Ганконер

 

Весна пришла в Британию. Зазеленели холмы. По небу поплыли кудрявые белые облака, а на луга высыпали кудрявые белые овечки. Распустились крокусы, первоцветы и нарциссы. Вишни, словно счастливые невесты, облачились в свадебные наряды. В лощинах зацвел терновник.
Белолицая и златовласая пастушка Мери выгнала овечек на свежую траву.
Как и полагается всякой девушке в шестнадцать лет, Мери пела, собирала травы и цветы, плела венки и мечтала о прекрасном юноше, который заберет ее сердце, а взамен подарит свое.
Что привело Мери в это тихое место среди зарослей терновника То ли белый нежный цвет, такой хрупкий и беззащитный на покрытых острыми шипами голых ветвях. То ли дивная музыка, лившаяся откуда-то из зарослей, казавшаяся Мери неземной, и девушка не была уверена, что слышит ее на самом деле. То ли некое томное чувство, проснувшееся в глубине сердца и настойчиво зовущее за собой. И девушка шла, прислушиваясь к сладостному трепету в груди, тихой песней отзывающемуся на мелодию флейты. Чудится ли ей
Туман, лежащий спящим зверем на дне лощины, вдруг улетучился под порывом легкого ветерка, на Мери дохнул аромат цветущего терна, и она увидела того, кто играл! Еще не встречала пастушка никого прекраснее. Зеленые его глаза сияли и смеялись, губы целовали флейту, пальцы ловко танцевали, заставляя инструмент звучать. Смолянистые волосы ворошил ветер. И Мери остановилась перед ним, не зная, какие произносить слова, но уже зная наверняка, что любит его, и что нет никого на свете для нее дороже и милее этого незнакомца.
— Кто ты спросила Мери.
Он перестал играть, отнял инструмент от губ, улыбнулся и произнес:
— Я твоя судьба голос его звучал еще слаще, чем дивная мелодия флейты.
***
Нет лучшего места для успокоения нервов и упорядочения мыслей, нежели деревня. Леди Аннет считала исключительно верным решением свое намерение провести это лето в загородном особняке мужа, вдали от городской суеты. Ее супруг граф Лестер остался в Лондоне, завершать свои бесконечные дела. И, если уж быть откровенной, молодая женщина была тому рада. Муж намного старше леди Аннет, и их брак сложно назвать союзом любви.
Каждое утро графиня совершала конную прогулку, в одиночестве объезжая окрестные холмы. Сегодня кобыла захромала, и леди Аннет пришлось спешиться посреди безлюдной долины, обильно поросшей колючими зарослями терна.
Звук флейты стал для графини полной неожиданностью. Кто-то безо всякой фальши, так свойственной музыке местных пастухов, наигрывал вовсе не пошлую деревенскую песенку, а прекрасную мелодию. Женщина прислушалась, пытаясь определить, откуда льется музыка. Вначале ей показалось, что играющий находится в дальней части долины на юге, но как только она, решительно подобрав юбки, направилась в ту сторону, звук явственно донесся из-за ее спины. Леди Аннет в удивлении озиралась, списывая эти странности на проделки переменчивого ветра.
Неожиданно музыка зазвучала совсем близко и леди Аннет, повернув голову, увидела флейтиста высокого статного мужчину лет двадцати пяти, черноволосого и зеленоглазого. Она не испугалась его, хотя он появился словно бы из неоткуда, и кроме них хрупкой женщины и загадочного мужчины с неведомыми намерениями, здесь никого больше не было. Только Леди Аннет отчего-то знала он не причинит ей вреда.
— Кто вы спросила она, понимая, что ответ ей известен заранее. Сердце вдруг заколотилось, как бешенное, дыхание перехватывало от нахлынувших эмоций, совершенно не приличествующих английской леди. Мысли путались, Аннет ощущала острое чувство вины перед мужем, хотя причин винить себя не было… еще не было. Смутное бесформенное осознание того ЧТО она вскорости совершит, повергало ее в панику и сладостный трепет.
— Кто вы настойчиво повторила она вопрос, вслушиваясь в звуки собственного голоса, как в единственное сейчас свидетельство реальности происходящего.
— Ваша судьба, — с улыбкой ответил он, и леди Аннет обдало волной жара и непристойного желания, которого она благовоспитанная особа, никогда ранее не испытывала… тем более к постороннему мужчине…
***
Не нравилась Кармен эта земля, ой не нравилась! Цветы здесь несчастные, блеклые, жалкие. Туман постоянный гость. Дожди льют с неба, да не знают меры. Люди здесь холодные и злые. Музыки не понимает этот народ, и к хорошему танцу не лежит у него душа. И неведома им жгучая страсть ревности и любви.
Все в Англии совсем не так, как на южном побережье, где Кармен увидела свет.
Весна здесь не ведает настоящего буйства, лето — неприятное, дождливое, чопорное, как английские благородные леди, которые на Кармен и смотреть-то брезгуют. Зима и вовсе — что злобная, грязная и заносчивая старуха.
Лишь яркие краски английской осени ей по сердцу, а у Кармен горячее сердце, как у всякой цыганки.
