Написанному верить

Этого давно следовало ожидать я засиделся здесь неприлично долго. И ведь столько раз говорил себе, что пора бы сниматься с места, но снова и снова находил уловки, чтобы с этим повременить: «такая потрясная сделка состоялась! Ещё пара недель, и…». Следующие четырнадцать дней непременно приносили сделку получше, так что переезд опять откладывался.
Цена неумения останавливаться вовремя была мне прекрасно известна. Поэтому, когда в подъездном мраке на мой затылок опустилось что-то увесистое, я успел подумать, что так мне и надо.
Не знаю, какой отрезок времени отделял удар по голове от пощёчины, вернувшей мне сознание, но на заполнение моей однушки гостями его хватило. В комнате находилось человек двадцать; черты лица некоторых были мне смутно знакомы, но я почти не сомневался, что раньше никого из них не встречал разве что мельком.
На правах хозяина я получил возможность созерцать каждого посетителя, привязанный к стулу у окна. Глядели они все, признаться, недружелюбно. Ближе всех ко мне стоял мужчина с битой в руках (так вот что это было!) крепкий мужчина средних лет с сединой в начинающих редеть волосах. Прелюдию к знакомству следовало сокращать.
— Добрый вечер, — начал я как можно учтивее, — мы с вами, кажется, не знакомы, но…
— Меня ты не знаешь, паскуда, — перебил меня владелец биты, — зато знаешь мою дочь. И её мужа, — он указал мясистым пальцем на растрёпанную женщину с воспалёнными глазами-щёлками. И его отца… и её сестру! сарделеобразный перст перемещался по направлению от одной перекошенной злобой мины к другой. За спиной здоровяка кто-то сдавленно всхлипывал.
— Понятно, — осторожно продолжил я. А вы, видимо, пришли, потому что…
— Потому что они все мертвы! на сей раз завизжала какая-то тощая женщина. Из-за тебя!
Её крик тут же подхватили остальные, так что пространство комнаты, и до того заполненное почти до отказа, грозило и вовсе раствориться в какофонии из рыданий, нецензурщины и нечленораздельных воплей.
— Да подождите вы! не выдержал я. Я сочувствую вам всем, но, если вы считаете, что это моя вина, то…
Давать мне договорить никто не собирался. Благо, теперь присутствующие решили высказываться по очереди. Первым слово взял лысеющий мужик.
— А чья ещё зашипел он. Соня сказала, у тебя с ней были дела. Сказала, отдала тебе свою новую машину. Я сам видел стоит под окнами. Перед смертью назвала имя, адрес, описала внешность. Твою, не сомневайся шрам над бровью, татуировка на руке, хромой. Почему она просила не подпускать тебя к нашему дому, а Какие вообще у такого хмыря могли быть с ней дела
Ох, папаша, поверь, этого ты знать не хочешь.
— И с Лёшей у тебя дела были, мразь, — заскулила растрёпанная. Небось пронюхал, что он начальником стал, нажиться захотел Только за доведение до самоубийства тоже можно сесть!
Это верно, однако полиция, судя по всему, обвинений мне предъявлять не собирается. Ещё бы — ни мотива, ни доказательств. Поэтому они все и пришли. Решили взяться за правосудие сами. Я открыл было рот, чтобы прокомментировать эти заявления, но решил подождать может, и другие захотят высказаться. Как в воду глядел.
— А отец тебе, гнида, что сделал брызгал слюной в паре сантиметров от моего лица прыщавый парень лет двадцати пяти. Как ты до него вообще добрался в закрытой лечебнице!
Да он сам до меня добрался, чувак.
Дождавшись, пока каждый из присутствующих проорёт (или проплачет, тут уж по настроению) свою полную скорби обвинительную тираду, я вздохнул и предпринял очередную попытку наладить обратную связь.
— Послушайте, мне, повторюсь, действительно очень жаль. Я не лгал: в боли всех этих людей я не был заинтересован, но и брать вину за неё не собирался. Только вы напрасно считаете, будто я имею отношение к их внезапной кончине. Машину Сони я не отнимал, — обратился я к коренастому мужчине, — наоборот, предупреждал, что возвращать её глупо. Договор не расторгается в одностороннем порядке. Он вообще не расторгается.
— Какой, к чёрту, договор пробасил Настин отец.
— Отличный вопрос, спасибо! улыбнулся я разбитыми губами (надо же, оказывается, слегка отвести душу ребята уже успели). Синяя папка в нижнем левом ящике стола. Достаньте, будьте так добры, — я дёрнул затёкшими запястьями. Там ответы на все ваши вопросы, в том числе на те, которыми вы пока не задавались.
Пары секунд хватило, чтобы все столпились вокруг стола, пожирая глазами папку, оперативно извлечённую здоровяком. На мгновение в комнате воцарилась долгожданная тишина, быстро разорванная восклицаниями: «мамин почерк!», «Серёжкины каракули», «это что, кровь».
— Поймите, я никого ни к чему не принуждал, — впрочем, едва ли они сейчас меня слушали. Сами взгляните, там чётко прописано: «с момента гибели получателя услуги». Приблизить этот момент было исключительно их инициативой видимо, перенервничали. Я не…
— Ах ты… первым отмер лысеющий мужчина. Падаль! Тварь! Получай!
Бита второй раз за пару часов обрушилась на мою гудящую голову. Краем меркнущего сознания я успел заметить, что безутешные родственники ринулись ко мне, сжимая кто кулаки, кто ножи, а в чьих-то наманикюренных пальчиках даже защёлкал степлер. Ну, я и без того понял, что оболочку пора сменить. Моя вина, что на сей раз этот процесс будет протекать болезненнее, чем обычно.
В конце концов, имел бы я право зваться любимчиком Дьявола, если бы меня надолго выбивали из колеи подобного рода неудачи

Источник