Чистая правда

 

Чистая правда - Я что, умерла прошептала Марина, хихикнув, но вместо привычного звучания собственного голоса раздалось лошадиное ржание: приглушенное, словно издалека. Локоть упёрся во что-то

— Я что, умерла прошептала Марина, хихикнув, но вместо привычного звучания собственного голоса раздалось лошадиное ржание: приглушенное, словно издалека.
Локоть упёрся во что-то твёрдое. От духоты внезапно затошнило.
— И где это я — произнесла женщина, вновь услышав ржание, но теперь пронзительное и звонкое, прямо над самым ухом.
«И как это понимать» — подумала, вглядываясь в душную темноту. «А лошадь-то где»
Руки и ноги затекли она и не знала, что так бывает: враз, чтобы все конечности онемели. Повернув голову налево, вздохнула с облегчением. Направо улыбнулась. «Хотя бы голова двигается», — мысленно хихикнула.
— Значит, не умерла! воскликнула, и громкий лошадиный вопль ворвался в темноту, проник в самые перепонки, отчего Марина закричала еще громче. Ржание не прекратилось, напротив, стало сплошным непрекращающимся потоком звука.
Женщина замолкла, прислушиваясь к тишине, словно ощупывая. «Бред, бред, бред, — пронеслось в голове. Бредовый абсурд»
Вдруг резко тряхнуло, и Марина ударилась головой. Поморщившись, оглядела темноту. «Землетрясение» — подумала, почувствовав, как кто-то поднимает её, хоть она и неподвижна. Странные ощущения. Тряхнуло с новой силой, и теперь Марина оказалась вниз головой, но не подвешенной вовсе, а просто вниз головой. И вновь почувствовала, как несётся вверх, словно кто-то тянул её, стоящую вниз головой, но вовсе не за ноги, а за всё тело одновременно.
— Помоги-и-и-те-е, — прохрипела она, фыркнув, а затем закричала во всё горло. Помогите же, кто-нибудь! Лошадь вторила вслед, если не в унисон.
Постоянно задевая локтями, руками, ногами, головой что-то твёрдое, чего было, к слову, много, чертыхнулась, не обращая внимания на звуки, которые издавала кобылка.
Вдруг стало легко и свободно, словно кто-то открыл банку. Свежий воздух ворвался в ноздри, и она втянула изо всех сил, почувствовав запах ванильного пряника.
— Что за… воскликнула Марина, завертев головой. Пряник Лошадь громко заржала. Да заткнись ты… — хотела было выругаться, как замерла, не в силах произнести и слова.
Вначале сквозь поредевшую темноту разглядела пять огромных, несущихся прямо на нее, пятен. Пытаясь сохранять ледяное спокойствие, как учила мама и в любой ситуации, закричала изо всех сил, почувствовав, как что-то крепко сжало и потянуло наверх. Зажмурившись, Марина разрывалась диким криком, поняв, что её, видимо, вместе с кобылой, которая так же не собиралась замолкать, вытаскивают из этого непонятного места.
— А-а-а-а-а! вопила женщина в унисон с клячей. По-мо-ги-те-е!
Огромное пухлощекое лицо с глазами, выпученными так, словно вот-вот вывалятся, заставили замолкнуть. Марина испуганно смотрела на гигантский нос, практически упиравшийся в неё, ощущая запах ванильного пряника.
— Э-это что еще та-ко-е… вырвалось вместе с лошадиным фырканьем.
Не в силах пошевелить головой, смотрела то налево, то направо, отчего глаза тут же заболели, но ничего, кроме лица, она так и не увидела. Когда огромный рот растянулся в кошмарной улыбке, за которой не было двух передних зубов, хихикнула. В подобных ситуациях — хотя ничего подобного с ней еще не происходило — отчего-то всегда появлялся этот странный смешок внутри. Огромная пропасть, в которой должны были сверкать зубы, отдалилась, и Марина вздохнула с облегчением. И чем больше она могла разглядеть с каждой секундой, тем меньше ей всё это нравилось.
— Так это я что ли, лошадь! воскликнула женщина, почувствовав резкую боль в области груди, словно кто-то изо всех сил сдавил тело. Эй, ты там, поосторожнее! — детская рука крепко держала фигуру. Да ладно бы лошадь! Конь! — заржала она. Шахматный конь!