Огненно-красный, желтый и оранжевый сменил бесконечную однотонную зелень, которая радовать может только одних овец. Кармен любовалась пейзажами, яркими, как цыганские юбки. Недолго любоваться — скоро придут хмурые тучи, укроют небо, и красок не станет видно, их скроют туман и дождь.
Она ушла из табора на рассвете, чтобы насобирать плодов терна кислых и терпких. Не любила Кармен их вкуса, а еще больше не любила она, раня руки, срывать эти синие ягоды, которые ревностно охранялись злыми острыми шипами так муж ревнует и бережет красавицу жену.
Музыка, неожиданно раздавшаяся из глубины зарослей, ранила ее в самую душу, потому что Кармен знала, кто играет и зачем. Знала она и свою участь, которая неотвратима, как наступление зимы вслед за осенью.
Она выпрямилась, отставила корзину с тернами, гордо подняла голову и расправила плечи, глядя невидящими глазами в переплетение шипов. Мелодия доиграла и стихла.
А он заговорил, оказавшись позади нее со стороны, противоположной той, откуда доносился звук флейты.
— Знаешь ли ты, кто я
— Да, — ответила Кармен, не оборачиваясь. Она ощущала, как сердце ее загорается огнем, от которого вскорости и погибнет, только лучше пламенно гореть и сгореть за год, чем тлеть долгие лета, не зная ни любви, ни тоски. Ты моя судьба.
Кармен обернулась и смело взглянула в его глаза таких глаз не видела она ни у одного мужчины.
Огонь внутри разгорался все жарче. А тот, кто шепчет о любви женщинам, а любит одну лишь смерть, улыбался.
***
Облетели листья. Пожухла трава. Висевшие на голых колючих ветвях плоды терна прихватил морозец. Выпал снег.
В деревне люди рано ложатся. На улицах пусто и темно. Лишь немногие окна освещены. Хозяйки вышивают, прядут или ткут при свете лучин и свечей. Некоторые поют. Печальная песня льется из крайнего дома, хотя в нем темно. «Я повстречала Люборечника по весне, а к зиме соткала себе саван» — женский голос так слаб и тих, что слух обычного человека не уловил бы ни мелодии, ни слов.
Темная фигура с ног до головы укутанная в плащ остановилась под окном пастушки Мэри та живет в этом доме.
Незнакомец постоял немного, прислонившись ладонями к захлопнутым ставням, а затем растворился в тенях ранней зимней ночи. Если кто и заметил его фигуру, то подумал, что это — лишь наваждение, туман и игра воображения.
А тем временем в замке графа Лестера умирала молодая графиня. Бледная, как выпавший к вечеру снег, иссохшая. Ее огромные из-за болезненной худобы глаза, лихорадочно сверкали, а пересохшие губы повторяли чье-то имя. «Мужа зовет, хочет попрощаться перед смертью» — подумала служанка, и поспешила позвать к постели умирающей графа.
Темная фигура в плаще, скользнула среди аккуратно постриженных кустов сада, остановилась у высокой стены, и неведомо как оказалась на балконе второго этажа, где располагалась спальня леди Аннет.
Служанка, ополаскивающая в миске налобный компресс для госпожи, заметила человека за стеклом, охнула, зажмурилась и перекрестилась, а когда вновь посмела взглянуть никого там уже не было.
Кто это И чего хотел Забрать душу бедной женщины А может попрощаться с ней
Неистовой печалью и одиночеством веяло от незваного гостя. Лишь одна ночь в году — на Альбан Артан отпущена ему, чтобы он мог, оставив свою лощину, попрощаться с теми, кого любил: с Мэри, повстречавшейся по весне; с леди Аннет, пришедшей к нему жарким летом; и со смуглянкой Кармен, что срывала плоды терна осенью.
Долго бродил он вокруг стоянки табора, но не мог переступить невидимую черту сильное цыганское колдовство охраняло временные жилища от подобных ему существ. И он знал, что уже никогда не увидит Кармен. Он отчаянно бился в незримую стену, стонал и завывал, словно зимний ветер или раненый зверь, а затем рассеялся, став туманом, лег на дно лощины, обняв колючий терновый куст, и уснул до весны.
***
Вновь расцвели долины. Теплое солнце согрело землю, даруя жизнь.
Но в цыганском таборе хоронили кого-то. Хоронили весело с пенями и плясками, как принято у этого народа, чтобы не знал печали их усопший на том свете. А когда тело предали земле и все легли спать, старая цыганка покинула шатер, вышла за пределы стана и направилась в дикие места, где в лощине цвел терновник. Женщина несла, прижимая к груди, сверток. По щекам ее струились слезы.
Она подошла к кусту, положила свою ношу, прошептала:
— Не место тебе, Гаджо, среди цыган. Ты чужак. Оставайся здесь, и пусть тот, кто тебя породил, решает твою судьбу.
Цыганка подобрала цветастые юбки, порывисто вытерла слезы и зашагала назад в стан.
Вслед ей донесся пронзительный плач младенца.
Цыганка остановилась, задышала часто, вслушиваясь в крики и борясь с желанием вернуться. Привычную для пустынной лощины тишь нарушил еще один звук мелодия флейты. Флейта играла все громче, а ребенок плакал все тише, а потом и вовсе умолк.
Цыганка прошептала охранные слова и поспешила вернуться в табор.
Гаджо нашел отец.
Автор: Скрипач

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *