Раритет

Я дремала, когда дверь открылась на распашку, и кто-то вошёл в проём.
Из-за толстого слоя пыли, вижу плоховато: не разобрать кто пришёл. Только услышала : «бац!» рядом со мной, и уже никого. Опять темно, сыро.
Приглядываюсь что-то светло-металлическое и с хвостом.
Ты кто — спрашиваю
Утюг.
Мелкий ты для утюга. Утюг ого-го. С меня ростом и коричневый. Его же всё время на огонь ставят.
Ужас какой. Зачем
Ну и какой ты утюг если не знаешь зачем. Гладят-то горячим. Вот на буржуйке и нагреют.
Какая буржуйка, какой огонь, что ты несёшь, да сама-то ты кто
Лампа я.
Да ну! Этакое недоразуменее и лампа Сроду таких не видел: сверху стекло, с боку штырь с винтиком, не смеши меня.
Да правда, лампа я … керосиновая, иногда летучей мышью называют. Ну не тебе с хвостом судить.
Шнур это, дремучесть. Электричество через него проходит. В розетку включили и я горячий.
А, так ты уже из поздних.
Каких поздних
Тех, что пришли в дом уже после меня. Ладно, всё равно стоим пылимся, сейчас всё расскажу.
***
Вечерами меня ставили на стол поближе к кровати. От печки тепло идёт, а от меня свет и душевность.
Свет у кровати-то зачем Там же спят и как раз без света лучше, даже рекомендуют, чтобы как можно темнее было.
Вот дуралей, спать это позже. Перед сном бабушка с внучкой книжки читали. Сколько я сказок наслушалась. То про волшебное, то про жизненное, а то и про смешное. А картинки-то в книжках какие!
До сказок другое происходило. Ужинали, потом ещё и чай пили. Иногда днём грибов в лесу насобирают, а чистят вечером. Я опять свечу. Дел-то у людей с избытком. Как без меня
Можно подумать от тебя света много.
Так зачем много. Меня всегда переставляли ближе хватало. Времянка небольшая; мебель, лишь самая необходимая. Дача же для лета. Люди сюда из города приезжали.
Люди, ха. Всего-то бабушка с внучкой.
Не скажи. Это на неделе. В выходные нас всегда больше было. Родители присоединялись, частенько друзья наведывались.
Где вы там все помещались-то, сама говоришь маленькая времянка.
Маленькая не маленькая, а места всем находилось. Зато сколько всего в такие дни любопытного. Мне керосина нальют, чтобы уж на весь вечер хватило и отдыхают. А мне так всё нравилось.
Игры настольные, знаешь, как интересно. Стою, волнуюсь, у кого сколько точечек на кубике выпадет. Шесть фишек, а до финиша только одна дойдёт. То за внучку болела, уж больно она расстраивалась, когда не первой её фишка шла, то за бабушку. Бабушка, чтобы внучке помочь незаметно станции пропускала, якобы плохо считает, и я ей подыгрывала. Мигну огонёк не так ровно светится: потемнеет чуть, а потом опять разгорается.
Игры разные: в шашки, в шахматы или просто в картишки перекинутся, или по очереди в слова, названия всякие. Ещё стихи вместе по строчке сочинять. Ой, да всё и не вспомню, вот так сразу.
Больше всего мне нравилось, когда просто разговаривали. Истории одна другой интереснее или смешнее. Частенько мне казалось, что не я свечу, а больше чем от меня, света от улыбающихся, смеющихся людей. Только они этого не замечали.
Бывало разговоры другими становились. При таких, прям, застывала. Сколько узнавала. Там тоже истории, но уже о другом. Про жизнь, про чувства, про страны, про всё что в мире случается. Иногда кого-то вспомнят и так хорошо о нём говорят, сожалеют что он теперь где-то совсем в другом месте, а не с ними.