Картонный тубус, из которого её достал мальчишка, лежал внизу, рядом с расстеленным шахматным полем из ткани у её дочерей был такой же — а она парила в воздухе. Пальцы, тёплые и потные, сжимали тело.
— Бред, бред! Всё это просто со-о-о-он, — заверещала она, резко падая прямо на поле в черно-белую клетку.
«Теперь точно умру…» — пронеслось шальной мыслью.
Но вместо удара почувствовала что-то мягкое и вязкое под ногами, проваливаясь, погружаясь в тёплую слизь. Перед глазами зеленоватая полупрозрачная пелена. Женщина перестала дышать, а в горло проникала вязкая жидкость, вливалась внутрь, наполняя тело. Но она не тонула вовсе, а сама была этой странной, склизкой мерзостью. Закрыв глаза, Марина покачивалась, словно на волнах. «Всяко лучше, чем ржать дикой лошадью», — мысли плавно текли, исчезая. Сколько она так покачивалась и разливалась, поддавшись потоку, совсем не волновало. Спокойствие и тишина после темного и тесного тубуса радовали. «Сейчас бы пряник…» — подумала, хихикнув.
Резкий звук, и её понесло по каким-то каналам, засасывало, словно трубой пылесоса. Булькая, Марина мчалась с невообразимой скоростью. Что-то огромное втянув её, взревев, вдруг выплюнуло. Плюх растеклась она вязкой лужей.
Зажмурившись от яркого нет, не солнца окончательно решила, что умерла, глядя перед собой. Марина была бы рада, окажись это солнцем. Еще лучше, очутись она на зелёной солнечной поляне, обдуваемая теплым ветром, развивающим лёгкую, прозрачную ткань длинного подола платья, но нет! Жмурилась Марина от яркого калейдоскопа и вовсе не разноцветных камней, а лиц! Самых настоящих человеческих лиц: женских и мужских. Карие, зелёные, голубые, серые глаза огромные, с баскетбольные мячи, узкие, словно дверные щели множество, множество глаз. Лица смеялись, строили рожи, улыбались, злились и мелькали, мелькали, мельтешили перед глазами. Женщина с трудом всматривалась в бесконечный поток, пытаясь узнать хоть одно из них, как вдруг тонкие, как листы бумаги, зеркала десятки зеркал лопнули, разлетевшись тысячами мелких осколков.
Марина сидела на высокой, кирпичной стене, весело болтая ногами, больше не пытаясь обдумать происходящее. Длинная, бесконечная стена тянулась и вправо, и влево не было ей конца. Улыбаясь, она разглядывала картинки, словно слайды, сменявшие друг друга. Внезапно раздался голос, елейный, проникновенный.
— Как ты, милая лицо супруга, встревоженное, но, как всегда, красивое.
— Да вроде ничего, — еле слышно и осторожно ответила Марина, прислушиваясь к собственному голосу, который вдруг показался невероятно притягательным и нежным. Да что скрывать, было чертовски приятно услышать саму себя, а не ржание лошади или, того хуже, булькание зелёных соплей!
— Мамочка! Мама-а! закричали по очереди, а затем наперебой девчонки.
Веселые хохотушки и проказницы прижались к ней и затихли.
— Я попала в аварию Марина разглядывала любимые лица с огромным удовольствием. И сколько я пробыла в коме
— Ты чего, мам! засмеялась Юлька. Какая авария, какая кома! Вот ты даешь!
— Ты ж полы решила вымыть, да ведро ногой зацепила, воды разлила мо-о-ре! — перебила Маша.
— Ну и подскользнулась. И ка-а-ак треснешься головой! воскликнула Юлька.
— Напугала нас сильно, — Вадим улыбнулся, не сводя взгляд карих глаз.
— Мам! А что ты видела спросила Маша, прикусив губу, как она всегда делала, сражаясь с нетерпением.
— Э-э-э, — протянула женщина, мысленно отгоняя воспоминания. Тоннель. Да, тот самый тоннель, о котором все рассказывают.
— И свет серьезным тоном спросила Юлька.
— И све-ет, — кивнула, улыбнувшись.
— То есть всё это правда — Маша приоткрыла рот от восхищения.
— Чистая правда.
Теперь Марина знала, откуда пошли все эти истории про тоннель и свет не рассказывать же про вязкие сопли и шахматную лошадь! Кто знает, что видели другие Нет, про тоннель как-то красивее будет. Хихикнув, она обняла девчонок, по очереди вдохнув знакомый запах кучерявых волос.
— Как хорошо, что всё закончилось…
Каман

 

Источник

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *