Гости

В небольшой деревушке Большие Крюки, подохли птицы. По утру не одна кура или гусыня не вышла во двор. Подохли петухи, разноцветным тряпьем повиснув на жердях и крышах. Околели желторотики под крыльями мёртвых несушек. Даже мелкие чирикалки, что селились под крышами домов, в этот день палой листвой лежали под окнами.
Лишь вороны черноголовые с хитро блестящими глазами перекрикивались гортанными криками, нагоняя тоску.
— Не к добру это, — сказала местная староста, и как знала.
Кроме птиц деревня лишилась бочкаря. Еще с вечера он вместе с прочими жителями потреблял в корчме пиво, а нынче неуклюжей тушей возлежал у крыльца.
— Допился, — угрюмо изрекла она, оглядев покойника и велела готовить похороны.
Местные жители, погоревав о несушках и гусаках, взялись за дело. Птичьи трупы собрали в кучу, да и подожгли от греха подальше. Запах горелых перьев и жаркого наполнил улочки, впитываясь в облезлые стены домов.
Сапожник же, решил птицу припрятать в подпол, а опосля продать в корчму, чай возьмут за медяк, все денежка в кармане.
Тем временем родственники усопшего, истошно завывая и царапая лица, потянулись к погосту. Волокуши с телом покойного тянули его сыновья, как бы чувствуя, что забота о доме теперь лежит на их плечах. Бочкарь и при жизни имевший лишний вес, нынче выглядел особенно паскудно. Рожа его потемнела и опухла, рот приоткрылся и черный, словно земляной корень, язык вывалился наружу.
Бабы шептали обережные слова, мужики молча мяли шапки. Так и дошли до погоста.
Сгорбленный могильщик ткнул корявым пальцем в пустое место меж двух засохших кустов и удалился. Сыновья бочкаря, похватав лопаты, быстро раскидали рыхлую черную землю, засыпав кусты по самый верх.
Затем опустили тело отца в разверзшуюся утробу и также лихо засыпали яму. Родня еще с часок-другой повыла псиными голосами, да и разошлась по домам, прячась от холодного ветра и моросящего дождя.
Деревня словно оцепенела от налетевшей непогоды, и лишь вороны все так же переругивались, да топтали чернозем лапами, выхватывая из грязи белесые кольца червиных тел.
Бочкарь вернулся ночью.
Все такой же распухший, страшный, перемазанный грязью, он скреб дверь родного дома и невнятно мычал. Выглянувший было сын, вмиг поседел со страху и более не показывался. До утра за окнами метались огоньки свечей, да слышался надрывный плачь вдовы. А покойный все скреб и скреб дверь, оставляя в отсыревшей под дождем древесине кусочки плоти и ногтей. Мазюкая синее полотно бурыми разводами застывшей крови, да грязью.
Не спалось и сапожнику. Посередь ночи подполом началась возня. Кто-то размеренно стучал в половицы с низу, не громко, но уверенно. Этот стук заставил хозяина дома, лишь только небо утратило черноту, бежать прочь из родной избы. Именно он и столкнулся с бочкарем первым.
Его крик разбудил деревню не хуже петушиного.
Соседи, высыпавшие на крик и увидавшие почившего, поняли, что дело дрянь. Самый шустрый малец был отправлен за Добрым человеком.
Тот пришел, и поглядев на мертвого бочкаря, все так же скребущего дверь, велел наточить кол.
Пронзенный, словно кабан на охоте, труп, не унимался. Два дня он дёргался, как рыбка на крючке, пугая тем самым старух и развлекая детишек. За это время бочкарь еще больше распух и вонь от его тела привлекала тучи мух.
Слова из книги Добра и прочие ритуалы не помогли.
— Будем рубить, — решила староста на третий день, и первая взялась за топор.
Странное и мрачное зрелище предстало перед деревенскими. Суровая баба и сыновья бочкаря, один из которых теперь был седым, секли трепыхающееся тело, пачкаясь в гнилостной жиже.
К ужасу жителей, обрубки продолжали трепыхаться, словно некая мрачная сила поддерживала в них подобие жизни. Распухшие руки карябали червеобразными пальцами почву, откатившаяся голова вращала мутными глазами, да слегка шевелился черный язык.
Все обрубки сложили в кучу и подожгли. Но даже сквозь пляшущее пламя люди видели, как корчатся, дергаются, коробятся куски того, кто раньше был бочкарем.
Заворожённые страшным зрелищем, люди не заметили вереницу дохлых птиц, роняющих перья, слепо шагающих прочь из деревни. Только сапожник, стуча зубами под проливным дождем, проводил мертвый выводок до околицы и первым увидел троих путников.
Мелкие, совсем дети, они неторопливо шли по раскислившейся дороге, словно не замечая ледяной дождь.
Вот они подошли поближе, и сапожник обмер, разглядев их лица. Бледный мальчонка в рваной одежде, голая девица, укрытая лишь своими волосами, да обожжённый малец, взирающий на мир бельмами глаз.
Сапожник успел вскрикнуть, а затем зашелся сухим, изматывающим кашлем. Все нутро его скрутило от боли и жара. Он упал лицом прямо в лужу и мгновенье спустя, затих.
Война, Голод и Чума, словно и не заметив распластавшееся поперек дороги тело, перешагнула через него, входя в деревню.
Воронье закружилось над обреченным селением, поминая еще живых людей хриплым, надрывным карканьем.
Гладкая

Источник