Днём меня на подоконник ставили. Ох, любила. Окно большое. Тополь раскидистый рядом рос, а от калитки дорожка-тропинка к времянке. В конце лета бесподобно хороша: по обе стороны флоксы белые расцветали, не наглядишься.
Нравилось смотреть кто чем днём занимался. Ну дети-то если не на участке, то или купаются, или в индейцев с доисторическими играют, либо ещё что придумают. Взрослые всякие ягоды соберут и на стол поставят. Да и вообще столько всего выращивали. Но уж и трудились: за всем ухаживая. Детям тоже давали поучаствовать — то что-то прополоть, пособирать ну и просто по хозяйству помочь.
Летними днями обедали и чай пили за столом под берёзками или на солнышке, а как стемнеет вновь меня берут с собой.
Я даже ночью на улице бывала, когда кто-то хотел на звёзды посмотреть или просто так по саду походить, молча посидеть. Ночами красоты и всего интересного, не насмотришься, не наслушаешься.
В пруду лягушки жили. Так они, знаешь как квакали, словно пели по очереди. Днём-то кузнечики, бабочки, а ночью сверчки. Ты бы слышал как болтают.
А мы сидим на скамейке и слушаем их. Или ёжик пробежит, на нас посмотрит, чёрным носом поводит и торопится дальше. Бабушка со мной часто выходила, блюдце с молоком ставила. Думаю, ему или его семье. Они рядом где-то жили.
Так лето короткое, а зимой ты что делала
Здесь оставалась.
Вот скучища.
Что скучного Не одна же я тут была. Снегом дверь во времянку завалит, и мы в своём мире под крышей. Тогда уже сами беседовали. Скучали по хозяевам. Самовар, так тот всё не унимался: с какой такой травой не успели чайку попить, да какие булочки с пирогами лучшие.
Керосинки-труженицы отдыхали. Ну ка поготовь вдвоём на всю семью с весны по осень каждый день. Готовили разное и не что-то одно, а и первое, и второе, и ещё что-то на десерт бывало разогреют. Буржуйка и грела — тепло давала, и если что, на неё тоже миску поставят, чтобы быстро разогреть. Она и рада подсобить.
Тарелки, чашки, чайники оставались. Было с кем лето вспомнить и время скоротать. Все мы знали скоро вновь наши приедут.
Ближе к весне, так и представляла, как возьмут и протрут аккуратно; всю меня почистят и опять на самое удобное место поставят, чтобы всегда под рукой.
Нравилось мне жить среди людей. Светить им, слушать, видеть сколько они сами друг другу тепла и света давали.
Вот когда новый дом построили, да это твоё электричество провели, — всё сразу изменилось. Хотя, не всё. Иногда, так же семья собиралась, и гости приезжали, и опять смех, игры, разговоры. Это мне уже было мало что видно и слышно. Где там, из под стола на веранде расслышишь. Так, обрывки. Вот и стояла с коробками гвоздей рядом. У них одна тема — стройка, а люди их совсем не интересовали. Больше общего с молотком, топором, да ножовками находили. Скучно.
Потом туда же и самовар попал. Ох, расстраивался. Радушный он, привык всех чаем поить и сиять. Стоять в центре , всех видеть, да радоваться. Правда, его скоро увезли. Он старше меня намного и какой-то, слышала, антикварный. Продали. Сначала порадовалась, мол думаю, опять в кругу семьи, пусть и не нашей, но тоже неплохо. Да как-то не очень ему повезло. Слухи дошли — стоит родимый за стеклом, и никто его даже не погладит. Ну а нам с утюгом на что было надеяться. Забыли нас совсем.
Бывало, когда что-то с электричеством случалось, меня ещё доставали, но уже ни протирать, ни заботливо на зиму повыше поставить… Ой, а керосинки так вообще на свалке свою жизнь закончили, а ведь крепкие были, надёжные, — свои же всё-таки. Да и готовили как и сколько. Ай, что говорить.
