«Батареясы утырды»

— села батарейка-а-а… — верещит уличный музыкант.
— А по-татарски «села батарейка» будет «батареясы утырды». Самое смешное, что «утырды» — это глагол «садиться» в его традиционном понимании. Как будто она живая. Как будто на стул села.
Я смеюсь до боли в животе. Музыкант продолжает вопить. Солнце опрокидывается в открытые по случаю жары окна.
***
— А тот парень — из нашей группы, — сказала мне девчонка, с которой мы успели познакомиться в первый день учёбы. — Видишь, в стрёмном пиджаке
Пиджак и правда был кошмарный — как у деревенского жениха. Но я тебя запомнила и узнала на следующий день, когда мы случайно столкнулись в метро, именно по этой блестящей дряни.
— Привет! А мы с тобой вместе учимся!
Ты снял наушники и посмотрел на меня с недоумением.
— Мы. С тобой. В одной группе, — отчеканила я.
Тогда-то всё и началось.
***
— Эй, Аниса, есть что по теме
Этот вопрос знаменовал каждое утро. Ты всегда опаздывал, а я сидела перед преподавателем и нервно поглядывала через стекло в коридор: не идёшь ли ты. Я злилась — на тебя и на себя.
Я никогда не слышала твоих шагов — да и никто не слышал. Просто ты вдруг возникал на пороге аудитории и с виноватым видом просил разрешения войти.
После занятий мы шли по молчаливому Васильевскому. Ленивые голуби пернатыми блинчиками жарились на асфальте и даже не думали взлетать при нашем приближении. Я любила дождливые дни: подворотни дышали сыростью, лохматые лиственницы щекотали низкое тяжёлое небо, и мы вместе шагали под моим кособоким зонтом. Я, наверное, ни с кем столько не разговаривала, сколько с тобой.
***
Однажды ты позвонил поздно вечером:
— Можно я с тобой поговорю Просто поговорю
И мы говорили.
Я сидела в тёмной кухне, закутавшись в тёплый мамин халат. Голубые отсветы газового пламени танцевали на белом кафеле.
Ты шёл где-то там за стеклом, в дождливой темноте — человек, у которого в жизни случилась авария. Не катастрофа, нет. Просто авария. Что-то сломалось. Возможно, к утру починят. А сейчас нужно говорить, чтобы не слышать собственных мыслей.
— Где ты
— Не знаю. Честное слово. И знать не хочу.
— Я могу тебе чем-нибудь помочь
— Просто говори.
***
Мама заболела после зимней сессии. Из-под меня словно землю выдернули. Я растерянно лежала на спине, глядя в угрюмые волчьи глаза января. Время текло мимо — медленное, липкое, разложившееся на секунды.
Я принимала снотворное и ложилась спать. Наступали мои двенадцать часов тишины: не было ни желтой палаты, ни звенящей люминесцентной лампы, ни сосущей пустоты января. Двенадцать часов я бродила по нескончаемому летнему Васильевскому, и разогретый асфальт жёг мои голые ступни. Мир моих болезненных снов был окрашен в три цвета: голубой, жёлтый и серый. Я просыпалась аккурат к приёмным часам, машинально собирала в пакет продукты и шла на автобус.
Через две недели маму выписали. Мы сидели за столом друг напротив друга и молчали — у нас не было ни сил, ни желания говорить.
— Телефон, — нарушила молчание мама.
Он надрывался уже давно, мы просто не замечали. Я взяла трубку и услышала твой голос — ты, как всегда, где-то бежал.
— Через пять минут спускайся.
— Зачем
— Спускайся, говорю.
Ты молча отдал мне свёрток и ушёл. Я развернула его в лифте — внутри лежали фрукты и записка «Пусть мама выздоравливает».
***
Жизнь тащила нас в разные стороны.
Времена года слиплись в гигантский ком и катились навстречу — от набережной Невы к набережной Смоленки. Я видела рыжую хвою лиственниц и понимала — осень. Лохматые облака цеплялись за золотые кресты Андреевского собора, я открывала зонтик и забывала закрыть, когда дождь стихал. Прохожие шли навстречу и улыбались. Я скользила на обледенелом тротуаре, чудом удерживаясь на ногах, и знала: пришла зима.
Не было ни ссор, ни прощания. Просто всё вдруг прекратилось — звонки, встречи Ты перестал появляться на парах и откровенно избегал меня. Мы разлетелись на десятки сухих вежливых приветствий и деловых писем. Недели складывались в месяцы, месяцы — в годы. Мы жили каждый своей жизнью, и только иногда щурились при виде похожего силуэта.
***
Сегодня я шла по Васильевскому и услышала музыканта. Он пел про батарейку.
«Батареясы утырды», — сказала я себе. Просто всё хорошее когда-нибудь заканчивается.

Источник