варенье из банки и периодически всхлипывала. Я тогда встал по нужде и даже заходить на кухню не стал: мало ли что у женщины в голове, может, месячные скоро.
Однажды она закатила истерику из-за вафелек. Обычных таких, ничем не примечательных. Вечером попросила меня сходить в магазин и купить этих дурацких вафель. А я ответил:
— Кира, у тебя полный холодильник конфет и печенья, куда тебе еще вафли
И она разрыдалась. Страшно, с подвываниями, размазывая слезы по щекам.
— Я… хочу… вафель! Неужели непонятно! Хочу!
В магазин я, конечно, сходил, но в душе поселилось подозрение, что моя женщина не совсем нормальна. Наступила осень — время обострений.
Следующая истерика случилась из-за риса. Я смотрел телевизор, а Кира крутилась на кухне, готовя ужин. Раздался короткий вскрик, а потом уже знакомые завывания. Я бросился на кухню и увидел следующую картину: на полу рассыпан рис, а Кира сидит рядом, перебирает эти рисинки и рыдает.
— Кира, ты чего
— Я рииис уронииила, я его рассыыыпалаааа…
— Это же не страшно, всего лишь рис. Да тут и немного просыпалось, смотри.
Я взял веник и совок, чтобы убрать крупу. Кира разрыдалась еще сильнее.
— Что с тобой не так, женщина — я начал выходить из себя. Появилось желание бежать из этой квартиры, подальше от истерик.
— Ты не понимаааешь, — Кира продолжала завывать, как будто у нее не рис упал, а близкий человек с девятого этажа выпал.
— Конечно, не понимаю. Объяснила бы уже, в чем дело. Что в твоей душе творится Лечиться не пробовала
Кира резко успокоилась и посмотрела на меня так, что я снова понял: говорю не то. А она вздохнула и начала путано рассказывать.
— Я боюсь, понимаешь. Боюсь голода, боюсь, что еды не хватит, что она закончится и что ее совсем не будет в доме. Страшно, что снова придется голодать.
— Снова
— Это было много лет назад. Я осталась одна с дочкой, полтора года ей было. На съемной квартире, с кредитами, своими и этого… мужа недоделанного. Хваталась за любую работу, но все равно получала копейки, сам понимаешь, куда с ребенком, который даже в сад не ходит. Почти все деньги уходили на оплату жилья и погашение кредитов. Покупала шейки куриные и варила из них суп. А иногда и на это денег не было. Соседка видела, что тяжело, приносила картошки, я сама не просила, молодая была, гордая, считала, что сама со всем справлюсь. Нет, я-то справилась, ребенка в сад отдала в два года, устроилась на хорошую работу по специальности, закрыла кредиты, купила квартиру… Только это все было потом, потом… А тогда были периоды, когда кроме картошки в доме ничего вообще не было. Остатки масла растительного, соли, муки… Вот и думай, что я из этого могла готовить. Изгалялась как могла: драники, картошка вареная, картошка жареная… Я даже вареники без яиц научилась делать, представляешь У меня ребенок вечно голодный был, и я сама тоже. Только я-то могла потерпеть, как видишь, привыкла с тех пор раз в день есть. А она постоянно плакала, да еще сладостей просила. Мне-то как сладкого иногда хотелось, аж скулы сводило! До сих пор не могу от этого избавиться, килограммами конфеты жру, остановиться не могу. Да ты и сам видел меня тогда с вареньем. И знаешь, внутри сидит постоянный страх, постоянный… аж холодеет все. Как представлю, что снова наступит такая нищета, такой голод. Поэтому едой запасаюсь постоянно, поэтому мне так продукты жалко. Иногда что-то заканчивается, так я быстрее в магазин бегу, иначе места себе найти не смогу, тревога виски сжимает, а в голове стучит одно и то же: страшно, страшно, страшно. Дочка выросла вот, ничего не запомнила, слава Богу. А я картошку с тех пор недолюбливаю. И голода боюсь. Хоть у меня и все хорошо сейчас, но боюсь.
Мне вдруг стало дико жалко Киру, ведь я даже не представлял, через что ей пришлось пройти. Казалось, что она всегда была такой: уверенной, успешной, красивой. Но после ее рассказа я вдруг увидел в ней молодую девчонку, которая осталась совсем одна. Которая сидит на полу в съемной квартире с облупленными стенами и рыдает, глядя в пустой холодильник. Рыдает вот также, страшно, с завываниями, не в силах себя сдержать.
— Кир, ну ладно тебе, — я сел рядом с ней на пол и обнял. — Мне вон в девяностые тоже поголодать пришлось. А хочешь, я за тортом в магазин схожу Самый дорогой и вкусный куплю! И вина. Хочешь
— Хочу, — Кира уткнулась мне в плечо и разрыдалась уже от умиления или счастья, черт ее знает, эту ненормальную
Все равно я ее люблю. Со всеми ее загонами, тараканами и страхами. Все мы чего-то боимся, не так ли
Автор: Анастасия Осокина

Источник