Не ной ты. Я тут тебя послушал и совсем расстроился. Ты хоть столько всего повидала и относились к тебе как хорошо. Дорожили. А я Шнур сломался и всё. Никто чинить не умеет, да и зачем, когда таких как я — пруд пруди. Пошёл новый купил.
Никогда ни одной истории не слышал, всегда в коробке, после того как поглажу. И с другим поговорить было не с кем. Сегодня с тобой больше чем за всю жизнь.
Не буду, прав ты. В начале тоже не очень-то огорчалась. Ну пусть не всегда, ну хоть иногда пригожусь. Слышала отсюда: из-под стола, люди по-прежнему колыбельные пели, сказки рассказывали, в игры играли, смеялись, общались одним словом.
А потом, ещё даже до сарая, стала замечать: тихо в доме. Каждый по своим комнатам и молчком. Вслух никто уже не читает. По ночам или спят, или, эти, как там…, шашлыки, барбекю…
Прежде, во времянке варенье варили в медном тазу, компоты делали; соки, через марлю, отжимали. А уют какой наводили. Везде занавески, вазочки с цветами, кружевные салфетки сами плели или крючком вязали, а уж какие вышивки — закачаешься.
Стол был круглый всегда со скатертью. И всё вместе, всё дружно, всё под шутки, да разговоры
А потом каждый со своим фонариком выйдет ненадолго и обратно.
Ламп, бра, торшеров множество, да никто около них больше не сидел.
А уж когда меня в сарай переставили и там и забыли, так совсем грустно стало. Там только такие же как я, и говорить не хотят или не умеют.
Да и какие истории у всех Никакие. В новом доме, ещё помню, хотела с линолеумом подружиться, так он молчит, ничего не знает.
Во времянке пол деревянный был, так у каждой половицы свой голос — сразу узнавала. У ковра на стене, знаешь какие истории , ого-го. Вообще не из наших краёв — восток знал. Шкаф из яблони, всем нам про позапрошлый век рассказывал заслушаешься.
Любая чашка,подстаканник столько могли вспомнить.
В последние же годы совсем всё изменилось. Даже из сарая слышу, приедут на машине два-три дня молчком в доме посидят, ну траву скосят триммером и всё. Ест каждый сам в одиночку, и никакие им вечера не нужны, и я не нужна.
Да что-ты уж так расстроилась. У всего свой век. Хоть пожила, посветила. Мы вот: современные, и этого не видали. Купят и быстро выбрасывают. Какой там протирать или погладить. Посуда, скатерти, салфетки все больше одноразовые удобнее.
Не себя жаль, хотя обидно, конечно. Всё ныне по-другому, а я сравниваю и как-то вижу, словно издалека. Прежде, не столько я свет давала, сколько сами мои люди с ним дружнее были. Душевность не из-за меня, она сама по себе была. Знаю: дорожили, берегли; чинили, если что. Так это тоже всё из-за душевности. Поверь, проще у людей всё было, да и сами они были проще, дружнее; любили быть вместе. Вот тут-то я и была и как обычная лампа, и как символ их тепла и света.
А теперь горько. Не хотела говорить, да уж скажу. Когда под стол поставили и доставали лишь при поломках с электричеством, чувствовала небрежность. Вещь я и всё. Не любимая, не домашняя, а просто вещь: безликая. Зажгли и потушили. Никто уже сердцем не тянулся, и моё никто не слышал.
Ну а про сарай что говорить. Ненужные, они и есть ненужные. Нас теперь есть чем заменить. Видать, там же на свалке и окажемся. Да и это бы не беда. Всё когда-то кончается пришла пора, что сделаешь.
Только странно как-то. Раньше, с дачи уезжая, даже маленькая девочка всегда до свидания говорила и обещала приехать И остальные так же, а тут запихнули кое как в пыльный угол и какое там спасибо или хоть слово доброе напоследок.
Будто и не было ничего.
Хотя, всё правильно:
с ненужными и прощаться ни к чему.
Алла Борисова

Источник